Бабочка на огонь - Елена Аверьянова

«Игра стоит свеч, — думает Злата, когда берется за вишневый тортик. — Всех свеч, которые когда-нибудь зажгут в честь Златы Басмановой зрители. Так же, как они делали это на огромных стадионах Америки, Англии, Германии для рок-идола Фредди Меркьюри».

Не осилив весь вишневый тортик, Злата снисходительно улыбнулась — по отношению к себе, конечно. Что ж, и она бывает банальной, и ей, по инерции мышления, вспомнилась песня, прославившая «Куин». Кстати, под каждым словом припева Злате было не жалко и свою подпись поставить. Особенно сейчас, в предвидении будущего.

Кассандра Юльевна смотрела на модно одетую молодую женщину с любопытством. Для нее теперь, в силу возраста, все люди моложе шестидесяти были молодыми. Что-то ей все же подсказывало, что эта стильная дамочка на самом деле старше своего внешнего вида, но, сколько Кассандра Юльевна ни вглядывалась в пришелицу с улицы, понять, почему она так подумала, никак не могла. Одежду гостьи из системы доказательств, подтверждающих догадку Кассандры Юльевны, можно было сразу исключить. Голубой костюм с нежно-салатовым, воздушным платочком на шее, казалось, только что нарисовался в воображении модельера с именем, сшился в очень ограниченном количестве, в поток ширпотреба никогда не запустится, один из двух или трех чудесных летних экземплярчиков из льна, случайно или закономерно, оказался на гостье Кассандры Юльевны.

Маникюр, педикюр, макияж, стрижка — все, о чем старая, нищая провинциальная актриса на пенсии могла лишь мечтать, даже не мечтать, а только догадываться, что все это существует и на чье-то благо, на поддержание чьей-то красоты работает постоянно, все это в гостье, естественно, присутствовало и тоже ничего плохого не могло сказать о настоящем возрасте Мирры Совьен.

— Зовите меня просто Мирра, — сказала неизвестная в голубом простуженной от вечных сквозняков Кассандре Юльевне и обнажила великолепную, вот уж точно не свою, челюсть.

Все зубы у новой знакомой были на месте. Кассандре Юльевне стало завидно. Она захотела захлопнуть входную дверь, но, услышав, зачем к ней пришла дама Мирра, несколько повеселела. За подробный рассказ о сестре, она не упустит возможности, сорвет куш — неплохую добавку к пенсии, раскулачит красавицу без возраста.

— Наше семейство, папа, рано умершая мама, я и Сабина истово и честно служило театру. Я выступала под псевдонимом Радлова, отец, — Кассандра Юльевна лихо закатила глаза, — о-о-о, какой это был артист, — с придыханием, которое ей отец и ставил, когда она была еще начинающей актрисой, простонала беззубая старушенция. — Какой герой-любовник! Весь город плакал и стоя аплодировал, когда он умирал в заключительной сцене драмы «Кровь и слезы». Не слыхали о такой пьесе? Написанной, между прочим, нашим, местным, очень талантливым автором. Как же была его фамилия? — Кассандра Юльевна повернулась к мадам журналистке профилем, который в молодости называли точеным, выдержала паузу, как учил ее папа, и томно вздохнула: — Не помню.

Желая насладиться произведенным ею эффектом, бывшая статистка посмотрела на гостью и вернулась из рая грез и воспоминаний на землю: у дамы лицо искривилось. Кассандра Юльевна растерялась и потеряла нить разговора. Мирра, продолжая кривиться, то ли смеясь, то ли ужасаясь, сухо сказала:

— Все это, конечно, очень интересно, но я заплачу вам только за сведения о Сабине Огневой. Даже не за рассказ о ней, пестрый от вашего личного отношения к сестре, а исключительно за факты ее биографии. Это вы в состоянии сделать? Если нет, я поищу других людей, хорошо знавших актрису и человека Огневу.

Жирная рыба хотела выскользнуть из сетей, и голодная Кассандра Юльевна заплакала. Опять она делает то, за что ругал ее отец, — переигрывает.

— Ду-у-ра, — страдальчески восклицал папа, наблюдая младшую дочь в роли. — Где ты видела, чтобы человек так смеялся? Так говорил? Зачем ты все время машешь руками? Душой работать надо. Пошла вон со сцены. Сопочка, — голос отца менялся, становился уважительным, — покажи ей, как правильно страдать.

Об этом Кассандра Юльевна не расскажет — ей, несмотря на возраст, перед гостьей стыдно. И обидно, да-да, обидно, что лучшие куски жизни достались Сабине.

«Все Сопочке», — опять забрюзжало в душе неудавшейся актрисы, ничьей жены, матери тоже никакой — Кассандры Юльевны.

— А вы, собственно, кто? — догадалась наконец спросить она пришелицу из совершенно другого мира Мирру. — По какому такому поводу моей родной сестрой интересуетесь, как милиционер?

Совьен объяснила, а Кассандра Юльевна, закрыв глаза, поняла, что дождалась. Пришел посланец из семейства Басмановых. Ей ли, Кассандре, не знать, кто такой ярчайший представитель княжеского и творческого рода — Артем Сергеевич. Ей ли не знать?

— Значит, вы говорите, что Сабина была четвертой женой Артема, а вы — третьей? — насмешливо спросила старуха Мирру. — Понятно.

Дама в голубом внезапно показала зубы, но не в улыбке. Разозлилась, видать.

— Что вам понятно?

— Ну, мне понятен ваш пыл узнать о более удачливой сопернице побольше, — съязвила Кассандра, казалось, наплевав на обещанное вознаграждение. — Если бы меня муж бросил, я бы тоже захотела убить обоих… печатным словом. Хотя столько лет прошло…

— Что ж, — сказала дама, вставая, одергивая идеально сидящий на ее стройной фигуре костюмчик. — С вами мне все ясно. Спасибо, что сразу не выгнали.

— А я не знала, кто вы, — улыбнулась беззубым ртом гарпия.

Мирра Совьен ничего не ответила выжившей из ума старухе, которая по возрасту была младше ее, пошла на выход молча.

Следуя законам гостеприимства, Кассандра Юльевна, покряхтев, тоже встала и, двигаясь вслед за обидевшейся на правду «писательницей», принялась, пока горячо, ковать железо, вести свою игру, играть сцену, в которой — ее выход.

— Получила я вчера пенсию, — сообщила она Мирре важную новость, от которой даму в голубом передернуло. — Пенсия маленькая, но на две котлетки на сегодняшнее утро я все-таки потратилась. Да вот беда, — Кассандра Юльевна почмокала старушечьими губами, — подгорели котлетки, забыла я про них. И Мишаня бы их жрать не стал, — вспомнила бабушка про сдохшего песика.

— Всего доброго, мне пора, — попробовала опять вырваться из сетей жирная рыба Мирра.

— Так на кухне от жареного так воняло, так воняло, — продолжала рассказывать о котлетах Кассандра, не слыша прощальных слов дамы в голубом. — На всю квартиру. И сейчас воняет. Понюхайте.

«Меня сейчас вытошнит», — «ответило» Кассандре лицо Мирры Совьен.

Бабушка Яга, какой наверняка казалась Кассандра Юльевна Мирре Леопольдовне, поводила по воздуху носом, пошмыгала, принюхиваясь, перестала паясничать и посмотрела на злую писательницу умно.