Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли

В то утро я почти совсем не заблудился. Выехав на Автостраду 40 всего через какой-то час с лишним, я просквозил по ней же через весь Теннесси — чудесные пейзажи. В Нэшвилле остановился на ланч: свиные ребрышки с оладьями, а также изумительнейший музыкальный автомат, что попадался мне в жизни. Даже сидеть перед ним было почетно. Оглушенный горячей свининой и децибелами, я едва не шагнул с тротуара (панели) прямо под колеса небесно-зеленого автомобиля. Теперь, при последнем подсчете, я уверен, что в Соединенных Штатах, должно быть, полмиллиона автомобилей цвета окиси кобальта, но когда пешеходы шагают им под колеса, американские водители обычно сами отчасти окисляются и голубеют, высовываются в окна и крепко вас обкладывают, называя при этом «болваном», если вы хоть сколько-то округлой формы. Этот же — напротив: посмотрел сквозь меня и погнал дальше. Плотный парняга с вислым подбородком, чем-то напомнил моего мистера Бронза, кронпринца картошки с рыбой, но шляпен и темноочков до полной неузнаваемости.

Я мысленно отмахнулся от инцидента — пока не доехал поздно вечером до окраин Мемфиса, где меня обогнала точно такая же машина с точно таким же парнем за рулем.

Вечером в отеле мне подали кофе в номер — а также бутылку родниковой воды для скотча; я запер дверь и заказал звонок мистеру Крампфу. Американские телефонистки чудесны — им сообщаешь только фамилию и адрес того, с кем хочешь поговорить, а они за тебя делают все остальное. Крампф звучал пьяненько, но крайне дружелюбно; на заднем плане раздавалось много шума, что предполагало наличие гостей в доме, тоже пьяненьких. Я сообщил ему, что прибываю по расписанию, не упомянув о его собственном отходе от нашего первоначального плана.

— Так это ж просто роскошно! — проревел он. — Просто роскошна! — И повторил это еще несколько раз, он у нас вот такой.

— Мистер Крампф, — сдержанно продолжал я, — похоже, у меня в дороге завелся некий попутчик, если вы меня понимаете. Последняя модель, «бьюик» с откидным верхом, цвета окиси кобальта, с нью-йоркскими номерами. У вас имеется какое-либо представление...

Повисла долгая пауза — потом он смачно хмыкнул:

— Все нормально, сынок, это как бы твой сопровождающий. Я б не хотел, чтобы кто-нибудь угнал этот мой старый добрый «роллс-и-ройс». — Я с облегчением закхекал, после чего он продолжил: — Эй, только не давай ему понять, что мы его вскрыли, — делай вид, что его нету, а когда он сюда прибудет и скажет, что ты его не раскусил, я ему яйца отгрызу, а?

— Хорошо, мистер Крампф, — сказал я, — но не сильно отыгрывайтесь на нем, будьте любезны? То есть я довольно-таки готов к «ки вив», [117] изволите ли видеть.

Он еще раз смачно хмыкнул — или, возможно, рыгнул — и повесил трубку. Затем повесил трубку кто-то еще. Может быть, просто-напросто гостиничная телефонистка, только вот звук был не совсем правильный. Потом повесил трубку я и тоже угостился отрыжкой, после чего лег спать.

В ту ночь больше ничего не случилось, если не считать того, что я сильно беспокоился. Крампф заработал свои миллионы не стариковским пьянством; чтобы стать миллионером, потребны мозги, беспощадность и некий червячок в мозгу. У Крампфа все это имелось, он был умнее меня — и гораздо зловреднее. Все это было как-то не так. Кишки мои стонали и ворчали — им хотелось домой. Превыше прочего им не улыбалось участвовать в покушениях на умных миллионеров в их собственных домах. Я извел себя окончательно и уснул.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Но ныне я очнулся, столь смущен,

Как будто поскользнулся и упал,

Расставшись с тем, чем был я до сих пор,

И уцепиться ни за что не смог, —

Я понял, что покинул этот мир,

Когда разверзлась бездна подо мной,

Средь нерожденных в будущих веках...

Стояло воскресенье, однако вы бы ни за что этого не подумали — судя по тому, что происходило, когда я добрался до Литтл-Рока, штат Арканзас. Имел место какой-то протест: как обычно, коротко стриженные парни в темно-синем, скучая, мутузили длинноволосых парней в голубых джинсах; длинноволосые называли стриженых «свиньями», кидались камнями и прочим. Как все это грустно. Сказал же сто лет назад один русский: эти люди верят, что они врачеватели общества, а на деле они всего лишь болезнь. Уличное движение намертво замерло, и в нескольких машинах впереди я различал небесно-травяной «бьюик», завязший в море длинных волос и процветающих полицейских дубинок.

Я заглушил двигатель и задумался. Какого дьявола Крампфу понадобилось входить в такие расходы и хлопоты и через половину континента сопровождать автомашину, которую никому в здравом уме не придет в голову красть? Причем сопровождать ее таким причудливо косвенным манером? Отставив в сторону крепкую вероятность того, что Крампф попросту спятил, я решил, что он, должно быть, проболтался кому-нибудь о лишнем куске холста, который надлежало таить в машине, — разумеется, это само по себе уже говорит, что у него не все дома, — а теперь жалеет. Хуже того, он может играть в какую-то игру поглубже и похитрее, что будет в согласии с его импровизированным посланием почти августейшему Одноклассничку. Едва ли он догадается о том заказце на убийство, который вверил мне Мартленд, но вполне способен счесть меня — по иным причинам — несколько избыточным, а также — угрозой его безопасности. «Лукаво сердце (человеческое) более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» — возоплял Иеремия XVII:9, а как вы знаете, Иеремия XVII:9 великолепно умел прозревать такие штуки, помимо того, что сам был отчасти полоумен.

Ассортимент моей частной лавочки беспокойств и жимов очка всем этим был значительно дополнен; я поймал себя на тоске по крепкой правой руке Джока и его пятерне, отделанной латунью. Интрига отчетливо сгущалась; если мне вскорости не удастся завладеть ложкой, которой кашу можно будет размешать, почти наверняка мне грозит, что каша эта пригорит ко дну. А вероятно — припечет донышко и мне. Где же тогда окажется достоп. Ч. Маккабрей? Ответ на это был нерадостен.

Транспортный поток стронулся с места после того, как всех заинтересованных тщательно отмутузили, переколотили и облаяли, и «бьюик» не попадался мне больше на глаза до переправы шауни [119] через Северную Канадскую реку, где я заметил, как он затаился на боковой дороге. Я остановился у следующей заправочной станции (здесь бензин называют газом — интересно, почему?), надеясь хорошенько разглядеть водителя, когда он будет проезжать.

Но то, что я разглядел, заставило меня раззявить рот и залепетать, аки домохозяйка, завидевшая по телевидению стиральный порошок «Даз (ослепляет белизной!)»; две или три секунды спустя я уже был в двадцати милях ниже по дороге — сидел на краешке постели в номере мотеля и сосал виски, пока ход моих мыслей не спрямился. Машина была та же самая — по крайней мере, номера остались прежними, — но за ночь она утратила глубокую вмятину в бампере, приобрела комплект белобоких покрышек и другую радиоантенну. Водитель потерял несколько стоунов в весе и стал худосочным унылым язвенником. Рот его напоминал прорезь копилки. Короче говоря, совершенно не та машина. Значение открытия оставалось неясным, но приапически торчало одно: это никак не могло оказаться переменой к лучшему. На дела Ч. Маккабрея кто-то затрачивает массу времени, усилий и средств, и этот «кто-то» — со всей очевидностью не «Общество помощи недееспособным пенсионерам». Глупец тут, может, и не испугался бы, но я был для этого недостаточно глуп. Поистине сообразительный парнишка, с другой стороны, бросил бы все и на полных парах помчался бы домой, но я был и не очень сообразителен.

Поэтому сделал я вот что: покинул мотель, сообщив, что вернусь после обеда (и расплатившись по счету, естественно) и окольными путями двинулся в самое сердце Оклахома-сити. Прибыл туда усталым и мрачным.

Не очень близко к центру я отыскал солидный и надежный отель, который не выглядел так, будто способен сознательно дать приют очевидным разновидностям «барбузов» [120] или наемных убийц. Заехал в подземный гараж и подождал, пока ночной служитель не истощит весь свой запас восхищенных «ятей», после чего сообщил ему, что «роллс» участвует в «Конкур д'Элеганс» компании-производителя в Лос-Анджелесе на следующей неделе и его ненавистный соперник не остановится ни перед чем, лишь бы только помешать моему движению на запад и испортить шансы автомобиля на успех.

— Что бы вы сделали, — гипотетически спросил я, — если бы посторонний человек предложил вам денег, только чтобы пять минут посидеть в салоне, пока вы сходите и посидите у себя в кабинете?