Пустая клетка - Сергей Зацаринный

– А что дальше с ним было?

– Известное дело. Был он тестем силён, а как хан умер и его талан кончился. Смута началась на долгие годы. Потом уже при Тохте сумел он вернуться в Ярославль, где его сын от первой жены помер. Не с пустыми руками приехал, деньги у него от прежних счастливых лет ещё оставались. Да и церковь его былых благодеяний не забыла. Так и княжил в Ярославле до самой смерти. Там и похоронен в соборе, который сам построил. Нынешний ярославский князь Василий Грозные Очи – внук его. Получается, что Менгу-Тимуру правнук. А Узбеку двоюродный племянник.

Туртас его часто поминал. Сам он был парень дерзкий смелый. В удачу верил. Даже невесту себе уже присмотрел. Говорил, пока мала ещё, а как подрастёт, может хан меня и сосватает. Правда, род её не здешний был, из Синей Орды, даже не от Батыя, а от его брата. Но, всё равно Чингизовых кровей.

Злат замолчал. Только смотрел куда-то вдаль поверх позолоченных неярким вечерним солнцем верхушек осокорей. Словно видел там давно прошедшее.

– Он, всегда ночью обязательно голубей навещал. Проверял. Или готовил к выпуску. Заранее отсаживал, чтобы меньше шугались. Вот и в ту ночь ушёл. А утром гляжу – его нет.

Наиб жил в русском квартале. Несколько десятков домиков окружили невысокую деревянную церковь с куполом-луковкой, на котором нахохлилось несколько ворон. Храм был, пожалуй, самым большим деревянным зданием в Сарае. Срубленный из толстых сосновых брёвен, он напоминал мощную и приземистую сторожевую башню из северных лесов. Среди кирпичных и глиняных домов Сарая Богохранимого, она выделялась, как тяжёлая кунья шуба среди халатов, кафтанов и плащей. Русские торговали в низовых городах строевым лесом, привозя его на больших неуклюжих судах с плоским дном и широкими настилами-палубами. Бывало сплавляли по реке целые срубы. Церковь построили из своего отборного товара. В ней даже среди южного зноя всегда пахло смолой, далёкими северными лесами.

Караулка на въезде в квартал была пуста и дверь её была завязана рваной верёвкой.

Злат жил одним двором с замужней сестрой, под присмотром которой доживал его отец – старый священник. Наиб занимал небольшой флигель в глубине двора. Однако домой он заходить не стал, только крикнул племянникам, чтобы забрали лошадей.

– Думаю, пока суд да дело, нужно нам сходить к епископу Измаилу. Чтобы нас не опередили Туртас и Хайме. Тогда, кто знает, как это может обернуться.

Они направились к храму. Небольшая обитель, укрывшаяся за крепкой оградой позади него выглядела безлюдной. Пройдя между церковным крылечком под затейливым шатром и длинным епископским домом, подошли к запертым воротам. Епископ Софония и его люди с ханом на Кубани. На двери дома узорчатый бронзовый замок, уже потускневший за два месяца. За воротами обители тоже не звука.

– Эй, православные! Есть кто живой?

Пока со скрипом отворялась калитка, Злат осмотрел зазубрину над воротами.

– Высоко. И не подойти незаметно – позади площадь. Бросили нож. Вон оттуда из-за угла.

Он показал на дом епископа.

За воротами словно остановилось время. Высоченный забор отгораживал двор от окружающего мира, только крыша церкви заглядывала сюда из бездонного недвижимого неба. Над ней затейливо играли голуби, поднятые с чьей-то голубятни. Среди этого безмолвного покоя и доживал свой долгий век бывший сарский епископ Измаил. Он был уже даже не стар, он был древен. Даже не стал вставать навстречу гостям с кирпичной суфы у стены, застеленной козьими шкурами. В комнате было почти темно. Только горела лампада у иконы в углу.

Старик был явно удивлён приходу и даже немного обрадован:

– Искатель грешников посетил мою скромную келью?

– Я всегда лишь иду по следу других людей. Мне хочется знать зачем сюда приходили они.

Повисла тишина. Старик не откликнулся на слова ни единым вздохом.

– Вчера сюда приходил человек бесследно исчезнувший девятого августа 6820 года от сотворения мира. Если ты помнишь, в этот день этот грешный мир покинул хан Тохта. Мне интересно, зачем он спрашивал тебя? И зачем воткнул в ворота обители нож?

– Давно стал прахом могучий хан Тохта. А его тень, видно, будет преследовать меня до могилы. – старик усмехнулся, – Ну, ничего, скоро уже встретимся. Только, я ничем не могу помочь тебе. Тот человек, что приходил, которого тоже преследует ушедшая тень, напрасно потратит время. Что делать живому человеку среди давно ушедших теней?

– Может этот человек хочет найти справедливость ещё в этом мире?

– Это понятно. Только я сам уже тень. И спрашивать меня, всё равно, что вопрошать мертвеца. Ты думаешь я говорю загадками или уже совсем выжил из ума и несу околесицу? Вовсе нет. В том то и беда, и мука, что тело моё живо, и ум мой жив. А уста мертвы. Чтобы заставить человека замолчать навсегда, его нужно убить. Но, есть ещё один способ. Если этот человек священник.

– Нужно ему исповедаться?

– Видишь, как ты быстро догадался. Поэтому я ничего не скажу тебе. Не скажу этому человеку. Как не сказал ничего двадцать лет назад посланцу митрополита Петра.

– И он за это лишил тебя епархии?

– Не за это. Он решил, что я причастен к смерти Тохты.

– Почему он так решил?

– Вечером накануне хан приезжал ко мне на корабль и я его угощал. А на следующий день он умер.

– Чем ты его угощал?

– Гороховой кашей с грибами. Как раз был Успенский пост. Мы сидели вдвоём. Присутствовал только ханский телохранитель, который попробовал пищу перед нами. На следующий день они оба умерли, а я остался жив.

– Ты не чувствовал отравление?

– Больше я ничего не скажу. Конечно, я быстро догадался, что произошло, но прежде чем я сообразил, что мне со всем этим делать, мои уста были запечатаны. Я не могу ничего сказать об этом. Ибо, как провести грань между сказанным и открытым.

– Но, ты же можешь рассказать мне о чём вы говорили с ханом?

– Конечно. И не только об этом. Потом ты сможешь мне задать вопросы. Но, они не должны быть никак не связаны со смертью хана. Хан ехал на Русь наводить порядок. Хотел узнать чем может помочь православная церковь. Мне ведь уже приходилось в самом начале служения ездить туда мирить князей. Время тогда было лихое. Как умер Менгу-Тимур, его брат Туда-Менгу власть удержать не смог. И пошла котам радость, мышам слёзы. Началась в улусе смута.

Ханов стало много, а это считай ни одного. Каждый искал себе сторонников, где можно. Тот мусульманином себя объявит и кричит, ко мне правоверные, бейте неверных. Другой буддист, в Китай гонцов шлёт. Тот с персами заигрывает, тот с генуэзцами.

Тогда митрополит Максим из Киева еле ноги унёс на север, во Владимир. Там и умер. Он твёрдо стоял за крепкую власть. За хана Тохту. Чем навлёк немилость Ногая. Предшественник мой епископ Сарайский Анфим мученической смертью погиб. Недавно 11 июня память была. Епархия тогда в Переяславле была, как раз на границе степи. У Ногая почитай под боком. Я тоже там поначалу сидел. Только ещё раньше Максима на север ноги унёс. Потом к Тохте уехал. Возле него и был до конца. Уже когда смута окончилась, в Сарае поселился. Митрополит из Киева уже позже бежал. Когда Тохта с Ногаем насмерть сцепились. Ногай, пытался на западе союзников искать и в Персии, поэтому стал против православия. Ему, говорят, русские буйну голову и срубили. Но, больше чем о русских делах толковали мы с ним тогда о франках.

– Почему с тобой? Ты же не франк?

– Мне хан верил. Я ведь к нему приехал, когда ещё не было ясно чья возьмёт. Силён был Ногай, старший в роду. Скольким ханам к тому времени шею свернул. Да и кому рассказывать о франках, как не греку из Константинополя? Это нам здесь они все на одно лицо. Пугают нас крестовым походом, когда по приказу папы римского двинутся на нас все короли и рыцари. И было чего бояться. Сто лет назад вот так захватили франки Константинополь и положили конец золотой Византии. Сто раз подумаешь, прежде чем с таким врагом связываться. А хан, как раз незадолго перед этим генуэзцев из Орды вышиб. Они уже совсем стали за время смуты в Крыму хозяйничать. Да ещё на Кавказе крепостей настроили, стали черкесов и зикхов мутить. С нашим врагом персидским ильханом дружбу водить. Да ещё скупали по кочевьям мальчиков на продажу. Хан и разрубил весь этот узел одним махом.

– Помню, – кивнул Злат, – Я тогда только в службу вступил, был у писца помощником. Ходил с ним конфискованное у франков имущество описывать. (Он наморщил лоб). Дай Бог памяти, был 6816-й год. 1308-й, если по римскому календарю.

– Вот с этого всё и началось. Едва вышибли одних, как словно тараканы из щелей полезли другие. Появились у хана посланцы от Венеции, папы римского, германского императора. Каждый свою сторону гнёт. Папа помощь сулит, император помощи просит и этого папу на чём свет стоит, лает. Венецианцы хвалу поют изгнанию генуэзцев и сами на их место просятся. И все друг друга ненавидят насмерть. Мы в Византии это гораздо раньше увидели и поняли. Потому и сидит снова в граде Константиновом православный император. И шлют оттуда на Русь митрополитов и пастырей. Только цепко сейчас держат за горло византийцев франки. Везде уже их конторы, фактории, монастыри. Тем ромеи и спасаются, что сами франки грызутся между собой почище пауков в банке. Ладно бы только торговцы из Генуи и Венеции. Рыцари из орденов, подчинённых самому папе, между собой враждовали. Были тогда тамплиеры – они за Венецию стояли. А госпитальеры за Геную. На море каталонцы стали забирать такую силу, что подобрались к воротам Византии того гляди вышибут оттуда остальных франков. Византийские императоры с ними долго дружбу водили. Потом поняли, что французов каталонцы вышибают, чтобы на их место сесть.