История борделей с древнейших времен - Зигмунд Кинси

Упомянутый Стефан в это время отправился в Мегары, оказался в обществе Неэры, занимавшейся ремеслом гетеры, и сблизился с ней. Она рассказала ему обо всем, что с ней случилось, об обидах, которые ей причинял Фринион, и отдала ему все ценности, которые она унесла, бежав от Фриниона. Желая вернуться в Афины и поселиться здесь, но опасаясь Фриниона из-за обиды, которую она ему нанесла (тот был на нее сильно разгневан, а Неэра знала его спесивость и надменность), она избрала Стефана своим покровителем.

Находясь в Мегарах, Стефан вселял в нее бодрость своими речами, хвастливо заявляя, что Фринион жестоко поплатится, если только посмеет до нее дотронуться. Он обещал, что сделает ее своей женой, а детей, которые у нее были, запишет как своих собственных и добудет им гражданские права. Никто не посмеет ее обидеть. Стефан вернулся из Мегар в Афины и захватил с собой Неэру и троих ее детей, Проксена, Аристона и дочь, которую теперь зовут Фано.

Он ввел ее и ее детей в свой домишко… В этом доме заключалось все имущество Стефана, ничего более у него не было. Он взял Неэру сюда по двум причинам: во-первых, чтобы ему даром досталась красивая гетера, а во-вторых, чтобы она, занимаясь своим ремеслом, могла добывать средства к существованию и содержать дом. Другого источника доходов у него ведь не было…

Когда Фринион узнал, что Неэра находится в Афинах, в доме Стефана, он отправился к дому Стефана с несколькими молодыми людьми и насильственно увел ее. Но Стефан отнял ее и согласно закону объявил свободной…

Взятая на поруки Стефаном и находясь в его доме, Неэра занялась своим ремеслом с размахом ничуть не меньшим, чем прежде, требуя еще большей платы от желающих стать ее любовниками, поскольку она обладала теперь известным достоинством и состояла в сожительстве с мужем. Помогал ей в этом подлом ремесле и он сам. Если ему удавалось застигнуть у нее любовника, какого-нибудь богатого и незнакомого чужестранца, он запирал его в доме как прелюбодея – и, совершенно естественно, взыскивал с него деньги!

Ведь у Стефана не было никакого имущества, как не было его и у Неэры, чтобы производить необходимые расходы для дневного пропитания. Траты же у них были велики, так как надо было кормиться самим да еще и содержать троих детей, которых она, прибыв к Стефану, взяла с собой; к тому же у нее были еще две служанки и слуга-раб. Впрочем, она хорошо научилась умению выходить из положения с прежних времен, обеспечивая себя всем необходимым за счет других лиц, расходовавших на это дело свои средства…

Фринион и Стефан достигли примирения между собой на основании следующего соглашения. Каждый из них двоих будет использовать Неэру равное число дней в течение каждого месяца, держа ее у себя в доме (если они не придут к обоюдному соглашению на других основаниях).

Так они примирились между собой. Те, которые были с ними в третейском суде и принимали участие в деле (как всегда происходит в подобных случаях, я полагаю, особенно когда причиной раздора оказывается гетера), стали ходить на пиршества к каждому из них, когда там бывала Неэра, и та пировала вместе с ними, как обыкновенная гетера. В том, что я говорю правду, вызови мне свидетелями лиц, принимавших участие в пирушках вместе с названными людьми, – Евбула из Пробалинфа, Диопейта из Мелиты, Ктесона из Керамий.

С в и д е т е л ь с т в а

«Евбул из Пробалинфа, Диопейт из Мелиты, Ктесон из Керамий свидетельствуют, что после того, как состоялось примирение между Фринионом и Стефаном в споре из-за Неэры, они, выступающие ныне свидетелями, неоднократно пировали и пили вместе с Фринионом, Стефаном и Неэрой – ныне привлекаемой к суду, каждый раз, когда Неэра бывала у Стефана, и тогда, когда она бывала у Фриниона».

В своей речи я доказал вам – и это было подтверждено свидетельскими показаниями, – что Неэра с самого начала была рабыней, дважды была продана, торговала своим телом, как обыкновенная гетера, убежала в Мегары от Фриниона, а когда вернулась сюда, была взята на поруки, как чужестранка. Теперь я хочу показать вам, как сам Стефан свидетельствует против Неэры в том, что она является чужестранкой.

Дочь самой Неэры, с которой она явилась к этому человеку (звали ее тогда Стрибула, теперь зовут Фано), Стефан этот выдает как собственную дочь за афинского гражданина, Фрастора эгилиейца, дав за ней приданого 30 мин. Та, явившись к Фрастору, человеку трудолюбивому, едва сводившему концы с концами, не сумела приспособиться к тому образу жизни, который вел Фрастор, но повела себя так, как ее мать, ни в чем себя не сдерживая, ибо, как я полагаю, она была в таком разврате воспитана.

Фрастор убедился в ее нескромности и нежелании его слушать. Одновременно он точно установил, что она вовсе не дочь Стефану и что он был обманут с самого начала, когда сватался к ней как к дочери Стефана (а не Неэры), полагая, что она дочь афинской гражданки, прежде жившей в законном браке со Стефаном. Разгневанный всем этим и считая себя оскорбленным и обманутым, он изгнал эту женщину беременной из своего дома после того, как прожил с ней около года, и не вернул ей приданого…

Немного времени спустя после того, как Фрастор изгнал из своего дома дочь Неэры, он заболел и почувствовал себя очень плохо… Во время болезни Фрастор смягчился вследствие того, что Неэра и ее дочь ухаживали за ним. Они посещали его с момента, как он заболел, и не нашлось никого, кто стал бы его лечить и ухаживать за ним. Они носили ему лекарства, присматривали за ним (вы сами знаете, как необходимо присутствие женщины человеку во время болезни). За это время они убедили его взять дитя, которое родила ему дочь этой самой Неэры, когда она беременной была изгнана Фрастором (разгневанным тем, что он стал жертвой обмана), и усыновить мальчика.

Рассуждая по-человечески и учитывая положение, в котором он находился (а чувствовал он себя плохо, и надежды на выздоровление у него было мало), а также не желая умереть бездетным, – опасаясь, как бы родственники не растащили его достояние – он усыновил мальчика и взял его к себе. То, что он никогда бы так не поступил, если бы был здоров, я докажу вам на основании неопровержимых доказательств и со всей ясностью.

Сразу, как только Фрастор выздоровел и восстановил свои силы, хорошо себя почувствовал, он женился законным браком на афинской гражданке, родной дочери Сатира мелитейца, сестре Дифила. Это может служить ясным доказательством, что он отнюдь не добровольно усыновил того ребенка…»

Однако Стефан и Неэра не остановились на этом. Они вторично обманом выдали Фано замуж за архонта, Теогена, и она, будучи женой архонта, исполняла самые сокровенные таинства поклонения афинским богам. Со стороны чужестранки, дочери гетеры, самой одно время занимавшейся тем же промыслом, что и ее мать, это было настоящим святотатством. После того как Теоген узнал, что был обманут, он изгнал Фано из своего дома.

Очевидно, этот факт убедил судей, что Неэру нужно примерно наказать. Она была продана в рабство, ее дети «признаны чужестранцами». Был ли наказан Стефан – неизвестно.

Греческий мир поклоняется женщине и одновременно помещает на самое дно своего общества. Ниже, бесправней только рабы и бессловесные твари. Кажется, что положение женщин меняется в Риме.

III. Рим: ученики превзошли учителей

На известной всем статуе волчица вскармливает на горе Палатин близнецов Ромула и Рема, будущих основателей Рима.

Однако в Риме слово «волчица» ( лат. lupa) означает «самка волка», но и «проститутка»; лупанарий – или lupanarium – публичный дом; lupana – одежда куртизанок.

Есть ли связь между легендой и словарем?

Действительно, согласно легенде воспитательница основателей Рима Акка Ларентия была знаменитой куртизанкой, которую жрец Геркулеса предложил своему хозяину в качестве платы за проигранное пари. Выйдя замуж и став богатой наследницей, она принесла свое состояние в дар римскому народу. Именно в память об этих событиях праздновался в Риме 23 декабря праздник Ларенталия. Римский историк пишет: «Говорят, что та, что вскормила и растила, не была волчицей, но, как можно предположить, была супругой Фаустула, звали ее Ларенция, когда-то она продала свою красоту, и люди, живущие в окрестности Палантина, дали ей прозвище Lupa. Этот античный греческий термин преследует женщин, которые отдаются за деньги; но теперь их называют более почтенным именем – гетеры, или спутницы».

Великий театр разврата

Была ли кормилица Рема и Ромула продажной женщиной, неизвестно, но Рим, основанный ими, никогда не чуждался разврата. Даже великий моралист Катон, увидев юношу, выходящего из лупанария, похвалил его за то, что тот ходит к проституткам, а не покушается на честь римских матрон и девиц. Встретив его на следующий день на том же месте, Катон снова нашел его поведение похвальным: ведь он ходит к проституткам, а не живет у них. Конечно, в похвале Катона немало иронии, но ни его ирония, ни его требовательность так и не смогла исправить римские нравы.