Бомж городской обыкновенный - Леонид Рудницкий

– Я тоже, – соврал Витек, – однако случай уж больно интересный. Пойдемте, там нас ждут.

Он сопроводил вниз Владислава, а потом вернулся за Профессором. Чемодан опустили на веревке, приготовленной для Ивана, но не понадобившейся.

Когда Профессор и Владислав привыкли к месту и к запаху, Витек подвел их к пленнику. Владислав посветил ему маленьким фонариком в каждый глаз, закатил веки и хмыкнул. При этом Иван замычал и попытался лягнуть его головой.

– А нельзя ли развязать пациента? – спросил Владислав. – Мне надо проверить рефлексы.

– Это исключено, – возразил Витек, – он буйный.

– А вынуть кляп?

– Можно, но ненадолго.

Как только Витек выдернул тряпку, Иван заорал:

– Вы, отбросы! Немедленно освободите меня и тогда я, может быть, вам ничего не сделаю! Ане то – вам не жить.

– Лежите тихо, больной, – сказал Владислав. – Мы пытаемся вам помочь.

– Это ты кого больным назвал, тварь гнусная? Сам ты больной. Помочь он мне хочет! Ха! Себе сначала помоги! Зеленки выпей – она помогает, у кого болячка в голове!

– Вот видите, – сказал Витек. – Беспокойный очень. Может, заткнуть его?

– Погодите, мне еще нужно посмотреть язык.

Владислав сунул Ивану в рот пластмассовую палочку, но тот тут же схватил ее зубами и с громким щелчком перекусил.

– Палец в рот не клади! – пошутил Профессор.

Все засмеялись. Витек опять сунул Ивану кляп. Все вопросительно посмотрели на врача.

– Ну что? – спросил Витек.

– Ушиб головного мозга, – сказал тот, – затылочной части. Маниакальный бред. Навязчиво-депрессивное состояние. Гипертрофированная агрессивность. Частичная потеря памяти. Еще кое-что по мелочам.

«Правильно говорят, что мастерство не пропьешь», – подумал Витек и преисполнился чувством гордости за бомжей.

– А лечить как?

– Постельный режим, – забубнил скучным голосом доктор, – полный покой, инъекции, капельницы, физпроцедуры, беседы с психологом.

– Это не пойдет, – разочарованно сказал Витек. – Нужно что-то радикально быстрое.

Владислав задумался.

– Есть один способ, – сказал он, – совместная разработка с уважаемым коллегой, – он посмотрел на Профессора, и тот важно кивнул. – Но он не прошел клинических испытаний и возможны негативные последствия.

– Какие? – спросил Витек.

Он вдруг почувствовал, что стал здесь главным и ему предстоит принимать решение.

– Трудно сказать. Мы еще многого не знаем.

– Ему может стать хуже?

– Хуже? – переспросил Владислав. – Нет, хуже не станет. Может измениться общая клиническая картина, но тяжесть не усугубится. Симптомы станут другими, – пояснил он, увидев непонимающие взгляды присутствующих, – одни появятся, другие исчезнут. Или наступит обострение, но за ним последует улучшение. Впрочем, может и ничего не произойти.

– Какова вероятность неудачи?

– Ну, процентов десять-пятнадцать.

Витек колебался. То, что они сейчас делали, было нелегальным принудительным лечением, да еще и по неотработанной методике. Вправе ли он принимать решение? Но если оставить все как есть, Иван так и будет за ним гоняться, и когда-нибудь поймает. А поймав, поквитается сполна.

– Давайте попробуем, – решился он. Владислав повернулся к Профессору:

– Ваша очередь, коллега.

Профессор молча открыл чемодан, достал потрепанный ноутбук и некое подобие велосипедного шлема со шлейфами проводов. Он напялил шлем на Ивана и подсоединил провода к ноутбуку. Иван промычал что-то сквозь кляп, но на него никто не обратил внимания.

– А куда мы его подключим? – поинтересовался Витек, кивая на ноутбук. – Розеток здесь нет.

– У него аккумулятор, – ответил Профессор.

Он достал из чемодана предмет, похожий на кофемолку, и подсоединил другим шлейфом к шлему. «Мельница для мозгов», – подумал Витек. Он представил себя на месте Ивана и поежился. Все, что касалось лечения головы, вызывало у него суеверный страх.

Профессор включил ноутбук. На экране появились четыре картинки. На трех были какие-то графики, а на четвертой – мозг Ивана. Мозг был разделен на части с неровными краями. Каждая была закрашена разным цветом, от серо-голубого до розового, а затылочные доли, куда пришелся удар дубинкой, были почти черными.

Профессор взялся за ручку прибора и медленно сделал один оборот. Иван вздрогнул. Затылочные доли на экране стали чуть-чуть светлее. Профессор сделал два оборота подряд. Черное еще посветлело, но улучшение было едва заметно. Тогда профессор выдохнул и стал быстро вращать ручку. Процесс ускорился, но до нормального серо-голубого цвета было еще далеко.

Профессор все прибавлял оборотов. Ивана стала бить крупная дрожь. Профессор нажал кнопку на корпусе прибора. Теперь он вращался сам и скорость его постепенно увеличивалась. Глаза Ивана закатились и он стал издавать гудящий звук. Постепенно звук становился сильнее, усилилась и дрожь. Зато черная область в мозге на мониторе неуклонно серела.

– Сделай перерыв! – крикнул Владислав на ухо Профессору.

Тот отрицательно покачал головой.

– Еще немного! – крикнул он в ответ. – Хорошо идет! Теперь тело Ивана подпрыгивало, и это было похоже на эпилептический припадок. Витьку стало его жалко.

Вдруг что-то пошло не так. Иван, не вернув глаза в нормальное положение и не переставая гудеть, подпрыгнул и встал на ноги. Затем он напряг мышцы и веревки на нем лопнули. Все происходило очень быстро. Он сорвал с себя шлем и кинулся бежать в темноту, не разбирая дороги. Но на пути его был широкий поток сточных вод. Витек схватил фонарь и направил луч вслед Ивану. Ему показалось, что Иван сделал несколько шагов по поверхности воды. Но затем законы физики пришли в действие, и он пошел ко дну. Волосы его слегка светились голубым светом, и первое время было видно, как поток нечистот быстро уносит его вниз по течению. Потом он скрылся из виду.

Воцарилось подавленное молчание.

Первым его нарушил Профессор:

– Он был уже почти в норме! – сказал он.

Ему никто не ответил.

– Он утонул? – почему-то почти шепотом спросил Владислав.

– Скорее всего, да, – сказал Толян. – Здесь глубоко и течение быстрое.

– В этом виноваты мы, – заключил Витек.

– Но этого никто не хотел, – возразил Профессор.

Опять молчание. Только шумела великая река московского говна.

– Это был несчастный случай, – сказал Профессор. – В науке такое бывает. И вообще – чего все приуныли? Так или иначе – проблема разрешилась. Разве не этого все хотели?

– Однако силища-то у него какая, – заметил Толян, словно не слыша Профессора, – столько веревок разом порвать.

– Какая силища? – насмешливо парировал Профессор. – Это была гнилая бельевая веревка, – он поднял обрывок и подергал его. – Удивительно, как она вообще его держала.

– А что там ниже по течению? – спросил Витек.

– Очистные сооружения, – ответил Толян, – но до них далеко.

– У него есть шансы выбраться? Толян покачал головой:

– Если не умеет плавать, – никаких.

– А если умеет?

– Небольшие.

– Ладно, – сказал Профессор, сворачивая свою аппаратуру, – давайте выпьем. Заодно и помянем его.

«Это уже второй на моем счету», – подумал Витек.

– Толян, – попросил он, – ты скажи своим, пусть поищут тело. Надо поднять его наверх, пусть похоронят по-человечески.

– Смотри, как бы он еще сам тебя не похоронил, – засмеялся Профессор.

22

Сон уносил Витька все дальше от дома, как волны широкой реки уносят лодку без весел с одиноким пассажиром внутри – медленно, но неуклонно.

В том городе у него остались друзья, он точно это помнил. Он знал, что они и сейчас там, – не уехали, как он, в поисках лучшей доли, а спокойно живут в родных местах в полном соответствии с поговоркой «Где родился – там и сгодился». Счастливы ли они? И был бы счастлив он, если бы остался? Он не знал. Но в одном был уверен – бомжом он не стал бы никогда.

Однажды, в который уже раз обходя свой квартал в тщетных попытках выйти к дому, он их встретил. Был теплый летний вечер. Они прошли мимо, негромко о чем-то разговаривая. Он не смог разобрать слов. Их было человек пять или шесть. Они его не заметили. Наверное, были увлечены беседой.

Он пошел следом и окликнул их. Никто не обернулся. Могли ли они его не услышать? Между ними было всего лишь метров десять, может, пятнадцать. Он почему-то никак не мог преодолеть это расстояние и приблизиться к ним вплотную.

– Ребята! – окликнул он еще раз. – Постойте, это же я! Сто лет не выделись, а завтра мне уезжать, когда еще встретимся?

Никакого ответа. Они дошли до перекрестка и разошлись, даже не взглянув на него.

Витек остался один. Он был ошеломлен. Не увидели или не захотели увидеть? Он не знал. Он никогда их не предавал и никогда не забывал о них. Если не захотели увидеть, то за что? За то, что он уехал? Не был ли его отъезд много лет назад предательством города, а значит, и их тоже?