ULTRAмарин - Валерий Зеленогорский

ЕБань демонически заржала – она неплохо знала этих концептуалисток, их художественные интересы вызывали у нее естественный гнев. Проститутки, просто твари! В Питер им надо! Мало им ебарей на малой родине! Что подумает культурная столица о таких пионерках-первопроходках из родного города! С таким творческим багажом в столицу! «Чистая шняга!» – гневно заклеймила их поэт одной строки, хотя втайне была рада отъезду этих вульгарных шлюх: она желала быть единственной женщиной-магнитом на художественной ниве города N.

Елдырин-Леонардов поддержал свою музу и решительно придвинулся к телу. Он начал прелюдию и для страховки налил ей еще вина, чтобы не было холостого выстрела.

Кручинин с Мартышкиным разминались пивком и вяло шерстили Карлика – этот жалкий стоматолог-журналист в пятый раз затеял глянцевый журнал на деньги хозяина рынка. Его жена мечтала появиться на обложке местного «Бога» – так его назвал Карлик, чтобы избежать претензий от «Вога» настоящего. Поэт Кручинин журнал видел, супруга спонсора на обложке лежала без трусов на джипе мужа, а внутри был целый разворот с ее прелестями. Муж был доволен, первый тираж раскупили воинские части, правоохранительные органы, несколько экземпляров попали в местную тюрьму вместо наркотиков.

В 15 часов неизвестные корреспонденты сообщили, что дизайнер Хром-Кожемяко постригся и придет с женщиной Амаль, ставшей в пять утра его музой на лавочке горпарка. Но информация оказалась дезой.

Наконец в пять часов пришел визажист и кутюрье Мурадян со своей моделью Алексом, который в шестой раз провалился в театральное училище по причине воинствующей гомофобии в регионе.

Мурадян принес вино и лаваш и сообщил, что у него день рождения. Все обрадовались, что Пушкину повезло попасть в компанию с Мурадяном.

Пили и тостили Мурадяна за вино, а Пушкина – за вклад в мировую сокровищницу.

Полистергейст заявил, как человек презирающий все, кроме рэпа, что Пушкин – говно, на Западе его никто не знает. Визажист Мурадян, тонко заметив, что не будь Чайковского, Пушкин остался бы только русской звездой, начал читать «Я Вас любил…», глядя на Алекса с выражением.

Потом Изольда принялась наигрывать на скрипке из Петра Ильича, Мурадян с выражением читал, вышло волшебно, все решили записать весь вечер на видео и поместить в Сеть.

Проснулся поэт Мартышкин. Сквозь сон он слышал, как Полистергейст пнул ногой великого именинника, и, стряхнув с себя обрывки пьяного сна, с ноги ударил диджея по яйцам за предательство русской национальной идеи. Вмешался фотограф Джим, он повалил Мартышкина и стал его душить. Кручинин, увидев, что бьют поэта, вписался в драку.

Их остановил приехавший из Питера странствующий дервиш Приходько. Он исповедовал дзен-буддизм и шаманил за деньги на Витебском вокзале. Для любопытных граждан он привез фильм «Груз-200».

Все сели смотреть. Смотрели внимательно – много слышали о самом шокирующем кино начала третьего тысячелетия.

Никто не испугался, каждый житель города N видел в жизни и похлеще, но дискуссия разгорелась нешуточная. Стали делиться впечатлениями.

Изольда, духоподъемная девушка, вспомнила своего отчима, который изнасиловал ее в ночь, когда ее мама умерла от удара кованого сапога приемного папы и первого Изольдиного мужчины.

Поэт Мартышкин, как бывший мент, разбил в пух и прах образ киношного монстра. Свои конкретные дела в прошлой милицейской жизни он описал в поэме «Люди и звери».

Неумеренное потребление спиртного, как причина всех российских бед, вызвало дикий смех всей присутствующей интеллигенции – как на трезвую голову можно выжить в городе N, не представлял никто.

Елдырин-Леонардов, культуролог и постоянный ведущий на местном радио рубрики «Давайте посмотрим», картину осудил за лакировку действительности. Он обвинил ее создателей в холуйском почитании режима и прочел коротенькую лекцию о месте художника в период стабилизации.

Все мастера культуры согласились – никто из них с властью не сотрудничал, просто жили весело, не думая о судьбе России. Каждый считал себя космосом, а кое-кто, как диджей Полистергейст и художник актуального искусства Брило, целыми вселенными.

У Брило в сарае стояла инсталляция из городского мусора «Лев, разрывающий очко Голиафу» по мотивам отношений Льва Семеновича, местного краеведа, и компании «Голиаф», разрушающей разрушенные памятники культуры и деревянного зодчества в угоду коммерческому жулью.

Брило хотел подарить ее городу, но город не брал, боялся нового искусства, а сам потрафлял скульптору Евсюкову, куму городского головы, запрудившему все вокруг фонтанами и настенными росписями по мокрой штукатурке на фасадах, маскирующими разрушения облика древнего города.

Брило попросили держать себя в руках и не сводить счеты. «Время рассудит», – сказал прозаик Кручинин и потребовал оставаться в рамках дискуссии о кино.

Дискуссия умерла, как только в дверь ввалился нумеролог и мракобес-сатанист Ангельский. Он всегда требовал ставить в своей фамилии ударение на букве «е», отрицая свое небесное происхождение.

Он привез из Астрахани мешок рыбы и рюкзак пива, отдельно поставил на стол канистрочку спирта на пять литров, и все воскликнули: «Ай да Пушкин! Ай да молодец!» Ангельский не обиделся.

Кручинин и Мартышкин стали готовить коктейли собственного производства: треть спирта, треть воды и сверху пиво. Женщинам пиво заменяли апельсиновым фрешем, который от ненависти к человечеству давила поэт ЕБань.

Напились довольно быстро, короткая художественная часть закончилась свальным грехом на полу. Мурадян остался верен Алексу, Елдырин овладел ЕБань, Кручинин и Мартышкин никем не овладели, они допили канистру, и сон разума свалил этих чудовищ. Джим и Полистергейст уползли утром на афтер-пати «Пушкин и рок» в клуб «Небо в алмазах».

Ангельский увлек Изольду и Брило в свои сети и провел утром обряд, где Брило распял Изольду на перевернутой звезде.

Нумеролог Приходько опять уехал в Питер шаманить на вокзале. Только редактор журнала «Дебил» не пил и не спал. Он записал все происходящее, для того чтобы потомки знали, что N – не пустыня бездуховности, а город с прошлым и настоящим.

Ночной перезвон

Днем разговаривать не о чем, все стремятся или заработать, или с умом потратить.

Но приходит вечер, а потом ночь – и тут начинается.

Вечером позвонил № 1 и пропел свою любимую песню о том, что у него все хорошо, все квартиры в разных частях света дают доход, очередной дом строится и теперь он скупает антиквариат, пока притихли те, кто попал на ценных бумагах.

Но голос веселый лишь от водки, нет радости от своего, если у других гондонов больше.

Обсудили всех остальных, всем досталось, всех обосрали – от первого до последнего, стало легче.

№ 2 позвонил в два часа ночи – у них в Европе еще разгул. Начал издалека, вспомнил папу-маму, сестру больную – всех, кого нет. Поздно вспомнил, когда они рядом были, недосуг было сказать им слова нужные, денег давал, а слова не находились, некогда было – слишком много радостей от бабок бешеных.

Надо было как-то их освоить на просторах мировых, а теперь бабок нет, близких нет, и холодно стало на свете с прихлебателями, доедающими его на обломках благосостояния.

– А скажи мне, друг, любили ли меня Х и У?

Ну что можно сказать в жопу пьяному человеку, сидящему в чужой стране и пьющему херес за три тысячи из коллекции в ожидании, пока шофер привезет водку, которая кончилась.

Можно сказать: «Не тебя они любили, а бабки твои», – что будет чистой правдой. Но их нет уже на этом свете…

– Конечно, любили, – говоришь ты, но вы оба понимаете, что это не так.

– А ты любишь меня? – спрашивает № 2.

– Пока нет, – отвечаю я для равновесия.

– Жена у тебя хорошая, – говорит № 2, – любишь ее?

– Уже нет, – отвечаю я, – узнал я за двадцать лет, какая она хорошая.

– А моя хорошая и красивая, – говорит он о жене, с которой не живет.

– А как № 1? – спрашивает № 2. – По-моему, он мерзавец, но я его люблю.

– № 1 тоже сказал, что ты мерзавец и он тебя любит. Он считает, что ты его наебал в 94-м, но он тебе простил.

– Вот, блядь, я его наебал!.. Если бы не я, он бы сейчас был в жопе, свинья неблагодарная, – возмущается № 2 и добавляет: – Все твари. Отбой. Приехала водка.

Звонит № 3.

– Я звоню тебе уже полчаса, почему не отвечаешь?

– Разговаривал с мудаками № 1 и № 2, затрахали мозг, – говорю я.

– А что, № 2 опять пьет, а № 1 всем завидует? – интересуется № 3.

– А ты тоже вроде не сок пил на ужин, – замечаю я.

– Но я-то с умом, завтра дела, – отвечает умный № 3. – Ну и как там № 2, все пропил или еще что-то осталось?

– Да вроде осталось, – неуверенно говорю я.

– Ну скоро проебет последнее, дурак, – в сердцах отзывается № 3.

– А ты чего звонишь? – спрашиваю я. – По голосу я слышу, ты бабам должен звонить бывшим и спрашивать, хорошо ли им было с тобой когда-то. – Я знал за ним эту привычку: после литра звонить в прошлое и самоутверждаться.