Куртизанка (СИ) - Юлия Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, осмотрев ряды табакерок, она пришла к выводу, что на сегодня всё. Чем больше времени она проводила здесь, в квартале дорогих мастерских и бутиков, тем более приходила к выводу, что хочет поехать домой. Не туда, в клуб, где она обитала последний год, а на Лонг Айленд — куда, по словам Ливи, вход ей был закрыт.
Заглянув ненадолго в клуб, она велела Чезаре подняться наверх и сбросить сумки прямо на пол, а затем, снова поймав такси, отправилась в то место, по которому скучала весь последний день.
Они с отцом созванивались не очень часто — не потому что Элена не хотела, а потому что Лучини-старший был уверен, что дочь его отправилась служить на флот. Связь между дальними мирами была дорогой, а в приграничье — например, в зоне вновь открытых двадцати миров — вовсе не ловил телефон. И потому Карло Лучини сам всегда говорил, чтобы Элена не разговаривала слишком долго и лишний раз не звонила.
Иногда, как сегодня, от этого Элене становилось особенно тоскливо, но в целом она давно уже привыкла к мысли о том, что стала взрослой, и ей негоже ежедневно созваниваться с отцом.
Едва переехав мост, отделявший от Сити крайнюю металлическую платформу, за свою продолговатую форму прозванную Лонг Айлендом, Элена пожалела о том, что не догадалась переодеться и приехала сюда в том же серебристом костюме, в котором, как правило, выходила днём.
Такси остановилось у самого края моста, и ехать дальше таксист отказался наотрез.
Расплатившись с ним, Элена оглянулась на Чезаре, чьё присутствие немало придавало ей смелости в окружении серых металлических стен, исписанных краской, и обвалившихся каменных руин.
«Будь проклята, моя родина Лонг! Сгори! Провались! Исчезни из памяти!» — гласила одна из надписей. На другой стене Элена увидела ещё одно проклятье: «Пусть пронзит тебя «Копьё судьбы!» — гласило оно. А на третьей почему-то было написано: «Восстань, остров рабов! Пробудись!»
Элена качнула головой, отвлекаясь от мрачной картинки, и двинулась вперёд. Нищета, ощущение опасности, отчаяние и безысходность накрыли её с головой и с каждым шагом становились сильней. Возле пластиковых мешков с мусором, валявшихся на тротуаре, возились мальчишки. Неподалёку от них слепой саксофонист с глазами, затянутыми белым бельмом, играл блюз. На ступеньках домов сидели старухи и безучастно смотрели куда-то поверх голов двух идущих по улице молодых людей.
Наконец Элена разглядела среди надписей и знаков, испещривших дом, который она некогда считала своим, вывеску со змеёй, обвившей чашу с вином. Она устремилась к двери и уже у самого входа столкнулась с отцом — тот увидел идущих через окно и, выйдя навстречу, тут же обнял Элену, бросившуюся, в свою очередь, с объятиями к нему.
Они поздоровались.
— А это кто? — спросил отец, указав на Чезаре.
— Это мой… мм… друг.
— Вместе летали в двадцать миров?
Элена горько усмехнулась.
— Да. Вроде того.
— Я как услышал, что эскадрилья зашла в порт, сразу подумал о тебе. И вот!
Элена ещё раз обняла отца, чтобы не отвечать. Затем тот пригласил её в дом. Миновав небольшой и тёмный партерный этаж, где располагалась аптечная лавка, Карло провёл гостей в часть, предназначенную для своих.
— А больше нет никого? — спросила Элена.
Рука Карло, наливавшая чай, почему-то дрогнула, и он покачал головой.
— Фредерико не звонит уже год, — сказал он, опустив чайник на стол, — не знаю, что с ним. Ты бы поспрашивала у своих.
Элена серьёзно кивнула. Это она мог сделать — даже при том, что на флоте не служила.
— Про Франческу ты знаешь… — Карло замолк, и в наступившей тишине урчание желудка Чезаре прозвучало особенно громко. — Чёрт, надо же вас накормить.
Он полез копаться в шкафах, где, насколько смогла разглядеть Элена, не было ничего, кроме пустых пакетов, и отыскав наконец банку джема и хлеб, опустил их на стол.
— Я не голодна, — сказала Элена, хотя с утра не держала во рту ни крошки, — вы ешьте.
Карло тоже есть не стал.
Чезаре тоже ел осторожно — больше из вежливости, и хлеб с джемом так и остались стоять.
— У нас всё хорошо, — заметил отец, обнаружив, что снова наступила тишина. — Сейчас всё больше аптек в центре, но наши всё равно ходят сюда. И к тому же знаешь, индивидуальный сервис… — он усмехнулся, — в молах такого нет.
Запылившиеся прилавки говорили Элене о другом, но она промолчала. Так, обмениваясь взаимным враньём, просидели до четырёх часов. После чего, обняв отца в последний раз, Элена вышла на улицу и в наступающих сумерках отправилась искать мост.
— Я голодна, — сообщила она, едва они ступили в соседний район. — Зайдём куда-нибудь.
Впрочем, как назло им попадались одни кофейни, и только к пяти часам Элене удалось отыскать небольшой итальянский ресторан. К тому времени там уже собралось немало народу, и обнаружить глазами свободное место удалось с трудом. А увидев, кто сидит за столиком у камина, Элена сглотнула и чуть было не вышла обратно в холл.
Поначалу Эван хотел было потребовать, чтобы Таскони явился к нему в клуб. О том, что эта корсиканская семья планировала присоединиться к блоку Аргайлов, он знал ещё накануне, но сцена, которую он застал в переулках, заставила его существенно пересмотреть свой подход. Сын Таскони, очевидно, был неуравновешен — и Эван имел основания полагать, что таким же окажется отец.
Как он понимал теперь, мальчишку он уже видел в клубе несколько раз — и вместе с ним его бойцов.
Поразмыслив, Эван решил, что не стоит приглашать Таскони к себе домой и назначил встречу на нейтральной территории, в итальянском кафе. Кафе выбрал Таскони — и в этом Эван счёл возможным ему уступить. Всё равно тот знал город лучше — и если бы захотел, мог бы устроить засаду в любом другом месте.
Ровно в полпятого вечера он протянул руку смуглому брюнету в безупречном чёрном костюме и оглядел
