Командир полка - Вальтер Флегель

Гаупт стоял у противоположного края стола, как раз напротив Харкуса, спокойно глядя на свои планы и документы, лежащие в раскрытой черной папке, затем его взгляд скользнул по столу, после чего Гаупт отодвинул стул и пошел к двери. Вот так же, молча и не глядя в глаза командиру, он уже однажды уходил от него. Было это два дня назад, у подножия высотки, после стрельбы первого артдивизиона. Все движения Гаупта, с того самого момента, когда он собирал со стола свои бумаги и укладывал их в папку, и до неторопливых шагов к двери, как бы выражали его полное безразличие ко всему происходившему в этом кабинете, куда, казалось, он и входить больше никогда не собирался.

Харкус сел и, закрыв рабочую тетрадь, сунул ее в ящик стола.

В кабинет вошла секретарша вместе с Герхардом и Треллером.

— О! — воскликнула она еще с порога. — Накурили так, что хоть противогаз надевай! И как только вы можете работать в такой атмосфере?! — Она раскрыла окна, собрала оставшуюся грязную посуду и переполненную пепельницу. Заглянула в оба кофейника и сказала:

— Тут еще осталось немного кофе. — И по очереди посмотрела на Вебера, на капитана Кисельбаха, который стоял позади стула заместителя командира полка по политчасти, ожидая чего-то, а затем и на самого Харкуса. — Выливать жалко, а сама я такой крепкий кофе не пью.

— Налейте мне немного, — попросил ее Харкус.

Секретарь партбюро полка Кисельбах наклонился к Веберу и о чем-то спросил его. Вебер согласно кивнул и, сунув сигарету в пепельницу, затушил ее энергичным нажимом.

В ходе совещания Кисельбах, еще молодой офицер с внимательным взглядом голубых глаз и непокорными прядями волос на затылке, говорил очень мало, зато много писал в своей тетради. Подойдя теперь к Харкусу, он протянул майору руку. Кисельбах был первым, кто после окончания совещания протянул майору руку, чтобы попрощаться.

Харкус ответил на крепкое мужское рукопожатие.

— До свидания, товарищ Харкус, — сказал офицер и быстро вышел из кабинета.

Майор Герхард тем временем аккуратно скатывал в трубочку составленные им планы.

— Итак, — проговорил Герхард, отвешивая Харкусу поклон, — приятного аппетита.

Дверь начальнику штаба полка открыл Треллер, заметив, что обе руки у него заняты.

— А что сегодня на обед? — полюбопытствовал Вебер.

— Печенка, — ответил Треллер с порога. Капитан был бледен и от него немного пахло лекарствами. — Печенка с луком и жареным картофелем.

— А где же удалось достать печенку? — поинтересовался Курт.

— У Валенштока, в обмен на корм для свиней.

И он вышел из кабинета следом за Герхардом. Харкус выпил остывший кофе и подошел к окну. Он чувствовал: Курт хочет поговорить с ним о только что закончившемся совещании. Харкусу и самому хотелось об этом поговорить, потому что последние три часа он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Послушай-ка, — начал первым Курт (услышав его голос, Харкус повернулся лицом к нему), — Ильзе спрашивала меня, почему мы поспорили.

— Откуда она это взяла?

— Ты уже трое суток здесь, а к нам еще не зашел.

— Ах, вот оно что!

— Так когда же ты к нам заявишься?

У Харкуса не было особого желания идти в гости, но, вспомнив Ильзе, живую и веселую супругу Курта, которая всегда принимала его, как брата, ответил;

— Добро, сегодня вечером зайду.

— Как обычно, ужинать будешь у нас.

— Хорошо, как обычно, — согласился майор.

Курт встал, какое-то мгновение в нерешительности постоял, взявшись обеими руками за спинку стула, затем повернулся и пошел к двери.

— Итак, до вечера, — проговорил он и вышел. Вскоре шаги Курта стихли в конце коридора. Майору казалось, что Курт вернется к нему в кабинет. Но Курт не вернулся. Майор услышал, как входная дверь захлопнулась за ним.

Майор смахнул со стола табачные крошки и подошел к пульту переговорного устройства. Достаточно было нажать клавишу на панели или же, сняв телефонную трубку, набрать номер Курта и позвать его к себе, чтобы поговорить с ним о результатах только что закончившегося совещания, прежде чем звонить полковнику Венцелю. Харкус понимал, что он должен поскорее позвонить Венцелю, чтобы кто-то другой не опередил его и с пристрастием не рассказал полковнику о совещании.

Харкус откинулся на спинку кресла и задумался.

«Совещание прошло успешно, — мысленно докладывал он полковнику. — Выполнение запланированных мероприятий идет полным ходом. Дополнительно в план боевой подготовки включены следующие мероприятия: за две недели, оставшиеся до конца учебного года, поднять по тревоге с целью проверки боевой готовности несколько батарей и штаб полка, с тем чтобы иметь более полное представление о боевой подготовке части и иметь возможность запланировать на новый учебный год комплекс необходимых мероприятий. Конечная цель: к десятой годовщине Национальной народной армии добиться высоких показателей в боевой и политической подготовке».

Майор встал и заходил по комнате от стола к двери, за которой фрау Камски что-то отстукивала на пишущей машинке.

При слове «успешно» майор невольно подумал о том, с каким видом Пельцер, Гаупт и даже Вебер покинули его кабинет. При словах «идет полным ходом» он вспомнил, что пообещал премию в сто марок каждому артиллеристу, кто до конца учебного года уложится во все нормативы и выполнит стрельбы на «отлично». А каждый артдивизион, который хотя бы на день раньше срока закончит перемещение боевой техники, получит премию триста марок. И хотя Харкус приказал работать даже в субботу, с переводом техники все еще не было закончено. Против работы в субботу возражали поголовно все, против поощрения премиями — Гаупт и Кисельбах.

В конце концов Харкус сказал, что это приказ, и на этом дискуссия закончилась. Особенно сильное возражение встретило его предложение в ближайшее время поднять по тревоге несколько артиллерийских батарей и штаб полка. Против этого предложения выступали все, даже капитан Треллер и майор Герхард, который, покраснев как рак, стоял, склонившись над своими многочисленными планами, разложенными по всему столу.

— Зачем все это?

— Если проверять, так что-нибудь одно!

— Одними проверками мы ничего не добьемся: конец будет плачевным, а начало нового учебного года — еще хуже.

— За две недели нам никак не удастся сделать то, что не было сделано в полку за целый год.

— Такими рывками мы только еще больше разрозним людей, но ничего не добьемся.

Каких только высказываний тут не было! Самые противоречивые, однако ни одно из них не казалось Харкусу убедительным и не поколебало его решений.

Мысленно Харкус уже отказался от того доклада, который он готовил для полковника Венцеля. Теперь уже хотелось доложить по-новому. Венцель такой человек, которого не удовлетворят общие фразы. Он, как обычно, снимет очки, положит их на стол и начнет расспрашивать, интересуясь мельчайшими деталями, которые в сочетании с другими вещами станут вдруг очень важными.

«Вы были единодушны, принимая решение? — спросит его полковник. — Достаточно ли твердо вы себя чувствуете, чтобы сделать все так, как задумали?»

Что Харкус ответит на это?

К единому мнению они так и не пришли, особенно в оценке первого артдивизиона. Гаупт, Пельцер и Вебер хотя и сдержаннее других, но все же выступили в защиту дивизиона, несмотря на аргументы Харкуса относительно того, что артиллеристы не уложились в нормативы. Ему возражали, говоря, что ни артдивизион, ни полк в целом не в состоянии за одно тренировочное занятие показать нужные результаты.

— Неудачный день может быть у любого артдивизиона, — высказался наконец Пельцер. — А настроение, которое появилось у солдат в ходе этого несправедливо назначенного испытания, свое дело сделало.

Харкус сдержался, ни разу даже не стукнул по столу, а сжатые в кулаки руки спрятал в карманы, чтобы их никто не видел.

«Плохой день в жизни артдивизиона. На войне такой плохой день может стоить тысячи человеческих жизней. Плохой день может быть в жизни футболиста, но ни в коем случае не в жизни солдата», — думал Харкус.

— Первый артдивизион не заслужил права считаться лучшим в полку! — Майор прервал дискуссию, прервал в первый раз, чтобы отдать несколько приказов. Он поручил Веберу и Гаупту разработать новые правила выдвижения подразделения на звание «Отличное подразделение».

После такого распоряжения продолжать обсуждение было нелегко. Не для Харкуса, а для тех, кто выжидал и тянул время.

В вопросе о необходимости проверки других подразделений командира полка поддержал лишь один начальник штаба. Он высказался за то, чтобы не терять попусту ни одной минуты, сконцентрировать все свои усилия на достижении высокой боевой готовности части. Начальник штаба поддержал Харкуса и в оценке разведывательных донесений. Короче говоря, оба они, не сговариваясь, по основным вопросам пришли к единому мнению.