Все еще будет - Афанасия Уфимцева

Николай Петрович загорелся идеей приспособить под школу одну из пустовавших старинных усадеб. Километрах в десяти от Вольногор по счастливой случайности нашлись целых три такие усадьбы – вернее, то, что пощадило немилосердное время и не разрушили люди, в них квартировавшие. Одну усадьбу, как говорят, кто-то проворный уже прикупил, поэтому надо было поспешать, пока и на две другие понимающие люди глаз не положили. Возрождение такого дворца, конечно же, станет в копеечку, но профессора Северова это не пугало: дорогой Иван Григорьевич авось не обеднеет.

А удача-то это была действительно великая. Дальше, на десятки километров вокруг, если и встретится какая усадебка, то будет она наверняка незатейлива и скромна, как и сама северная природа. А если переплыть на другой берег реки, то можно десятки и сотни километров брести, не встретив не только подобной красоты, но и простого многолюдного поселка, пока не вздыбятся на пути Уральские горы. А все потому, что место это удивительное, называемое вольногорцами Орлиной горой. Конечно же, это не гора, а белоснежные меловые утесы. Где-нибудь на Дону ими никого не удивишь, а в Северном Заречье другого такого места днем с огнем при всем желании не сыщешь.

Добираясь сюда по воде, путешественник, утомленный спокойным, вялым течением реки и ровными, словно приплюснутыми, берегами, непременно встрепенется от внезапного взлета утеса и его слепящей белизны. С самой Орлиной горы открывается ни с чем не сравнимый вид на водные просторы и синие леса, плавно стелющиеся по противоположному пологому берегу. А известие о том, что совсем недавно в здешних меловых пещерах подвизался затворник, добавило этим местам славы места святого и таинственного.

На счет происхождения названия горы ходит легенда, что жили на ней когда-то орланы-белохвосты, которые покинули эти места вместе с последними владельцами усадеб. Советские орнитологи окрестили это легенду вымыслом чистой воды, краеведы тайно верили в ее правдивость, а местные власти до сих пор охотно ее пересказывают, ища богатых инвесторов для восстановления усадеб.

На Орлиную гору поехали с утра пораньше. Туда вела размытая, разъезженная дорога. Время стояло слякотное. В воздухе висела холодная морось, а лужи по утрам уже покрывала тонкая серебристая корочка льда. Как-никак север. К слову сказать, жаловаться на непогоду в Северном Заречье издавна считается греховным делом, и если кто-нибудь из приезжих слишком уж разухарится по этого поводу, его непременно поправят: лучше, мол, дурная погода, чем никакая. И что такое дурная погода, если есть теплый дом, подходящая одежда да правильная обувь? Вот и в этот раз Дуся настояла, чтобы Маргарита надела деревенские резиновые сапоги, уверяя, что без них до Орлиной горы никак не добраться.

Машину решили оставить у закрытого на большущий амбарный замок деревенского магазина, а оттуда еще километра три с лишним пешком. Выйдя из машины, Маргарита жадно глотнула свежего воздуха, но в ту же секунду досадно закашлялась: легкие заполнил запах гнили и еще какой-то резкий, оглушительный душок, доносившийся из близкого коровника. Где-то совсем рядом заблеяла овца – как-то горестно, будто в последний раз.

Оглядевшись, Маргарита невольно поежилась и отчетливо осознала бесперспективность переезда школы на Орлиную гору. Но тут – непонятно отчего и почему – ею внезапно овладело любопытство и желание во что бы то ни стало сходить туда.

На выходе из деревни перед девушками вырос как из-под земли огромных размеров черный кот: он остановился посреди дороги, зевнул, мяукнул и, как ни увещевала его Дуся, обратно не пошел, а медленно и, судя по его походке, весьма умышленно проковылял через дорогу. Перед тем как скрыться из виду, нагло обернулся и еще раз мяукнул. Суеверная Дуся наотрез отказалась идти дальше. Так и закричала: «Нетушки, дальше без меня!» При этом удачно вспомнила, что у нее как раз в этой деревне проживает болезная тетка, по которой она истосковалась.

И что же? Вольному воля.

Маргарита возражать не стала и дальше зашагала одна бодрой прогулочной походкой. Несмотря на гнусную погоду, сердце билось радостно, а настроение – будто праздник какой-то. И этот праздник, конечно же, не могли испортить наивные деревенские суеверия. Более того, возможность пройтись до Орлиной горы в одиночку была как нельзя кстати: Дуся своей вечной трескотней мешала погрузиться в думы о приятном.

В мыслях о жизни и об Иване Иноземцеве дорога не показалась Маргарите ни длинной, ни утомительной. Запах постепенно перестал терзать нос. Скоро свыклась с чавкающей жижей под ногами и даже не заметила, как очутилась перед развилкой. Только теперь пожалела, что Дуся осталась в деревне. Все-таки одна голова хорошо, но и вторая, тем более местная, не помешает. После недолгих и не мучительных раздумий выбрала более хоженую дорожку, посчитав, что идти в совсем уж безлюдное место нелогично и небезопасно.

Дорожка шла через дикое поле, дальше – небольшой лесок и заросший усадебный парк, о давнишнем богатстве которого можно было судить по скупым остаткам каменной ограды, полуразрушенной беседке и местами уцелевшим мостикам затейливой формы, перекинутым через ручей. Барскому дому повезло больше: и стены красного кирпича, и покатая крыша были на месте, все окна застеклены и защищены новыми ажурными решетками, рамы свежевыкрашены белой краской.

Увы, Маргарите стало ясно, что она ошиблась. Как говорится, шел в комнату, попал в другую. Дом, который она искала, давно не видел ремонта и, судя по описанию, приусадебного парка не имел. И что же теперь делать? Возвращаться? Возможно, это было единственно правильное решение, но Маргарита рассудила иначе.

«В конце концов, не зря же я проделала весь этот путь», – сказала она себе, продолжая упорно шагать в сторону, не имеющую категорически никакого отношения к цели ее путешествия.

Дверь в дом была открыта. Войдя, машинально стала оглядывать первую комнату, видимо, бывшую когда-то парадной залой. Из мебели – только полуразвалившийся выцветший диван бледно-зеленого цвета, над которым висела чудом уцелевшая, потрескавшаяся картина с мифологическим сюжетом, который Маргарита после незначительных колебаний определила как бегство Энея из Трои. Эней был чем-то похож на Синдбада-морехода, тащившего на себе безжалостного старика с острыми пятками. В углу, прямо на полу, – остатки еды и пустые бутылки.

В одной из смежных комнат, через неплотно прикрытую дверь, послышались громкие мужские голоса. Маргарита сама хотела подать голос, но что-то остановило ее, и она прислушалась к доносившемуся разговору. Впрочем, это было больше похоже на ссору, чем на обычный разговор: ссорившиеся обвиняли друг друга, не стесняясь в выражениях. Оторванность в течение долгих девяти лет от незатейливой стороны русской жизни не позволила Маргарите в полной мере уяснить все нюансы употребляемых выражений, что, безусловно, не скрыло от нее накала звериных страстей, обуревавших собеседников.