Милые люди - Юлия Гайнанова

С тех пор каждый раз, когда передача Хамелеонова попадалась мне по телевизору или радио, я тут же переключал ее и звонил кому-нибудь из Латвии, чтобы узнать, как у них там дела.

Вся в белом

Вы когда-нибудь чувствовали себя принцессой? Я – да. Надела белое платье и вышла во двор домика, который мы сняли с подругой. Я разложила абрикосы на белоснежном столике, который подходил к платью. К моему белому платью, в общем-то, подходило решительно все! И ярко-зеленый газон, и голубой напиток в прозрачном стакане со льдом, и белоснежная кожа, еще не пропитанная местным солнцем, так как мы приехали в Таиланд только вчера.

Первое утро. Ты еще не попал в передрягу, еще не опостылели местные, люди и фрукты, ты все еще с любопытством в первый раз рассматриваешь то, что даже не замечаешь в насиженном жилье. Ты предвкушаешь, что может с тобой случиться, тогда как дома ты уже понимаешь, что, к сожалению, уже не случится ничего. И вот я, свежая белая роза, посадила себя в центр ровно выстриженной лужайки, раскрыв томик эстетского питерского писателя, чья книга, конечно же, была так же, как и я, заключена в белоснежную обложку.

Мне было жаль, что меня никто не видит, не вдыхает аромат огуречного тоника, которым я протерла кожу. Жаль, что неизвестный, но гениальный художник не подсматривает за мной из дома напротив, чтобы срисовать идеальные очертания или сделать заготовку для будущей скульптуры.

Я наслаждалась изгибами ног, тем, как лежала книга в тонкой руке с просвечивающими голубыми венами, запахом абрикосов и кюрасао[16] со льдом, теплым, как рука любовника, воздухом, который обнимал меня еще приятно, еще не слишком сильно давил на кожу, не вызывал испарины и раздражения, красной россыпи бунинских прыщиков из «Господина из Сан-Франциско»[17].

И главное – тишина. Если бы я была видеографом и снимала себя со стороны, я бы обязательно наложила лучшую музыку на свете – тишину.

«РРРРРууууу!»

От неожиданности я даже оторвала взгляд от своих белокаменных гладких ног. Но не было смысла оборачиваться или делано искать глазами источник звука, когда он исходил из моей собственной утробы.

Еще не вкусив подвоха, я продолжала упиваться слогом питерского интеллигента. Словно сквозь поролоновую прокладку я услышала, как соседка окликнула меня из окна, и обернулась.

Тут же я оказалась в коричневой луже собственного дерьма.

Подруга расхохоталась и сделала снимок на камеру телефона.

Капитан

Она вновь и вновь царапала скрепкой визитку Алины. Вчера проехала поворот, позавчера наорала на дочку, а два дня назад чуть не убила кошку, отправив ее в сушилку вместе с трусиками и кое-каким постельным бельем.

Оля не любила пахать, несмотря на фамилию Пашина. Каждый раз, когда она соглашалась доделать чужую работу или задержаться до двух часов ночи – дождаться какую-нибудь важную персону для передачи эскизов, почему бы и нет, – Оля грезила, как однажды начальник заметит ее невероятную трудоспособность и таланты, а потом доверит новую должность начальника отдела именно Оле. Или хотя бы не уволит во время очередного ковидного карантина. Но как-то всегда выходило наоборот, и от нее избавлялись первой, сколько бы работы за других она ни переделала.

Оля жаловалась подругам:

– Девочки, это полный треш. Я перерабатывала так, что спала по три-четыре часа в сутки, а меня уволили из-за какой-то ерунды!

«Какая-то ерунда», вообще-то, была довольно серьезной ошибкой, из-за которой компания потеряла ключевого клиента, но за прошлые заслуги в виде постоянных переработок Оля рассчитывала на снисхождение, которое, к ее сожалению, так и не последовало, впрочем, как и восхождение по карьерной лестнице.

Сетуя на несправедливость мироздания после увольнения, Оля решила отвлечься от суетных проблем и провести время на даче с лучшей подругой. Вместе они прошли огонь, воду и трубы размера S на двоих.

За городом пахло травой, домашними пирогами и немного по́том Алининого деда, с которым ее посадили рядом за праздничным столом. Оля старалась быть полезной и помогать маме Алины накрывать на стол. Она всегда хотела понравиться Анастасии Петровне, но не всем желаниям суждено сбыться.

Алина помогать маме не собиралась, ведь это был ее день, ее день рождения.

– Я всю ночь тебе торт пекла, могла бы хотя бы не топтать мне в доме!

– У меня праздник, что хочу, то и ворочу.

– Стерва бесстыжая, тарелки, что ли, на веранду вынеси.

– Мама, да заткнись уже!

Олю прорезало диалогом, невольным свидетелем которого она стала, как раз когда хотела предложить помощь с теми самыми тарелками. Алина никогда не была особенно нежной с матерью, но эти слова были так неприкрыто пропитаны ненавистью, что гостья решила сшить диалог обратно.

– Алин, да ладно, давай поможем, пойдем отнесем тарелки!

– А тебя вообще кто спрашивал! Хочешь – относи, подлиза несчастная! – Подруга перешла на крик и вышла на улицу, хлопнув дверью.

Оля стояла как говном политая. Хотя почему «как»? Щеки горели, но она не могла и слова произнести. Анастасия Петровна, вонючий дед и три приятеля Алины, приглашенные на день рождения, вдруг замерли, как в немой сцене «Ревизора»[18], и смотрели на Олю. Но она не заметила их взглядов. Она вообще ни на что не обращала внимания в такие моменты. Ей просто хотелось, чтобы все скорее закончилось и чтобы кто-то разморозил эту нелепую сцену, чтобы все вспомнили, как обычно это делает она, что они знакомы сто лет, что их теплые отношения важнее мимолетной вспышки необоснованной злости, да и устали все, наверное, целый день готовили, и Алина, наверное, просто нервничает, что ей уже тридцать два исполнилось, а детей не было и нет, вот и раскричалась.

Оля молча взяла тарелки, извинительно улыбнулась и пошла на веранду расставлять приборы. Потом, пока никто не видит, она взяла из холодильника бутылку ежевичного вина и пошла к реке, где разом выпила все содержимое. Ежевичное вино так приятно расслабило налитые сталью трапеции. Оля вспомнила, как с Алиной в первый раз сбежала из дома, чтобы пробраться на вечеринку, и как Алина прикрыла ее на паре на следующее утро. Разулыбалась. В сущности, что такого, подумаешь, поорали друг на друга, эка невидаль, и с работой все наладится, она точно найдет новое место, где ее будут ценить и любить. Светит солнце, блестит речка, а у лучшей подруги