Ребенок в мире Эроса - Л. Жаров

Как инцест, так и педофилия в целом вызывали всегда пристрастное отношение общества к этом феноменам, облеченное в рамки законов и моральных суждений. Это было характерно в основном для западной цивилизации в классическую эпоху в то время как многие традиционные общества относились к этим явлениям крайне либерально. Социополитический уклон современной научной литературы по сексуальному поведению взрослых с детьми и подростками, основанным на виктимологической парадигме уже подвергался обоснованной критике. Ж. Бодрийяр вообще не считает феномен педофилии событием, зависящем от социального и политического процессов считая это не — событием, которое усиленно политизируют56. Видимо, это судьба многих феноменов телесного бытия человека, имеющих глубокие биоэволюционные и антропологические корни, которые прорастают в виде «побегов», вызывающих политические страсти.

Основания для этого, конечно, есть и прежде всего в том, что, во-первых, растет уровень сексуального насилия в отношении детей и подростков, что заведомо криминализирует весь феномен, а, во- вторых столь же бурно растет коммерциализация явления. Обеспокоенность общества, прежде всего западного, масштабами детской проституции, порнографии и актами сексуального насилия, в том числе и в семьях, понятна. Отсюда следует весьма радикальные выводы о необходимости искоренения самого явления как такового, о тотальном скрининге всех взрослых, работающих с детьми, а заодно и всех родителей. При выявлении склонности к таким мыслям и действиям, даже при отсутствии реальных поступков, предлагается изоляция таких лиц, лишение родительских прав, принудительная кастрация и т. п. Наказывать предлагается даже фантазирование на эти темы, не говоря уже о создании художественных произведений, визуальных изображений, а тех кто не приемлет такой «охоты на ведьм» объявляют адвокатами сексуальных «дьяволов». В качестве примера можно сослаться на публикации о ситуации в современной Америке: «Сексуальные рабы дядюшки Рони» Р. Стерлинга, «Педофилия и нравственное благочестие» К. Кэмпиона; «Прайм- тайм» П. Сотоса, «Последние великие эстетические табу» Г. Бараката57

Разгул сатанизма в сочетании с эстетикой неофашизма, некрофильными и садомазохистскими тенденциями буквально пронизывает многие материалы о сексуальном использовании детей в жизни и искусстве.

Сверхозабоченность этими проблемами под флагом заботы о нравственном здоровье подрастающего поколения заставляет вспомнить З. Фрейда с его тезисом о том, что отклонения, которые мы громогласно порицаем мы в тайне страстно желаем. К тому же как известно, самые обширное в мире собрание порнографических материалов имеют библиотека Ватикана и ФБР, призванное бороться с этим явлением. В уже упомянутой книге Джудит Левин делается вывод в котором немало смысла, вопреки поднятой в Америке вакханалии по поводу отношения общества к детской сексуальности и роли взрослых в этом феномене: «Секс не опасен для детей. Это средство к самопознанию, любви, излечению, творчеству, приключениям и к сознанию того, что ты жив. Существует много способов, благодаря которым даже маленькие дети могут узнать, что такое секс. Создать мир, в котором все дети будут безопасно узнавать об этом, мир, в котором нужны и желания каждого ребенка — к образованию, взаимодействию, значимости и удовольствию- могли бы быть легко достигнуты- это наше моральное обязательство перед следующим поколением»58.

Сказанное, бесспорно, относится и к российскому обществу, специфику отношения которого к этим проблемам мы пытаемся выявить.

Глава III

1. Русский ребенок в зеркале Эроса — мифы и реальность

Сейчас время нового этапа самоопределения русской государственности и сопряженной с ней национальной идеи. Очевидно, что в её состав не могут не входить представления о национальной специфике половой и гендерной определенности, о сущности феноменов «мужиков» и «баб», которые полагаются истинными представлениями мужественности и женственности на Руси. «Высокое звание «русской Бабы» надо заслужить», эмоционально восклицает Е. Косов1, а другие всячески развивают идеи И. Ильина о воспитании «русского рыцаря». Понятно, также, что эти качества должны рождаться у ребенка, что требует рассмотрения проблем идентичности детства на Руси в аспекте его эротической культуры. Этот вопрос частично затрагивался в моей монографии, посвященной парадоксам русской сексуальности2. Масштаб проблемы поистине велик, ибо в сущности речь должна идти о настоящем и будущем нашей цивилизации, которая испытывает сейчас небывалую демографическую катастрофу, осознанную, наконец, в начале XXI века как угроза национальной безопасности. Еще в начале 30-х годов прошлого века Г. Федотов, размышляя о проблемах будущей России, отметил, что революция «обнажила тот психологический склад в народной душе, который определяется «простотой» как высшим критерием ценности»3. Это стремление к «упрощению» оказалось чреватым атомизацией общества, аномией, кризисом семьи и детства, которые стали наглядными с 90-х годов XX века. Ф. Гиренок считает главным событием прошлого века «распад души», как подлинной основы всего человеческого, а не только духа и тела, как «высоты» и «низины»4. Об этом же говорили в начале века А. Блок и другие.

Тем не менее, нужно обратиться к краткому анализу эволюции представлений о детском теле в русском национальном сознании. В настоящее время интерес исследователей к национальной специфике телесной организации значительно возрос. Многочисленные попытки выявить сущность русского национального характера, умонастроения, мироощущения и других социально-психологических феноменов привели к созданию схем и перечней, где телесные качества занимают достаточно скромное место. Чаще всего отмечается жизнестойкость (П.Сорокин), страстность и женственная мягкость (Н.О. Лосский), сочетание природности с аскетизмом (Н. Бердяев), а также примат души над телом. Перечисленные характеристики имеют отношение к телу взрослого человека и в этом смысле показательно, что в сборнике «Тело в русской культуре» об эротическом аспекте детского (мальчукового) тела сказано лишь в публикации И.С. Кона5. Ребенок на Руси традиционно рассматривался как богоданный свидетель плодовитости женщины и потенции мужчин. Ему предстоит стать утешителем своих родителей, наследником их дела. Интересны выводы, полученные на основе анализа персонажей и сюжетов русских сказок. Суть их в том, что женское начало в русской культуре испытывает мощное влияние неустроенности жизни и берет на себя функцию её стабилизации. Мужчина обретает статус «вечного ребенка», опекаемого женщиной, и в его поведении проявляется детскость, как реакция на бездомность и своеобразное сиротство6.

Очевидна неравноценность фигур отца и матери, равно как и их детей не только в социально-психологическом смысле, но и в телесных феноменах. Можно согласиться с Г. Гачевым, что «только тело русского мужчины и женщины принципиально не содержит основного состава национального космоса и не может полностью выразить существо русского человека…»7.

Иная ситуация сложилась по отношению к детскому телу. В нем сходятся Эрос и Логос, оно невинно и, в то же время, сексуально. В русской культуре есть феномен, которому уделено много внимания в этнографической литературе, — тугое пеленание и его влияние на развитие ребенка. Это явление входит в состав древней славянской традиции и имеет целью «выпрямить» скрюченное в материнском чреве тельце и зафиксировать его в распрямленном положении8.

Многочисленные обряды, особенно во втором полугодии жизни ребенка, были призваны «освободить» тело, сделать его развитие гармоничным. Половые различия здесь еще не учитывались, и, как отмечает Н.Е. Мазалова, «младенцы и маленькие дети в русской (славянской) традиции не принадлежат к особому половозрастному классу9. Это существа, не имеющие пола, на что указывает средний род терминов «дитя», «чадо».

Невинность детского тела в русской православной традиции особого рода, она наделена некой сверхъестественной силой, через нее реализуется промысел Божий. Это с благоговением отметил такой ревнитель православия как протопоп Аввакум. Чудесное избавление его от смерти с помощью малолетней дочери Агрепены навело Аввакума на такие мысли. Русская церковная история полна примерами чудес, происходящих в храмах «на крови» невинных младенцев.

В мирской жизни отношение к детскому телу и его половому созреванию было, судя по опубликованным материалам, далеко не целомудренное. В сборнике «А се грехи злые, смертные…» вышедшем в издательстве «Ладомир» в 1999 году приведены многочисленные данные о сексуальной эксплуатации детства в Древней Руси. Девицы могут «навредить» если лезут в алтарь, а мальчикам до 10 лет «нет беды». Впрочем, если девица согрешит до 12 лет — это её вина, а потом — отца и матери. Блуд с отроками постоянно упоминается как в формате «мужелегания со отроки», так и в «девическом кровосмешении». Не оставались в стороне даже младенцы, которых «осязали с помыслом блудным». В ходу было «крадоблудие», т. е. сексуальные действия со спящим ребенком. Бодрствующим же взрослым показывали «скверное научение». Малакия или рукоблудие до «истицания» отроков было, видимо, широко распространенным, равно как «детское растление» и «содомский блуд». Изучившая этот вопрос Ева Левин отмечает, что сексуальная активность среди детей не вызывала особого осуждения, за исключением мастурбации девочек, потому что это могло привести к нарушению девственности. Сексуальное использование детей взрослыми наказывалось умеренными эпитимиями10.