Младшая сестра - Энн Уил

Итак, Николас сам помыл спаниеля, отвез его к ветеринару и положил его в корзинку, оставшуюся от большой собаки. Все это никак не вязалось с высказыванием Фрэнсис о «настоящем подонке».

В ванной Кресси перевернула вверх дном баночку с муссом для укладки и выдавила на ладонь небольшое количество пены. Нанося состав на волосы, она размышляла, почему Николас так поступил. Чтобы избавить ее от хлопот? Что может заставить мужчину, не помешанного на собаках, проделать такую неприятную процедуру, если не желание угодить нравящейся ему девушке?

Но сейчас, после предостережения Фрэнсис, она не знала, как ей с ним себя вести дальше.

— Как прошло утро? — спросил Николас.

— Спасибо, хорошо. — Она кратко рассказала ему о том, что успела сделать. — Каталина сказала мне, что это вы отмыли собаку.

— Я подумал, что у вас и без того полно забот. Между прочим, это девочка. Кроме того, нет никакой информации, откуда она взялась. Ветеринар ее не знает, и Каталина ничего не смогла разведать. Если она останется здесь какое-то время, то ей надо дать имя. Какие предложения?

Говоря все это, он наливал из пластмассового кувшинчика ей в стакан апельсиновый сок.

— Спасибо. — Немного отпив, она сказала: — Может, Звезда? Такое имя было в стихотворении Скотта Фицджеральда и Эдмунда Уилсона.

— Да, я знаю это стихотворение, — рассмеялся Николас. — Пусть будет Звезда. — Немного помолчав, он добавил: — Только что вы прошли один из моих тестов.

— Правда? Как это?

— Я терпеть не могу всякие «трудно сказать» и «не знаю». Люблю людей, которые, когда им задают вопрос, высказывают свое мнение… даже если я с ним не согласен.

— И много у вас таких тестов? — поинтересовалась Кресси, размышляя, сколько из них она уже запорола.

— Есть несколько. Мне кажется, у всех есть. У вас нет?

Кресси задумалась.

— Я не очень люблю людей, которые увиливают от скучной работы… ждут, когда ее сделают другие.

Она вспомнила о некоторых гостях, приезжавших к родителям на дачу, которые даже своих кроватей не застилали, считая само собой разумеющимся, что какие-то невидимые руки все сделают за них.

— Может быть, дело в вашей профессии? Может, именно из-за этого ваши родственники и друзья ожидают от вас помощи? — предположил Николас.

— Я имела в виду людей вообще. В моей семье нет эгоистов, — твердо заявила Кресси.

— Каталина говорит, что вам звонили из Англии.

— Да, одна из моих сестер хотела выяснить, как я тут.

Знал бы он, как его аттестовала Фрэнсис!

Но было ли обвинение Фрэнсис справедливым? У ее сестер всегда был «черный список» ненавистных им мужчин. Обе очень редко расставались со своими поклонниками полюбовно. Сегодня они сходили с ума по какому-нибудь парню, а через месяц жалели, что он вообще попался им на глаза.

Появилась Каталина с обедом — она несла керамическое блюдо с салатом, резаным авокадо и анчоусами. Огромный каравай деревенского хлеба был уже на столе.

Положив себе салат, Кресси обратилась к Николасу:

— Сегодня я снова поеду в коттедж. Кейт просила привезти книги. Кроме того, я хочу определить, что нужно сделать к ее возвращению, чтобы там можно было жить.

— Уверены, что найдете дорогу?

— Конечно. Я неплохо ориентируюсь в пространстве.

Николас рассмеялся.

— В последней оговорке не было необходимости. Вы уже доказали, что совсем не тщеславны. Подозреваю, что ваша оценка даже занижена.

— Почему вы так думаете?

— У меня большой опыт в изучении человеческой натуры. После Кембриджа я год проработал в одной туристической компании, специализировавшейся на походах. Там нетрудно было научиться судить о людях. Выпьете вина?

— Нет, спасибо.

— Я тоже не пью за обедом. По крайней мере, когда пишу.

— У вас есть секретарь?

Он отрицательно помотал головой.

— Компьютер помогает мне обходиться без наемных работников. Не очень приятно, когда все время рядом вертится кто-то чужой. Мне лучше работается в одиночестве.

— Теперь я точно чувствую, что мешаю вашему покою. Я собиралась спросить, не могу ли помочь вам с какой-нибудь мелкой канцелярской работой, чтобы хоть как-то отблагодарить за вашу доброту. Но, видимо, вам это не нужно.

Правая рука Николаса была занята вилкой, а левую он положил ей на предплечье.

— Вы мне совсем не мешаете. Я счастлив, что вы живете в моем доме. Вы часто пользуетесь компьютером?

— По работе нет, а в свободное время часто, — ответила Кресси, искоса глядя на лежащие на ее руке длинные пальцы. — Я самостоятельно разобралась в большинстве программ.

— Правда? Это необычно.

Теперь он стал нежно водить по ее руке большим пальцем. Кресси пришлось приложить героические усилия, чтобы голос не прозвучал сдавленно:

— Я делаю информационный бюллетень для клуба, в котором состою, и, кроме того, печатаю мемуары одного милого пожилого джентльмена, который не может позволить себе отдать их профессиональной машинистке. Ему нужно полдюжины копий, чтобы разослать их своим детям и внукам, разбросанным по всему миру. Самое главное — расшифровать его неразборчивый почерк, а набрать и распечатать — это уже не сложно.

— Ну и как, интересная у него была жизнь? — спросил Николас.

Он слушал ее ответ вполуха — гораздо интереснее было наблюдать за ней. Николас чувствовал, что ее рука напряжена, а по тому, как она прерывалась и с трудом сглатывала слюну, ему было ясно, что она реагирует на его прикосновение.

Чем больше он узнавал ее, тем яснее понимал, какая это милая девушка — используя выражение его матери. Но сейчас ему нужна была женщина, и он подумал, что Кресси может быть и страстной, если захочет.

Здесь, на Мальорке, она начала расцветать, ее кожа обретала золотистый оттенок, в ней появилось то свечение, которого ей недоставало при их первой встрече. Кресси светилась изнутри — может, от разгоравшегося в ее сердце чувства?

Но честно ли поощрять это чувство, если у их отношений нет будущего?

Она закончила рассказ и принялась за салат, но уже без прежнего аппетита. Такое случается, когда просыпается другой аппетит. Николас знал это по себе.

Он убрал руку и поспешно произнес:

— Забыл сказать, что мы приглашены на вечеринку. Я обычно не хожу на такие мероприятия, но это может вас заинтересовать. Мы выезжаем в шесть пятнадцать, вас это устроит?

Час спустя Кресси взяла ключ у соседки тети Кейт и снова ужаснулась запущенности дома. Вообще-то ей и раньше приходилось такое видеть в домах и квартирах пожилых людей, почти утративших интерес к жизни. Но ведь Кейт сохранила все свои способности, включая необыкновенный интеллект. Странно. Кресси чувствовала, что объяснение — в загадочной фразе тети Кейт, оброненной сегодня утром: сожаление — это самая сильная боль. О чем это она сожалеет?