Роман Равдин - User
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
руки. На запястье левой сиял знакомый ему бирюзовый браслет. -- Попробуй,
коснись меня. Ну, не бойся же! -- видя его нерешительность, сама шагнула
навстречу. Его осторожно протянутые пальцы, глазу вопреки, шевелились в
пустоте, там, где ясно виделось тело...
-- Я вот и ущипнуть себя могу, а тебя -- нет... Как хочется тебя
ущипнуть, Джонни, -- вздохнула вдруг она, а он зло дернул себя за мочку уха
и сморщился от боли.
-- Ладно, привыкай,-- махнула она и вытащила из нагрудного кармана
комбинезона пачку сигарет. -- Закуривай. -- Он покачал головой. -- А, да. Ты
же бросил... А я, хоть и бестелесная, да покуриваю. Как, впрочем, и положено
всем грешникам, -- продолжала Маргрэт, когда они уселись в "курилке", как
когда-то называла хозяйка маленький уголок отдыха в своей лаборатории. Он и
здесь был таким же. И все, как быстро убеждался Притт, оглядывая помещение,
было точной копией "той же" лаборатории Маргрэт в ее родной Юте, где он
провел десять последних дней с Маргрэт перед ее гибелью...
-- Ты, конечно, знаешь подробности уничтожения моей лаборатории. Но
мне, как видишь, здорово повезло -- вопреки всему уцелела, хотя и попала в
списки мертвых... Это непостижимо и для меня пока, -- она пожала плечами, --
и тут уж, прости, я тебе не скажу больше того, что узнала от своего
спасителя -- профессора Вельзевула, -- тут Маргрэт запнулась, перехватив его
косой взгляд. -- Как, ты еще не знаком с ним? А как же ты очутился здесь?
-- Очевидно, меня похитили по дороге,-- неуверенно сказал он.-- Это еще
надо вспомнить.
-- Бесполезно. Я тоже пыталась вспомнить, где была в момент взрыва, но
память мне так ничего и не возвратила. А о самом взрыве я прочитала в старых
газетах, которые дал мне профессор. И тогда я поняла, что нахожусь там, где
и должны находиться все погибшие. Профессор так и сказал: "Вы находитесь в
преисподней. Только не в той, которую бог создал для падшего ангела, а в
той, что сотворил человеческий разум. И зовите меня Вельзевулом..."
Профессор называет наше существование "третьим состоянием". Первое
состояние -- обычная жизнь. Второе -- после наступления клинической смерти
-- физический распад. Третье -- наше, бестелесное. Живет наш дух, наши
мысли, наш разум, в какой-то степени -- воля...
-- Что за мистика! -- вскочил Притт, -- Какой-то иллюзионист ловко
морочит нам головы, а ты с самым серьезным видом плетешь эту чушь... Я не
узнаю тебя, Марго!
-- Успокойся, дорогой. Как бы я хотела, чтобы все это было чушью... Но
не будешь же ты утверждать сейчас, что и взрыва никакого не было в Юте, и
что моя лаборатория цела, а ее развалины -- дело рук ловкого иллюзиониста...
И что ты сам попал сюда случайно... Может, нам все это снится, -- она обвела
рукой зал. -- Но ведь тут я работаю с моими коллегами. И, представь себе, мы
уже многого добились. Сделали то, чего еще никто не придумал в том, реальном
мире, мире "первого состояния"... Может, ты все это видишь во сне, тогда
опять дерни себя за ухо... Жаль, ты не можешь ощутить моего поцелуя!..
-- Вот именно! Раз нет ощущений, значит, это что-то вроде сна. Но при
чем тут ад или рай? Давай, пожалуйста, серьезней.
-- Ах, Джонни. Еще в Рочестере ты отличался недостатком чувства юмора,
чем немало забавлял студентов... Купить тебя просто, голубь ты мой! -- она
ласково посмотрела на него, наклонив голову набок. -- Послушай меня
внимательно и не кипятись. -- Глаза ее посерьезнели, а над переносицей
сложились две знакомые ему морщинки, всегда появлявшиеся, когда Маргрэт
раздумывала или растолковывала другим какую-нибудь идею.
-- Вельзевул, или как там его зовут в том мире, -- очень большой
ученый. Гений, который, видимо, не хочет раскрывать себя. В его руках
оказалась страшная, почти мифическая сила покорения интеллекта. И я, прости,
иначе не могу сказать -- наши тела где-то хранятся под его контролем, живут
биологической жизнью, а дух наш, разум разгуливает и действует отдельно от
своей телесной оболочки... Все, что перед нами -- эти стулья, стол, приборы
-- все существует, так сказать, материально. А мы -- только в собственном
воображении. Поэтому и не можем друг друга нащупать...
-- Постой, опять чертовщина какая-то. А как же мы нащупываем реальные
вещи, сдвигаем вот этот стул, пепельницу. Сигарета, который ты дымишь?..
Если мы -- выдумка твоего гениального профессора, то как же эта "выдумка"
вступает в контакт с реальным миром?! -- Притт ударил кулаком по столику
так, что подпрыгнула пепельница. -- Вот, этот кулак имеет силу, и в то же
время его нет... Ха-ха-ха!.. -- залился он нервным смехом.
-- Джон! Довольно! -- вскочила с места Маргрэт. -- Возьми себя в руки и
прекрати истерику, -- уже мягче проговорила она, увидев его вытянувшееся
лицо: такой резкости он еще никогда не слышал от нее. -- Подумай, ведь и то,
что ты сам сделал с Барнетом, других может повергнуть в ужас.
-- Откуда тебе известно о Барнете?.. -- он растерянно откинулся на
спинку дивана. -- Ведь я не посвящал тебя в свои дела. И началось это после
твоей гибели...
Ее лицо осветилось лукавой улыбкой, она присела на краешек дивана рядом
с ним.
-- Это тебе еще одно доказательство, что ты находишься в преисподней!
Тут ведь должны знать, чем грешат люди на земле... Без шуток: мне рассказал
об, этом Вельзевул. И наша работа, которую мы выполняем по его заданию,
смыкается с твоей. Вот, думаю, почему ты оказался здесь и тебя ждет деловой
разговор с нашим повелителем.
-- И он, конечно, уже сейчас подслушивает нас?
-- Мы в его власти, как Барнет -- в твоей, -- пожала плечами Маргрэт.
-- Так что "подслушивает" -- не то слово. Я уже говорила, он контролирует
весь наш жизненный потенциал, в том числе и потенциал духа..
-- Ну, хорошо. А что же это за работа, которая "примыкает" к моей?
-- Биохимическая машина, подобная нашим мышцам. Вместо мышц мы
разработали группу биополимеров, в которых химическая энергия
непосредственно превращается в механическую с высоким КПД -- до девяноста
процентов. Я напомню тебе, что теоретическая сторона этого дела была
выяснена еще в семидесятых годах прошлого века. Тогда русские физхимики
установили, что... -- и она вкратце изложила теорию своего открытия,
опирающегося на достижения советских ученых.
-- Уже разработаны рецепты таких катализаторов, -- заключила свой
рассказ Маргрэт, -- которые позволяют так же направленно, как в живой
клетке, превращать химическую энергию в механическую.
-- Я понимаю. Из биополимеров вы создаете мышцы роботу вместо
электромоторов. Но при чем тут мозг Барнета?
-- На этот вопрос позвольте ответить мне, ибо мисс Тойнби уже превысила
свои полномочия, -- к ним шел рослый здоровяк в белом халате и черной
бархатной шапочке.
По всплеску глаз Маргрэт Притт понял, кто этот незваный собеседник, и
поднялся ему навстречу.
-- Хэлло, сэр. Так это вы -- мистер Вельзевул, душа этого общества
духов?
-- Спасибо за признание. Руки не подаю: у нас это не принято, как вы
сами уже убедились.
Большие, чуть навыкате, карие глаза его смотрели как будто серьезно, но
в то же время -- чуть насмешливо. Очень смуглое лицо, густые черные брови,
смыкавшиеся над переносицей, толстый мясистый нос и вывороченные, как у
негра, губы выдавали в нем мулата. Это последнее произвело на Притта
неприятное впечатление, хотя он презирал расистов и относил себя скорее к
либералам, чем к консерваторам.
-- Ну, что ж, давайте поговорим с вами, коллега, -- после небольшой
паузы сказал профессор и наклонил голову в сторону Маргрэт: -- Думаю, мисс
Тойнби нас извинит, если мы уединимся в мужской компании?
Девушка кивнула, и профессор, сделав приглашающий жест, направился в
дверь, которая на этот раз открылась сама. Когда Притт переступил порог, на
какой-то миг его охватила полная темнота и бесчувствие, затем сознание
вспыхнуло ярким светло-голубым светом, и прежде, чем что-либо увидеть и
понять, он услышал яростный шепот Вельзевула: "Опять замыкание!.."
Комната без окон светилась небесно-синим светом, а пол состоял из
зеленых и желтых квадратов. Два кресла и столик из прозрачного материала.
Когда они уселись, профессор с наслаждением затянулся сигаретой, и Притту
показалось, что он чем-то взволнован: толстые пальцы, державшие сигарету,
вздрагивали, он смотрел куда-то в потолок. Сделав две глубокие затяжки,
профессор внимательно взглянул на Притта и вдруг спросил, показывая