Элис. Навсегда - Гарриэт Лейн

Когда я приезжаю туда, в дверях даже нет охранника, хотя в помещении уже достаточно много народу, и я просто начинаю обходить зал по периметру, любуясь старинными деревянными балками потолка, витражами и игрой света в навощенных длинных досках пола. Незадолго до начала официальной церемонии с торжественными речами у входа возникает оживление и появляется Лоренс. Он беседует с Одри Кэллум – одним из наших авторов. Я отворачиваюсь и делаю вид, будто читаю список художников, павших на фронтах мировых войн. Мне не хочется, чтобы он понял, что я здесь одна и никого не знаю. Вдруг вижу молодую женщину в синем платье, ту самую, с полосой седины в темных волосах. Причем я замечаю ее лишь потому, что мне бросается в глаза необычная реакция на его появление.

Не моргнув глазом, ни на секунду, казалось бы, не отвлекаясь от разговора, который ведет с двумя пожилыми литераторами, женщина переносит всю свою энергию, все свое внимание на Лоренса, находящегося в другом конце зала. Похоже, только я улавливаю ее волнение, остроту охватившей ее надежды. А потом она снова кажется увлеченной разговором со своими собеседниками, смеется, кивает, жестикулирует, проводя порой пальцами по своей густой вьющейся шевелюре. И седые пряди сверкают, как огонь маяка в ночи.

Я помню, как она протиснулась мимо меня в доме Кайтов в день поминальной службы по Элис. Врезалось в память ее побледневшее и ошеломленное лицо.

Пока произносят речи, я продолжаю стоять у самой дальней стены. Вскоре присутствующие расслабляются, словно стряхивают с себя сон, и Лоренса затягивает внутрь группы, собравшейся у подиума. Я ищу женщину в синем, но не вижу ее. И уже собираюсь уходить, когда Одри Кэллум узнает меня и начинает расспрашивать об ужасной атмосфере в редакции «Обозревателя», который, как поговаривают, скоро окончательно пойдет ко дну.

– Но если они уволят тебя, значит, рехнулись окончательно, – заявляет Одри. – Ты самый ценный работник в отделе литературы. Я постоянно внушаю это Мэри.

Мне удается избавиться от ее общества, поставить пустой бокал на столик и выйти в вечернюю жару. На площади солнце уже скрылось за деревьями, но тротуар все еще кажется горячим. Припаркованные вдоль ограждения машины покрыты клейкой пыльцой лип.

Я иду по площади в сторону автобусной остановки. Неожиданно из сада доносится тихий голос, затем другой. Один из них принадлежит Лоренсу. Я вижу тени среди листвы, когда женщина поворачивается и выходит из сада. Ворота с лязгом закрываются ей вслед.

Мэри ждет сплетен, и я их ей доставляю. Благодаря Одри Кэллум я собрала забавные истории, хотя ни одна не годится для публикации, – например, о наследнике крупного производителя кондиционеров, который вложил в журнал деньги, чтобы уклониться от уплаты налогов, и о сексуальных предпочтениях главного редактора.

– Видела там кого-то из больших людей? – спрашивает Мэри.

– Лоренса Кайта, хотя у меня не получилось в этот раз даже толком с ним поздороваться. Он беседовал с одной примечательной особой. Черноволосая женщина с седой полоской. Впечатляющая внешность. Вы, случайно, не знаете, кто она?

– Джулия Прайс, – отвечает Мэри, не переставая стучать по клавишам компьютера. – О, она та еще штучка, эта Джулия Прайс, доложу я тебе.

В обед, когда рабочие места вокруг моего стола пустеют и сотрудники устремляются на лужайку перед зданием, чтобы съесть свой сандвич, сидя на травке, я ввожу в поисковик Интернета: «Джулия Прайс».

От того, что мне удается о ней прочитать, у меня делается тревожно на сердце.

Никаких особых планов на свой двухнедельный отпуск я не строю. Просто ничего не приходит в голову. Потом я решаю, что можно будет наконец покрасить книжные полки и дня два, как обычно, провести у родителей. Остальное время мне заполнить нечем. Я отправляю сообщение Полли с вопросом, где можно посмотреть спектакль труппы «Люди лорда Стрэнга». Ранее она упоминала, что на следующей неделе они будут выступать в Уортинге или Истберне.

Но во вторник вечером, когда я возвращаюсь домой с работы, Полли звонит мне и сообщает: постановка получилась ужасающе плохой, и от идеи пришлось на время отказаться. У Пандоры появился новый дружок и в последнюю минуту увез ее с собой на юг Франции. Бен слег с ангиной и высокой температурой. И, кроме того, когда дошло до реального дела, выяснилось, что им требуется кипа «официальных разрешений и прочих бумаг».

– И тогда Сэм заявил, что нужно дать задний ход, – рассказывает Полли. – Видишь ли, в подобных условиях даже его талант режиссера нам не поможет. Так обидно!

В ее словах нет огорчения. Понятно, что, как и Сэм, она быстро утешилась, продолжая получать щедрые родительские подачки.

– Я сейчас в Бидденброке, – продолжает Полли. – Если ты собираешься навестить родителей, почему бы тебе не приехать ненадолго сюда на следующей неделе? Места здесь достаточно.

И верно, даже по телефону мне слышна гулкая акустика помещения, где она находится: огромное пространство комнаты, высоченные потолки.

– Действительно, почему бы и нет? – произношу я. – Приеду с удовольствием.

Когда ближе к вечеру я проезжаю через деревню, она являет собой приятнейшее зрелище, занятая приехавшими сюда на все лето или на несколько дней семьями. В удлинившихся тенях, отбрасываемых каменным зданием церкви и высокими тисами, растущими на прилегающем погосте, они устраивают пикники или играют с мячом на лужайке. Под зонтиками над наружными столиками кафе почти нет свободных мест. Женщины в ярких сарафанах и пакетами с покупками, мужчины в удлиненных защитного цвета шортах с множеством карманов, детишки в полосатых футболках.

Дом Кайтов, который называется «Невер», расположен на окраине деревни при съезде с Уэлбери-роуд и всего в паре миль от моря. Я миную старую красную будку бесполезного ныне телефона-автомата, скрытую буйной растительностью, и группу велосипедистов, усевшихся на траве, жадно поглощая из своих бутылочек воду. Затем я сразу съезжаю с шоссе и следую по присыпанному гравием проселку мимо огражденного луга, на котором пасутся овцы. Солнце бьет прямо в глаза и ослепляет. Оливково-зеленые ворота стоят нараспашку со створками, подпертыми камнями. Гравий хрустит под покрышками машины.

Это можно назвать скромным георгианским загородным особняком или достаточно большой виллой. Дом частично сложен из кирпича, частично – из камня, фронтоны по краям, но в целом без претензий на богатство или роскошь. Здание не выглядит красивым, однако солидная и основательная архитектура делают его привлекательным.

Я останавливаюсь у подсобных построек рядом со стареньким «саабом» и белым «мини-купером», который принадлежит Полли. Глушу двигатель и сижу за рулем, любуясь шток-розами, которые кивают бутонами под порывами легкого ветерка. Тишина нарушается только курлыканьем лесных голубей. В траве валяются молоточки для игры в крокет, а среди гортензий я вижу красный, голубой, зеленый и желтый шары, как застывшие на своих орбитах планеты.

Парадная дверь заперта, да и вид у нее такой, словно ей редко пользуются. Поднимать переполох звонком не хочется, и я закидываю на плечо свою дорожную сумку и шагаю к заднему двору, куда ведет кирпичная арка. Передо мной открывается другая лужайка, и на ней центральное место занимает обширная крона старого медного бука. Под ним стоит несколько шезлонгов. Трава рядом с ними усеяна книжками, пустыми чайными чашками, винными бокалами и тюбиками крема для загара.

– Вы ведь Фрэнсис? – раздается голос за моей спиной.

Обернувшись, я вижу Онор, она выходит из сумрака дома, выжимая свисающую спереди густую прядь мокрых волос, и вода с нее льется на кирпичи дорожки. Она в розовой футболке без рукавов и короткой юбке в полоску, узкой в бедрах, но ниже распускающейся складчатым кокетливым воланом.

– Полли предупреждала о вашем появлении, но не сказала, что это будет именно сегодня.

Звучит не слишком приветливо.

– Да, таков был изначальный план, – улыбаюсь я. – Вы, наверное, Онор? А где Полли?

– В последний раз я видела ее у бассейна, – отвечает она, отжимая волосы. – Мне пришлось первой отправиться в душ, потому что сегодня моя очередь готовить ужин. Надеюсь, еды хватит на четверых.

Потом, словно войдя в мое положение гостьи, Онор даже снисходит до попытки помочь. Она бы показала мне мою комнату, но понятия не имеет, где Полли собирается разместить меня.

– Хотите искупаться? – спрашивает она. – Бассейн за фруктовым садом. Надо только открыть дверь в стене.

Если мне необходимо переодеться, я могу воспользоваться раздевалкой, где в стенном шкафу много банных полотенец.

После чего я следую за ней внутрь дома через просторную и прохладную гостиную: пианино, книжные полки, медные чаши с декоративными гипсовыми яйцами и два дивана, расположенных друг против друга боком к большому камину. Над ним висит написанная маслом абстрактная картина в охристых и черных тонах. В раздевалку можно попасть из главного холла. В нем множество ложечек для обуви и навощенных плащей с вельветовыми воротниками. Когда я надеваю купальник, сунув одежду в сумку, Онор уже и след простыл, а потому я просто обматываюсь полотенцем вокруг талии, возвращаюсь под наклонные золотистые лучи вечернего солнца и босиком иду по траве в указанную сторону.