Нержавеющий клинок - Фока Бурлачук

Вера Николаевна на минуту задумалась, а потом сказала:

— Самое красивое имя Иван…

— Ха, Иван! Это же имя вся Россия… Вера Николаевна выпрямилась.

— Это имя моего мужа, не вернувшегося с войны…

С Курта как рукой сняло веселость. Он посерьезнел и вполголоса торжественно сказал:

— Спасибо, фрау Вера. Большой спасибо. Мой внук будет имя Иван.

Следы

Стрелковый полк, совершив многокилометровый марш по пыльным июльским дорогам, поздно ночью прибыл в назначенный пункт и рассредоточился в прифронтовом лесу. Бойцам разрешили отдыхать, а командир отправился на передний край для разведки района предстоящих боевых действий.

Лето было в разгаре, на полях стояли зрелые хлеба, их бы впору убирать, но грянуло великое бедствие, и косари, надев военную форму, ушли на фронт.

Тихий ветерок доносил в расположение полка запах хлебов и грозное дыхание фронта. Был слышен гул артиллерийских снарядов, а иногда — и татаканье пулеметных очередей. Ночное небо временами освещалось вспышками ракет, и тогда казалось, что фронт совсем рядом.

Бойцам пришлось отдыхать недолго. Как только на востоке первые лучи солнца высветили верхушки деревьев, над лесом закружил вражеский самолет-разведчик, прозванный солдатами «рамой». «Рама» то снижалась, то опять поднималась вверх, но зенитчики, чтобы не обнаружить себя, не стреляли. И хотя самолет улетел, опасность нападения не миновала. Вражеские самолеты с раннего утра и до позднего вечера висели над дорогами, подходящими к фронту.

После завтрака старшина сверхсрочной службы Захар Ковалик, выбрав свободную минуту, пристроился на старом, обросшем мхом пне, развернул свежую фронтовую газету. Ковалик был богатырского телосложения; спокойное, смуглое лицо и черный густой чуб делали его похожим на потомка запорожских казаков. Он и впрямь походил на них. Ковалик знал свою родословную до пятого колена и гордился этим. Даже смеялся над теми, кто не знал биографии своих ближайших предков.

— А отца родного хоть знаешь? — шутил он.

Старшина пробежал глазами газету и засунул ее в карман брюк.

— Что там новенького, товарищ старшина? — полюбопытствовал рядовой Саенко, сидевший на траве недалеко от него.

— Наши отошли на заранее подготовленные позиции, — хмуро ответил Ковалик.

— Сколько же можно отходить? Да и позиций для отхода зачем-то наготовили, — зло рассуждал сержант. — Тут надо собрать в кулак все дивизии, какие у нас есть, да трахнуть по немчуре так, чтобы искры из глаз посыпались, а сверху еще самолетами накрыть.

— Само-ле-тами! — передразнил старшина. — Тоже мне полководец отыскался! «Собрать бы все дивизии…» Вот пойдем на передовую — и докажи, что ты не хочешь отходить…

— И докажу. За мной не заржавеет.

— Вот и докажи. Ты докажешь, я докажу, третий, десятый… Фашисты и запляшут, Конечно, я согласен с тобой, что врагу надо показывать зубы, а не пятки, но пока…

Захар не договорил. К нему подошел посыльный:

— Товарищ старшина, вас вызывают в штаб. Срочно.

Ковалик поднялся, подтянул ремень на гимнастерке, поправил пилотку, спросил:

— Случайно не прослушал зачем?

Боец пожал плечами, ничего не ответил.

На следующий день утром Ковалик принял взвод разведки, тот самый, в котором прежде служил помощником командира.

Шли бои. Тяжелые бои. Ковалик с группой разведчиков уже не раз уходил на задание и каждый раз успешно; правда, в последней вылазке потерял двух разведчиков и сам был легко ранен, а так все складывалось нормально. Начальники его хвалили, награждали. Старшина любил свое опасное ремесло, не переставал напоминать ребятам, что разведчик, как и сапер, ошибается только один раз. А это означало, что надо быть всегда бдительным, предусмотрительным и в то же время смелым.

Перед уходом на очередное задание Ковалик узнал от своего дружка, работающего писарем в штабе, что он представлен к офицерскому званию. Это не было тайной для старшины: сам командир полка однажды сказал, что представляет его к званию лейтенанта. Но то были слова, а теперь ушли соответствующие бумаги. Сообщение вызвало у Ковалика радостное настроение, но оно тут же и погасло: он увидел медицинскую сестру Светлану, куда-то спешившую с санитарной сумкой в руках. Сестра напоминала ему жену, от которой он ни разу не получил весточки. Город, где она осталась, находится в руках немцев. Милая Галочка, что с тобой? Эвакуировалась или осталась в оккупации? И жива ли ты? Вспомнился день, когда началась война. Ковалик проводил свой отпуск на родине жены. В субботний день занялся покраской полов. Закончил поздно ночью. Рано утром, не надевая сапог, побежал к реке. Рось тихо плескалась между зелеными берегами. Захар искупался, а затем, пристроившись у куста ракиты, на отполированной водой коряге, закинул удочку, взглянул через плечо в сторону, где на траве оставил коробочку с наживой, и невольно заулыбался: там сидел кот Пират и внимательно следил за поплавком. Кот и прежде ходил с ним на рыбалку, но чтобы в такую рань… Сейчас позавтракаешь, подумал Захар и первую словленную плотвичку бросил коту. Не успел нанизать на крючок новую наживку, как прибежала запыхавшись Галя с бумажкой в руке:

— Захар, тебе телеграмма, срочно вызывают в часть… Не набедокурил ли там случайно?..

…К утру разведчики миновали передний край обороны немцев и оказались в молодом сосновом лесу, где после санитарной порубки на просеках лежали большие кучи веток. Под одну из них и забрались разведчики. Ковалик приказал товарищам отдыхать, а сам высунулся и начал изучать обстановку. Через минуту Костин захрапел, да так сильно, что даже ветки закачались. Захар толкнул ногою храпуна, тот враз замолчал. Недалеко от разведчиков, кружась в воздухе, застрекотали сороки. Старшина насторожился, стал приглядываться. «Белобоки тревожатся не зря», — подумал он, и тут же его подозрение подтвердилось: на полянке завтракала лиса разодранным зайцем. Закончив пиршество, она облизалась, подняла вверх голову, насмешливо взглянула на крикунов и степенно удалилась.

Шумно проводив рыжую, сороки опустились к остаткам ее стола.

Слух Захара едва улавливал отдаленный гул моторов. Приложив ухо к земле, он определил, что справа проходит дорога. Развернул карту. Так и есть: дорога соединяет районный городишко с областным центром. По данным разведки, в районе была немецкая комендатура. Захар искал на местности какие-либо приметы, чтобы точно определить местонахождение, и в это время услышал:

— Хватай его за глотку, за глотку хватай! — прокричал во сне Саенко.

Старшина решил, что раз Саенко начал во сне разговаривать, значит уже выспался, и разбудил его.

— Не мог немного подождать! Такой интересный сон! — досадовал Саенко.

— Ничего, я за тебя досмотрю. Ровно через час поднимешь нас. Гляди в оба, — предупредил Захар и полез на место Саенко.

Лежа на правом боку, старшина почувствовал под собой что-то жесткое, но тут же вспомнил: он зашил в брючный пояс свой медальон с домашним адресом. «Если погибну, то хоть какой-то след останется». Меньше двадцати минут отдыхал Ковалик. Дежуривший Саенко заметил, что лесом в их сторону движется женщина, и поспешил спрятаться в куче веток, продолжая наблюдать за ней. Женщина прошла в нескольких шагах от разведчиков. Саенко успел разглядеть ее красивое, но какое-то отрешенное лицо. Что она здесь ищет? — подумал он.

Женщина подошла к сосне, взглянула вверх и опустилась на землю, обхватила руками голову и протяжно застонала, затем поднялась, осмотрелась по сторонам, торопливо извлекла из сумочки веревку и стала прилаживать ее к суку.

— Товарищ старшина, товарищ старшина! — Саенко толкнул Ковалика, тот вскочил, словно ошпаренный, тревожно спросил:

— В чем дело?

Женщина была настолько отрешена от всего, что даже не заметила, как возле нее оказались разведчики: она только охнула, не проронив ни слова. Заговорила не скоро. Опасаясь, что женщину могут разыскивать, разведчики увели ее в свое убежище. Там она и поведала им свою беду. За три месяца до войны вышла замуж. Муж ушел на фронт, а она не успела эвакуироваться. Молодая, красивая, она привлекла внимание немецкого офицера, работающего в комендатуре. Угрозами и насилием оккупант склонил ее к сожительству. Знакомые и незнакомые люди глядели на нее с презрением, называли немецкой подстилкой. А теперь она узнала, что забеременела. Ей ничего не осталось, как…

— Как вас звать? — спросил старшина.

— Марина, — едва выдавила женщина.

— Так вот послушайте, Марина: ежедневно гибнут тысячи наших людей в борьбе с врагом. И мы пришли сюда, рискуя жизнью, а вы, такая молодая, даже не попытались отомстить оккупанту, хотели наложить на себя руки.

Марина опустила голову, молчала. Ей нелегко было ответить. Только теперь она вспомнила, что была когда-то комсомолкой…