Хвала и слава Том 1 - Ярослав Ивашкевич

После ужина Билинская и Спыхала ушли, а Эдгар вернулся к своим песням на слова Лермонтова.

Вдруг, рассыпав фиоритуру, напоминающую «Анчара» Римского-Корсакова, Эдгар, оторвавшись от рояля, сказал:

— А знаешь, твоя сестра очень интеллигентна.

Януш пожал плечами. Это, пожалуй, можно было бы сказать о сестре в последнюю очередь. Он представил себе ее аристократический профиль, голубые, немного навыкате глаза.

— Ты так считаешь? — спросил он Эдгара.

Но тут же его увлекли за собой пассажи, изломанный рисунок мелодии «Анчара» открывал перед ним сияющую страну далекого Востока. «Кто ту птицу слышит, обо всем забывает, — вспомнились ему слова песни, какую пела когда-то Эльжуня. — Кто ту птицу слышит, обо всем забудет…»

Но об одном Януш не мог забыть: о том, что Ариадна показалась ему совсем иной. Конечно, он не ожидал увидеть ее в белом платье, читающей Блока, но она не похожа была и на ту Ариадну — в сером костюме и черной шляпе с бантом, — которую он видел тогда на вокзале. Сейчас она, пожалуй, казалась выше ростом — берет и шинель делали ее выше, но главное — выражение лица, голос Ариадны были совсем не те, какими они вспоминались ему в долгие вечера в Маньковке, когда отец у себя внизу играл на пианоле, а он был так страшно одинок.

Эдгар снова повернулся к нему.

— Ариадна однажды заметила у тебя в глазах опасные огоньки. Ну-ка, покажи!

Профессор Рыневич был тут как тут.

— Ах, глаза пана Януша сейчас заволокла мечта. Не вижу в них никаких огоньков.

— О чем же ты думаешь? — спросил Эдгар.

— О твоей песне, — не задумываясь ответил Януш.

VII

Дом, в котором жили Володя и Ариадна, огромный доходный каменный дом, находился недалеко от вокзала. Там на шестом этаже, в двух небольших комнатах с кухней, поселились брат и сестра Тарло.

Когда Януш постучался, ему открыл дверь молодой человек. В первую минуту Януш не узнал его. Это был Неволин в офицерской рубашке, без знаков различия. Януш прошел за ним в небольшую комнату. За овальным столом сидели Ариадна, Володя и Валерек. Они пили водку и чай, на засаленных газетах лежали куски колбасы, черного хлеба и сала. Все трое радостно приветствовали его.

— Входи, входи, хорошо, что пришел! — закричал Володя. — Валерек привез нам из деревни колбасы и хлеба. А водка одесская!

Януш был удивлен.

— Откуда ты взялся? — спросил он Валерека.

Валерек — это был уже юноша с пробивающимися усиками, высокий и очень красивый, — пробормотал что-то неопределенное.

— Где ты теперь живешь? — снова спросил Януш.

— Иногда ночую здесь.

Ариадна сидела, заслоненная большим медным самоваром, спиной к окну. Скудный зимний свет едва пробивался сквозь маленькое и давно не мытое оконце. Отвечая на вопросы и неожиданно для себя разговорившись, Януш не мог уловить выражение лица Ариадны. На ней было простое синее платье. Когда Ариадна встала и пошла на кухню, он увидел, что она в высоких шнурованных ботинках вишневого цвета. Высокие каблуки громко стучали. Он не мог заставить себя не смотреть в ту сторону, где сидела Ариадна. Она опять казалась ему другой, и опять не такой, какой жила в его воображении эти последние несколько дней.

Неволин чувствовал себя здесь как дома. Разговор велся, конечно, о политике.

Володя вышел в другую комнату и принес Янушу медведя из копенгагенского фарфора — того, что стоял когда-то на письменном столе старого графа Мышинского.

— Посмотри-ка, это я спас для тебя из горящего дома в Маньковке.

— Значит, дом сгорел? — спросил Януш.

— А ты как думал? Раз уж загорелся, то и сгорел…

— Конечно, — пробормотал Януш.

— А отца похоронили подле часовни?

— Да. Ты ведь знаешь…

— Ну да, — буркнул Володя и попросил сестру принести еще чаю.

Януш молча всматривался в Володю. Тот потолстел, теперь это был плотный, краснолицый мужчина, но глаза прежние, все те же ясные с поволокой глаза под черными бровями.

— Знаешь, я не очень понимаю, что ты там делал, — сказал Януш.

— Я и сам не очень понимаю, — уклончиво отвечал тот.

— Как это что? — вдруг патетически воскликнула Ариадна. — Помогал революции!

— Разве революция заключается в сожжении домов? — спросил Януш.

— Между прочим, и в сожжении домов, — серьезно ответил Володя.

— Януш, знаешь, а ведь Молинцы уцелели! — громко крикнул Валерек через стол.

Януш понял, что Валерек много выпил.

— Не беспокойся, ты туда уже не вернешься, — не глядя на него, сказал Володя.

— Кто знает, кто знает, — смеясь, ответил Валерек.

Володя оставил без внимания эти слова.

— Последние события в Петрограде вывели революцию на новую дорогу… — сказал он.

— Ты так думаешь? — произнес Януш, который не очень хорошо разбирался в политических вопросах.

— Во всяком случае, — добавил твердо Володя, — возврата к старому нет и быть не может.

— Все надо строить заново! — с тем же пафосом воскликнула Ариадна.

Януш неуверенно взглянул на нее. Неволин пожирал ее глазами. Наконец мужчины поднялись из-за стола.

— Надо идти.

— Володя, будь осторожнее, патрули Рады снуют сегодня повсюду.

— Я что-то не заметил, — вмешался Януш.

— Ничего, документы у меня в порядке.

— Валерий, ты сегодня у нас ночуешь? — спросила Ариадна.

— Нет, сегодня нет, — неестественно громко крикнул Валерек и вдруг покраснел.

Януша поразила перемена, происшедшая в Валереке, ведь он видел его не так давно, когда тот летом приезжал в Молинцы.

— Куда это ты идешь? — спросил Януш. — Почему не появляешься у Шиллеров?

— А что мне там делать? — Валерек пожал плечами. — Там без музыки ни шагу. А я не умею даже на бубне играть. Даже на пианоле, как твой отец.

Валерек вышел в переднюю, снова вернулся, и тут Януш увидел на нем плащ поручика армии Центральной Рады и фуражку с синим околышем.

— Ты в армии? — спросил Януш.

— А что же мне делать… Обязан… — пробормотал Валерек.

За все время Неволин ни разу не обратился к Янушу и разговаривал только с Ариадной и Володей. Сейчас он церемонно попрощался с ним, щелкнул каблуками. Все трое вышли. Ариадна и Януш остались вдвоем.

— Может, перейдем ко мне? — предложила Ариадна.

Комната Ариадны была светлее, лучше обставлена. Возле кровати, покрытой белым муслином, стояло глубокое кресло, в которое уселась Ариадна. Свет из окна падал ей на лицо. Януш устроился на низенькой табуретке напротив, чтобы лучше видеть ее.

— Эта мебель из нашей прежней квартиры. Единственное, что я спасла, когда переселялась к Володе. Папу нашего убили, вы знаете? Застрелили прямо на улице, сразу, как вспыхнула революция. Вот так и живем теперь, — заключила Ариадна нервно, потому что Януш не отрывал от нее глаз и молчал.

— Что вы так смотрите на меня?

— Ищу в вашем лице черты, которые знал. Которые грезились мне и во сне.

Ариадна рассмеялась.

— Ну вот, видите, теперь все приходится начинать заново.

Володя верит в революцию, ну и я поверила. Мы работаем теперь для революции, скрываясь от Центральной Рады, — он, я и Неволин.

— И Валерек тоже?

— Валерек? Этого я не знаю. Он с теми. Но он хороший парень. И знаете, я еще никогда не была так счастлива. Потому что, видите ли, мы работаем для будущего, для народа, для всех людей на свете. Здесь мы дожидаемся большевиков. Гражданская война должна окончиться их победой. Центральная Рада — это сплошной обман, как и вся эта украинская республика. Буржуазия, одним словом. А большевики сюда непременно придут. Володя говорит.

что в декабре — январе наверняка будут. Вот мы здесь и подготавливаем для них почву. Володя и Неволин ходят на собрания, у них ость свои люди среди моряков, среди портовых рабочих, потому что Володе поручили работать в портовом районе. У них уже есть оружие, но они собирают еще. Все здесь готовы к настоящей революции… А та, говорит Володя, ни черта не стоит, это вовсе не революция. И Временное правительство, и Керенский сброшены, ну и это Учредительное собрание тоже; очень хорошо, что его разогнали{15}. И вот теперь наступит новая жизнь, справедливая жизнь!

Все это Ариадна произнесла каким-то искусственным, не своим голосом. Слова приходили к ней, словно из будки суфлера.

— Вы с нами, правда? — добавила она. — Вы такой энтузиаст, так во все верите, вы пойдете с нами в порт, я это как-то интуитивно чувствовала всегда, когда думала о вас…

— А вы думали обо мне?

— Думала.

— Эти долгие годы?

Януш сам не знал, как он очутился рядом с Ариадной, опустился на пол подле нее и положил руки на ее колени.