Звезды сделаны из нас - Ида Мартин

У меня зудят кулаки: выцепить бы в гаражах придурка на красной тачке и напомнить, что у него, вообще-то, подрастает сын!.. Только вот едва ли это сработает, и у Сереги появится совесть.

– Ослика Боре дай, – хриплю я, выходя из ванной, и вопли действительно стихают.

– Спасибо, Нель! – искренне благодарит сестра.

У меня тут же созревает коварный план:

– Алин… Не одолжишь мне свои туфли, те самые, на «каблуках-убийцах»?

«Самолетик» с кашей прилетает прямо в рот удивленному Борису, сестра поднимает на меня полные ужаса глаза:

– У тебя тридцать девятый. Ты метра в них не пройдешь, а если пройдешь, сама их убьешь!

– Вопрос жизни и смерти, систер!

– Постой-ка… Артём?

– Угу. – Я бессовестно играю на ее любопытстве, но мне ни капли не стыдно. – Предложил подружиться, раз уж мы соседи.

– Ох, отлично придумано! Если не сможешь идти, до подъезда донесет на руках!.. Романтика!

Алина выдает мне туфли – реплику известного и дорогущего бренда, снабжает лифчиком пуш-ап и миллионом ценных наставлений, но я делаю вид, будто тороплюсь, и спасаюсь в комнате. Иногда мне кажется, что своими навязчивыми советами она пытается компенсировать свою рано и внезапно закончившуюся юность, ведь я, по ее мнению, так уныло и бездарно трачу золотое времечко, сидя по вечерам в одиночестве за уроками или реставрацией кукол.

Однако отражение в зеркале мне определенно нравится: если расправить плечи, смотреть чуть надменно, но при этом тепло улыбаться, вполне возможно сойти за одну из знакомых Глеба, излучающих превосходство и уверенность в себе.

* * *

В школу иду с тяжелым сердцем.

Мне плевать на Милану и шуточки ее прихвостней, но перспектива встречи с Артёмом после нашего медленного танца и выходки с пивом будоражит и пугает до чертиков. Он или снова подарит надежду, или окончательно уничтожит мою самооценку – одно из двух…

Форменная юбка, дважды подвернутая на поясе, задирается под порывами ветра, косточки лифчика врезаются в ребра, пальцы ног, стиснутые узкими туфлями, ноют и горят.

Прохожу в пустой класс, разваливаюсь за последней партой, с наслаждением сбрасываю туфли, достаю учебник и тетрадь, но Татьяна Ивановна, вошедшая следом, приклеивается, словно репей:

– Кузьмина, на кого ты похожа? Что за клоунада? Напомнить тебе про устав школы?

– Да я его наизусть знаю… А что за притеснения, Татьяна Ивановна? Разве цвет волос когда-нибудь влиял на мою успеваемость?

Она на миг подвисает, но все равно не отстает:

– Кстати, об успеваемости. Поведай причину вчерашнего пропуска.

– Болел живот. Как женщина, вы должны понимать такие вещи…

За дверью раздаются шаги и голоса, в кабинет вплывает Клименко в окружении восторженных, раскрасневшихся, счастливых девчонок. Он демонстративно опускает глаза и не смотрит в мою сторону – плюхается на стул, с улыбкой приветствует Татьяну, а у меня внутри будто что-то надламывается. Натурально не могу дышать: худший сценарий воплотился в жизнь. Он либо ни черта не помнит, либо… не хочет помнить.

На автомате корябаю формулы, вполуха слушаю учителей и пристально вглядываюсь в его загадочный затылок, но никакой новой информации считать не удается.

На большой перемене техничка раскрывает настежь окна и выгоняет всех в коридор. Напяливаю туфли – орудие пыток, – иду вслед за остальными и тут же нарываюсь на сомнительный комплимент Савкина:

– Вау, вот это да! Кузя, ты меня поражаешь: сиськи, ножки, да еще какие зачетные!

Оглядываюсь, чтобы вылить на него всю скопившуюся на душе горечь, но обнаруживаю, что он совершенно серьезен. Осознавать это приятно, особенно когда Артём, в числе прочих, обращает наконец на меня внимание и провожает задумчивым взглядом.

Я сжимаю кулаки и стараюсь идти легко и ровно: всего-то нужно свернуть за угол, добраться до подоконника в рекреации, сесть на него, разуться и выдохнуть.

Терпеть уже невмоготу: почти бегом скрываюсь от внезапно обрушившегося внимания, а потом, спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, ковыляю к спасительным окнам.

Но за спиной слышится писклявый, вызывающий изжогу голос Орловой:

– Гляньте, какое явление. Ведьма на каблуках. Нет. Скорее, корова. Корова на каблуках! Миленько…

В ее изящных пальчиках обнаруживается направленный на меня телефон. Каблук цепляется за шов драного линолеума, коленки подкашиваются, и я с громоподобным грохотом оказываюсь на полу, а задранная юбка являет всему миру мои трусы в мелкий розовый цветочек.

Звонок на урок отзывается дребезжанием в мозгах, щеки пульсируют от залившей их краски.

К счастью, моего эпичного падения никто из наших не видел: мне удалось встать, отряхнуться и, не опустившись до уровня этой ненормальной, с достоинством удалиться. А в классе случилось чудо: Артём отвлекся от общения с девочками, расщедрился на улыбочку, и жизнь вдруг стала не такой уж невыносимой.

* * *

Быстренько разделываюсь с решением задачи и периодически поглядываю на телефон: не терпится написать Глебу, не без гордости доложить о своих достижениях и официально принять вызов. Мысленно желаю ему успеха, но, кажется, предпочла бы, чтобы у него ничего не вышло. Вернее, не так. Я просто боюсь, что в случае удачного исхода он зазнается и перестанет мне писать.

Телефон коротко жужжит на парте – такое же жужжание то тут, то там раздается в классе. Игнорируя возмущение химички, все тянутся к рюкзакам и сумкам, я тоже нажимаю на конвертик входящего сообщения и обнаруживаю, что в тот самый обычно мертвый чат Милана сбросила ролик…

Ужас бьет под дых: даже не открывая, я знаю, что в нем.

Но «звезда» постаралась на славу и, пожалуй, превзошла саму себя: наложила на видеоряд музыку из фильма «Красотка», снабдила его глумливыми подписями и дурацкими спецэффектами.

И выгляжу я на видео настолько нелепо, что вот-вот вместе со стулом, партой и учебниками рухну через первый этаж прямо в преисподнюю.

Весь класс мерзко хихикает. Артём смотрит на экран и тоже смеется…

* * *

С порога вручаю сестре туфли, выставляю вперед ладони, мотаю головой:

– Ни о чем не спрашивай! – и шаркаю к себе.

Бросаю рюкзак на пол и, упав на диван, набираю сообщение Глебу:

– У меня все погано.

Мною движет желание поплакаться в жилетку, а он кажется идеальной кандидатурой на роль психотерапевта и исповедника.

В качестве подтверждения отправляю ему развеселый ролик и утираю едкие черные слезы. Голова рискует взорваться, и это бы стало самым лучшим исходом дурацкой истории.

Он в Сети и почти сразу отвечает:

– От души посмеялся. Это так мило. А что ты пыталась изобразить?

– Да подружек твоих, одноклассниц, ну или кто они там? Которые у тебя в друзьях.