Избранник ворона - Дмитрий Вересов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он принялся лихорадочно рыться в портфеле, намереваясь продемонстрировать приобретенный с ее подачи джентльменский атрибут.
— Рада за тебя.
Она не остановилась, но чуть замедлила шаг, и ему ничего не оставалось, как двинуться следом.
— А ты в какой колхоз записываться будешь? — спросил он, заглядывая ей через плечо.
Она повернулась и посмотрела на него с искренним недоумением.
— Я — в колхоз? Зачем?
— Но ведь надо…
— Мне не надо! — отрезала она и свернула направо, оставив его посреди узкого коридора.
Он вздохнул, поглядел ей вслед и поплелся в сторону партбюро, возле которого толпился народ — там записывали в сельхозотряды.
Наверное, Нил долго простоял бы в тесном предбаннике, пропуская вперед всех желающих и нежелающих, но тут как раз его окликнули по фамилии. Он оглянулся.
— Ба, Васютинский, какими судьбами? Ему было приятно видеть знакомое лицо, особенно после обескураживающего разговора с Таней.
— У меня свидание кое с кем… Как вы, Баренцев, рассказывайте. Надо полагать, студент? Поздравляю!
— Взаимно, не так ли?
— Да, благодарю… Сейчас что поделываете?
— Да вот, в колхоз записываюсь. Посылают.
— Представьте, меня тоже. Ваш факультет куда направляют?
— Репино, Шушары и еще какое-то Житково.
— Житково? Да что вы говорите! И мы тоже будем в Житково… Записывайтесь, записывайтесь непременно туда. Места замечательные, Вуокса, рыбалка потрясающая, леса… Я служил неподалеку, знаю. У меня там масса знакомых. — Он выдержал паузу, весело подмигнул Нилу. — В том числе и бабского полу. Послушайте моего совета, Баренцев. Не пожалеете…
Но жалеть Нил начал уже через день, прибыв к половине восьмого утра на Финляндский вокзал и вглядевшись в лица тех, с кем ему предстояло прожить ближайший месяц. Сомнений не было — он оказался в спецгруппе!
Как всякий советский человек, Нил вырос в окружении слов, начинающихся с многозначительной и многозначной приставки «спец», придающей словам, к которым она приставлена, самые разные, подчас полярно противоположные, смысловые оттенки. Так, школа в которой учился Нил, числилась спецшколой, потому что там углубленно изучали английский язык. Еще были спецшколы математические, художественные. Но учебные заведения для умственно отсталых, дебилов и олигофренов, тоже назывались «спецшколами», как и школы для глухонемых, слепых, обездвиженных. А еще, малолетних хулиганов и воришек тоже направляли в «спецшколы» — нечто среднее между закрытым интернатом и колонией.
Закончив спецшколу, Нил поступил на спецотделение (преподавание русского языка как иностранного). А еще имелся спецфакультет (повышения квалификации), спецкафедра, где все проходили спецподготовку (то бишь, военная кафедра и военная подготовка). И, в довершение всего, спецгруппа, куда зачисляли по спецнабору — то есть, по заявкам из отделов народного образования разных областей. Предполагалось, что через пять лет Ленинградский университет возвратит областям молодых специалистов высочайшей квалификации. На деле получалось несколько иначе. Неизвестно, по каким критериям подбирались студенты в эти спецгруппы, только в массе своей это был народ серый, малограмотный, плохо подготовленный и почти не обучаемый. Из десяти человек курс заканчивал один — причем именно тот, который вполне попал бы на факультет и своими силами, без всякого спецнабора.
Все это Нил узнал намного позже, пока же он просто смотрел в окружающие физиономии и не находил в них ничего для себя утешительного. Не радовало и то, что подавляющее большинство группы относилось к женскому полу — взгляду остановиться абсолютно не на чем. Корова на корове. И между ними — несколько плюгавых, прыщавых пигалиц. А ведь столько симпатичных девчонок поступало — в какие, интересно, места их отправили?.. И двое парней, что стоят чуть поодаль от группы, вполне подстать остальным. Один квадратный, на коротких кривых ножках, черты лица крупные, неприятные. Второй — коротышка, метр с шапкой, лобик и носик микроскопические, угодливо заглядывает первому в рот, подхихикивает. А первый излагает, налегая на «о»:
— А я чо? А я ничо! Чо хочу, то и ворочу! У меня деды половиной Сибири володели!
«Влип! — с тоской подумал Нил. — Действительно, спецотряд! Нечего сказать, удружил мне этот Васютинский!»
Подошла электричка. Дали команду «по вагонам!», и Нил понуро поплелся следом за всеми.
Ехали долго. Полтора часа на электричке, потом столько же на двухвагонном «подкидыше». Всю дорогу Нил, нахохлившись, сидел у окошка, особняком, ни с кем не общался, только мрачно посматривал на остальных. Чем дольше он смотрел, тем больше все лица сливались в одно — широкое, как Днепр (редкая птица долетит до середины!), тупо апатичное, с крошечными поросячьими глазками и низким скошенным лбом, на котором без всяких букв отчетливо прочитывалось — быдло! Единственное, пожалуй, исключение, составлял высокий, гибкий, с кошачьей пластикой молодой человек в модных больших очках. С этим Нил и не прочь был бы пообщаться, но тот, как приклеенный, всю дорогу сидел рядом с руководителем группы, Игорем Донатовичем Абзалиловым, и оживленно с ним беседовал.
Сгрузили их на мрачном полустанке посреди чистого поля. Все разбрелись по полу сгнившему дощатому перрону, а Нил спустился по лесенке и лег прямо на сырую траву. Он злился на Васютинского и очень жалел себя.
— Эй, эй, товарищ студент, как вас, Марков! — окликнул сверху Игорь Донатович.
— Баренцев, — индифферентно поправил Нил.
— Баренцев… Немедленно поднимитесь, Баренцев! Трава сырая, вы простудитесь.
Нил покорно поднялся, думая про себя: «Тоже мне, эрзац-мамаша! Ну и простужусь, ну и хорошо, быстрей дома буду… В самом деле, вот бы заболеть бы…»
Минут через десять к платформе на всех парах подкатил заляпанный грязью грузовичок, с визгом затормозил, и из кабины шустро выпрыгнул не кто иной, как Витя Васютинский.
— Ребята, все сюда шагом марш! — крикнул он. — Вещички в кузов, живенько!.. Здравствуйте, Игорь Донатович…
— Вещички в кузов, а сами куда? — неприязненно осведомился кривоногий здоровяк, у которого деды половиной Сибири владели.
— А сами пешочком! — весело отозвался Васютинский. — Идти-то тьфу, километра полтора. Сразу за тем леском возьмете влево, там на горке амбар двухэтажный, это и будет ваше хозяйство.
Все принялись кидать в кузов рюкзаки и чемоданы, а Нил тем временем подошел к Васютинскому.
— Здорово! Я боялся, что ты передумал и в другой отряд подался.
На «ты» он перешел, даже не заметив этого — сказалась сельская местность, способствующая мгновенному опрощению нравов.
— А, Баренцев! Ну, как трубочка моя, ничего?.. Нет, брат, я тут с позавчера. Видишь, уже шоферить пристроился.
— Ты, что ли, и машину водить умеешь? — задал Нил удивительно глупый вопрос.
— Я танк водил! — гордо заявил Васютинский и, понизив голос, добавил: — Ты тоже попробуй подальше от стада устроиться, у нас с тобой своя программа будет… Игорь Донатович, прошу в кабину, нам еще в правлении отметиться надо.
Они укатили, а остальные нестройными рядами двинулись к лесочку…
Памятуя совет Васютинского, на летучке, созванной Игорем Донатовичем, как только все разобрались по помещениям, покидали вещички на нары и набили полосатые наматрасники прошлогодним сеном, Нил записался в кухонные мужики, под начало Нины, самой голосистой из всех прибывших коровищ. Фамилия у этой Нины была редкая и весьма красноречивая — Каракоконенко. Драконий норов она проявила незамедлительно — после летучки все помчались купаться на озеро, а ему было велено наколоть изрядную кучу дров, натаскать с десяток ведер воды из неблизкого колодца и разделать половину бараньей туши. Зато они с Ниной первыми напились холодного молока с горячим, одуряюще ароматным хлебом — и то и другое привез из деревни Васютинский. Нила разморило, глаза закрылись сами собой, и только громкие веселые голоса оголодавших студентов, вернувшихся с озера, вывели его из состояния полудремы. Когда все поели и разбрелись по стойлам, поганка Нина заставила его перемыть всю посуду и только потом отпустила окунуться.
Уже стемнело, но тропка, по которой шел Нил, была видна хорошо — как ему объяснили, если идти по ней, никуда не сворачивая, упрешься в пологий песчаный берег Он миновал перелесок, край огорода, еще перелесок и очутился на широком лугу. Впереди, над озером, клубился туман, а справа, совсем рядом с тропинкой горел костер, и виднелись вокруг него черные человеческие фигуры Нил вжал голову в плечи и замедлил шаг Ему захотелось повернуть назад — встреча с местными, о чьих диких нравах особо предупреждали на собрании, да еще одному и почти ночью, в его планы не входила.