Сезам, закройся! - Ольга Хмельницкая

– Азбукой Морзе гавкни, что ли, – предложил Богдан, глядя на его огромные и острые, как тесаки, зубы.

Зверь подошел к «УАЗу», поднялся на задние лапы и ткнулся носом в стекло.

«Аптечка», – понял Рязанцев, чувствуя, как в его груди екнуло сердце.

Он быстро распахнул дверцу, вытащил белый ящичек с красным крестом на боку и, повинуясь взгляду животного, бывшего ранее человеком, раскрыл его. Пес быстро осмотрел содержимое, потом коротко гавкнул, закрыл аптечку ударом лапы и схватил ее в зубы.

– Кто-то болен? – спросил Овчинников.

Комиссаров кивнул.

– Нам пойти с тобой?

Бывший директор НИИ Новых биотехнологий снова кивнул и помчался в заросли. Оба мужчины побрели за ним, утопая в жирной глубокой грязи. Они добрались до черных глухих зарослей и стали яростно через них продираться, широко используя ненормативную лексику. Только тут Степан понял: чтобы добраться до норы, у полковника с Богданом уйдет минимум час. Сам он мог преодолеть это расстояние за несколько минут.

Алексей Гришин и его подруга, переводчица Юля, вышли из вычислительного центра института, намереваясь пойти в столовую, расположенную рядом с пищеблоком, и перекусить.

– Я хочу чаю, – капризно сказала девушка, чьи глаза были скрыты за темными очками, – и еще я мечтаю о пирожном.

Алексей, волочащий огромные ноги, похожие на лыжи, не стал говорить, о чем он мечтает, но как бы невзначай провел ладонью по заднице Юлии. Та зарделась.

– Это мы сделаем вечером, – сказала она, шутливо стукнув Гришина по пальцам. – А сейчас убери руки, вдруг кто-нибудь увидит!

Вечно унылое лицо Алексея приобрело еще более подавленное выражение.

– Ладно, я подожду, – сказал он.

Юля засмеялась, но ее смех внезапно оборвался.

– Что это? – испуганно спросила она.

Алексей повернулся. Лестница была пуста.

– Наверное, показалось, – пожала плечами переводчица, переводя дух.

– Конечно, – кивнул Гришин, с трудом переставляя ноги, словно они были чугунными. – У тебя сегодня было очень много работы.

И он снова провел ладонью по заднице Юлии. На всякий случай она еще раз обернулась и посмотрела на лестницу.

Никого.

«Действительно, показалось, – подумала переводчица, на всякий случай два раза хлопнув глазами под темными стеклами, – привидится же такое!»

Крысы, повинуясь приказу вожака, начали медленно сжимать кольцо.

– Ну и что нам делать? – спросил Коршунов, выливая на свою майку еще один стакан воды.

– Надо отсюда бежать, – сказала Зинаида Валериевна, нервно облизывая сухие губы. – Не в смысле бежать из приемной, а вообще – из института!

– И где я буду работать? – спросил Виктор. – Мне же каждые два часа нужна ванна, как Ихтиандру.

– Будешь сидеть дома и писать роман, – отрезала бухгалтерша. – Фантастический. Напишешь правду, и получится фантастический роман. Заработаешь кучу денег.

– А может, ты станешь водолазом или инструктором по дайвингу, – подсказала секретарша Сонечка. – На твои услуги будет большой спрос.

– А я куплю себе искусственную челюсть, и все дела, – пожала плечами Зинаида Валериевна. – Если тут у нас складывается такая сложная ситуация, то ну их, эти зубы!

Дрыгайло и Коршунов синхронно повернулись и посмотрели на секретаршу.

– Ну а ты, Сонечка? С нами? – спросил Виктор.

Секретарша побледнела. Она нервно сглотнула и посмотрелась в зеркало.

– Я бы пошла с вами, – медленно сказала она, – но… но…

Секретарша повернулась и ткнула хорошеньким пальчиком в двери, обитые уродливой пупырчатой кожей.

– Я просто боюсь, – объяснила она. – Помните, что случилось с доцентом Зергутовым? А ведь он тоже пытался убежать!

Дрыгайло и Коршунов повернулись и с содроганием посмотрели на двери.

– Он ужасно орал, – сказала Соня, – наверное, было слышно и в десяти километрах отсюда. А в институте, заметьте, еще полно дверей, которые можно декорировать.

– Ты думаешь, Утюгов посмеет? – глухо спросил заместитель директора.

– Один раз посмел же, – пожала плечами секретарша. – Я думаю, что он специально обил двери кожей Зергутова после того, как тот вырос размером с трехэтажный дом и лопнул. Чтобы другим было неповадно. И вообще, меня смешит такая постановка вопроса: «Утюгов посмеет, Утюгов не посмеет»… Он наш местный диктатор, у него абсолютная власть. Что хочет, то и делает. И я тебя уверяю, если он захочет обить твоей кожей стульчак у себя в туалете, ты ничего не сможешь этому противопоставить.

Услышав про стульчак, Коршунов насупился.

Ева упорно прыгала на одной ножке и трясла головой.

– А ну, вылезай, – приговаривала она, – ты, отвратительное создание природы и человека!

Раненый мозгоед, которому постоянные прыжки жертвы мешали продвигаться вперед, озверел и принялся кусать девушку изо всех сил, сжимая крепкие челюсти. Кровь хлынула ручьем. Красная, горячая, она текла по шее и плечу Ершовой. Боль в голове была чудовищной.

– Давай, кусайся, – хрипела Ева, – авось тебя вымоет из уха потоком крови!

Ее одежда промокла. Рот девушки быстро наполнялся горячей солоноватой жидкостью.

«Так недолго и от потери крови скончаться», – подумала Ершова, на секунду переставая прыгать и дергать головой вверх и вниз.

В тот же момент мозгоед двинулся вперед и приблизился к мозгу еще на полмиллиметра.

– Ах ты, сволочь! – воскликнула Ева.

Кровь хлестала струей. Насекомое напрягло уцелевшие лапки и передвинуло толстое брюшко еще на треть миллиметра. Его уродливая голова уткнулась в барабанную перепонку девушки. Твердые челюсти сомкнулись. Перепонка лопнула. Ева мгновенно оглохла на одно ухо.

– Не-е-е-ет! – испуганно завопила Ершова и сильно дернулась, ударившись головой о кирпичную стену.

Она ужасно жалела, что у нее нет ни шпильки, ни заколки-невидимки, ни пилочки для ногтей, ничего такого, что могло бы помочь выковырять насекомое из ее уха или хотя бы нанести ему некоторый ущерб.

Вдруг здоровое ухо девушки напряглось. Откуда-то слева послышался громкий удар, словно камень стукнул о сталь.

Ба-у-м!

– Что это? – спросила саму себя Ева.

В этот момент удар повторился.

Ба-у-м!!

Ершова быстро повернулась и прижалась к стене здоровым ухом. Ей показалось, что где-то недалеко шумит вода.

– Никого нет, – сказала Юля, заходя в столовую. – Непонятно, а где же Ульяна Ильинична?

– Наверное, вышла, – тихо сказал Гришин, придерживая подругу за локоток.

Он развернул Юлю и впился губами в ее губы. Темные очки девушки поползли в сторону. В этот момент вожак прыгнул вперед.

Алексея спасли темные очки подруги. За мгновение до прыжка он увидел в гладкой черной поверхности отражение зверя, приготовившегося к прыжку.

– А-а-а! – заорал Гришин, сбивая Юлю на пол.

Очки упали и разбились. Во все стороны брызнули осколки темного стекла. Вожак пролетел в миллиметре от лица Гришина и тяжело обрушился на стол. Через мгновение зверь повернулся. Его красные глаза блестели. Алексей схватил в руки табурет. Изо рта крысы капала слюна. Рыльце ее было перекошено от ненависти.

– Я ни в чем не виновата! – закричала Юля, глядя на зверя. – Помогите, кто-нибудь!

Но в помещении никого не было. Буфетчица Ульяна Ильинична, обычно делавшая для сотрудников НИИ бутерброды и наливавшая им чай, была мертва уже около двух часов. Ее тело, располосованное острыми зубами, лежало в подсобке, где она надеялась спастись от смерти.

– Я ничего не сделала! – продолжала кричать Юля.

Гришин молчал, сжимая в руках табурет. Вожак повернулся к орущей девушке.

– Примерно так же я чувствовал себя в армии, куда меня забрали со второго курса института, – сказал Овчинников, с чавканьем вытаскивая ноги из грязи. – Только автомата Калашникова не хватает и танковой рации.

Тьма была кромешной. По лицу полковника и Богдана хлестали колючие ветви, корни цеплялись за ноги, сверху капало.

– Скажи спасибо, что у нас есть проводник, – мрачно сказал Владимир Евгеньевич.

– А куда он, кстати, нас ведет? Не забывай, что псы любят мясо, – мрачно пошутил Овчинников.

– А аптечка тогда зачем? Для отвода глаз?

Богдан поскользнулся и упал.

– Фу-у-у, – сказал он откуда-то снизу, – какая тут гадость внизу! Червяки какие-то.

– Дождевые? – уточнил Рязанцев.

– Может, и дождевые. А может, и личинки какие-то, уж больно они скользкие, – пробормотал Богдан, поднимаясь и отряхиваясь. – Я, кстати, когда падал, ботинок потерял.

Они принялись рыться в грязной жиже, пронизанной корнями и кишевшей уродливой живностью, но ботинок как сквозь землю провалился.

– Я думаю, что его уже сожрали местные жители, – неудачно пошутил полковник.

– Странно, неужели твердый, жесткий и пропитанный вонючей краской ботинок лучше, чем вкусная, сочная и мясистая нога? – подхватил Овчинников и вдруг завопил благим матом.