Подставное лицо - Алексей Макеев

– С сегодняшнего дня Лева на работу не приходит. Пока идет расследование, он как бы в неоплачиваемом отпуске. Разумеется, если его невиновность будет доказана, заработок будет возмещен. Но… Это мелочи, – Орлов досадливо вздохнул, – вам теперь придется встречаться чуть ли не нелегально. Я уверен, что гришкаевская свора будет следить за каждым его шагом и при первой же возможности поднимать вой по поводу потакания руководства УВД «менту-убийце». Представляю, какой визг сегодня будет в газетах этого долбаного олигарха…

Орлов оказался прав. Возвращаясь домой, Гуров купил в киоске несколько городских газет. Он намеренно взял только издания, подчиненные Гришкаеву, и не любимый им "Ночной бульвар". На первой же полосе вся гришкаевская газетная «рать» дала кричащие заголовки, один другого хуже. "Мент-убийца любит "троицу", – вещала "Московская новь", намекая на три выстрела, сделанные Гуровым. Желто-черный заголовок "Доверительного разговора" был едва заметен на фоне огромной «шапки» "Душегуб при чине". Синюшненькая "Утренняя звезда" всхлипнула нудноватым: "Безвинная кровь вопиет. Слышат ли это на Петровке?" "Ночной бульвар" Быстряевой поместил на полполосы коллаж, который изображал Гурова в эсэсовской форме, с заголовком по диагонали: "Мюллер был бы доволен".

Медленно поднимаясь по ступенькам, Гуров обдумывал, чем бы ему теперь заняться. Вести расследование втемную, не имея официальных полномочий, легко только на бумаге, на страницах детективных романчиков, где их главные героини, уподобившись бойкой англичанке Флетчер или детективной старушке мисс Марпл, с легкостью необычайной выводят жуликов и убийц на чистую воду. И все-то у них получается, и все-то у них распутывается… В реальной жизни все куда сложнее. Особенно если за тобой по пятам тащатся соглядатаи, а возможно, и наемные убийцы.

Гуров, едва отъехав от управления, сразу же заметил за собой «хвост». За его «Пежо», сменяя друг друга, суетливо поспешали то синяя «Тойота», то белая «Ауди». Когда он, поставив в гараж машину, шел к подъезду, то даже спиной чувствовал чей-то недружелюбный взгляд. Чтобы рассмотреть шпиона получше, Гуров решил воспользоваться первой подвернувшейся возможностью. На лавочке у подъезда, утирая покрасневшие глаза, сидела девочка лет десяти со скакалкой. Гуров припомнил, что она живет в одной из квартир второго этажа.

– Что за слезы? Кто тебя обидел? – Гуров остановился так, чтобы ему можно было боковым зрением видеть дорожку, идущую вдоль подъездов.

– Светка-вредина обзывается, – девочка обиженно шмыгнула носом. – Все время на меня: швабра да швабра! А я что, виновата, что такая расту?

– Подумаешь! – рассмеялся Гуров, продолжая внимательно следить за дорожкой. – Это она тебе завидует, вот и дразнится. Вон знаменитую актрису Сару Бернар в детстве тоже дразнили шваброй. Ну и что? Тех, кто дразнил, сто лет как забыли, а Сару Бернар помнят до сих пор. – Он сунул руку в карман пиджака и неожиданно нашел там что-то металлическое. Оказалось, это невесть как туда попавшая стреляная пистолетная гильза. Увидев, как при виде блестящей вещицы у девочки загорелись глаза, Гуров протянул гильзу ей. – Если нравится – на, возьми.

– А… Это от настоящего пистолета?! – Девочка восхищенно разглядывала красную медь капсуля, с ямочкой, оставленной бойком.

– От самого настоящего, – ободряюще улыбнулся Гуров, направляясь к двери подъезда. – От боевого.

Во время разговора он успел заметить довольно невзрачного, но явно не хлипкого типа в джинсовом костюме, который всего на секунду выглянул из-за опоры бетонного козырька одного из подъездов. Хотя до соглядатая было не менее трех десятков метров и видел он его всего лишь считаные мгновения, лицо шпика Гуров успел рассмотреть и запомнить.

Выпив чаю, Гуров расположился в кресле у окна и быстро просмотрел газеты. Материалы оказались довольно серыми и маловразумительными. Их авторы, старательно избегая предметного анализа конкретных фактов, больше упирали на эмоции, на метафоры и эпитеты. "Пустозвоны! – мысленно усмехнулся Гуров, небрежно бросив газеты на подоконник. – Бездарные тупицы. Даже расчихвостить как следует не умеют. Тоже мне, "акулы пера"! Скунсы и есть скунсы…" Лишь на "Ночном бульваре" он задержался несколько дольше. Коллаж, который, по замыслу его авторов, должен был бы отобразить "истинное лицо мента-убийцы", скорее напоминал иллюстрацию к сериалу про знаменитого Штирлица. "Ну ни дать ни взять – штандартенфюрер в рейхсканцелярии, – рассмеялся Гуров, рассматривая бравого «арийца» с его собственным, неизвестно откуда позаимствованным лицом. – Где они мое фото, заразы, раздобыли?" – недоуменно отметил он, усилием воли заставив себя хотя бы пробежать глазами написанное.

Читать быстряевские «рассуждалки» для Гурова было худшим наказанием, но все же пришлось. Хотелось узнать – что же на сей раз выдала "гениальная журналистка". Дико перевирая случившееся, Быстряева в своем обычном, слезливо-занудливом стиле живописала тяготы и страдания, выпавшие на "несчастную женщину, на глазах которой убили ее близкого человека". Кое-как переварив этот пассаж, Гуров попытался осилить еще один абзац. Но, дойдя до бумажного всхлипа о том, что"…горемычная вдова, годами не знавшая мужской ласки, едва найдя свое счастье, вновь была его лишена. Кто теперь примет к себе ее истосковавшееся тело? Кто одарит ее пылкой и нежной любовью?!", он скомкал газету и швырнул ее в дальний угол комнаты.

– Тьфу! – плюнул Гуров, ощущая жгучее желание немедленно пойти и вымыть руки. – То, что Быстряева беспросветная дура, – это понятно. Но не до такой же степени?!

Неожиданно он ощутил запредельную усталость, которая копилась в нем все эти дни. "Да катись оно боком! – потягиваясь, Гуров встал и прошелся по комнате. – А что, если просто лечь и отоспаться? В конце концов, хоть какая-то польза будет от всей этой катавасии".

Уснул он быстро, мысленно успев досчитать лишь до десяти. Спал он долго и безмятежно. Его разбудил настойчивый звонок телефона. Протирая глаза, Гуров поднял трубку и услышал незнакомый мужской голос. Человек, который представился следователем городской прокуратуры, сообщил, что хотел бы встретиться с ним в течение ближайшего часа. "Та-а-ак… Процесс пошел", – кинув трубку на место, поморщился Гуров.

Разговор со следователем прокуратуры, лысоватым толстячком средних лет, получился затяжным и довольно нудным. Следователь, норовивший изъясняться сугубо профессионально, долго и скучно объяснял Гурову, почему тот должен чистосердечно сознаться в предумышленном убийстве невинного человека. По его мнению, дело это – яснее ясного, и дабы не усугублять и без того трудного положения "гражданина Гурова", тот просто обязан признать себя виновным и покаяться, так сказать, "не отходя от кассы". Поскольку Гуров ни признавать себя виновным, ни тем более каяться не собирался, следователь, начав потихоньку закипать, весьма непрозрачно намекнул на возможность использования такой меры, как заключение Гурова под стражу в следственный изолятор.

– То есть вы хотите использовать незаконные методы проведения дознания – психологическое давление, запугивание?.. Надеюсь, до рукоприкладства не дойдет? – Гуров был совершенно спокоен, но что-то в его взгляде заставило следователя покрыться мелким потом. – Я, конечно же, далек от мысли, что некий очень состоятельный господин, который уже добился моего отстранения от расследования убийства Германа Ритушина, определенным образом простимулировал рвение отдельных должностных лиц, чтобы те меня еще и в СИЗО засандалили. Вы согласны? Или я ошибаюсь?

– Я беру с вас подписку о невыезде, и можете быть свободны. Пока, – недовольно выдавил следователь, сунув Гурову лист бумаги. – Идите.

Выйдя из прокуратуры, Гуров некоторое время стоял возле своего «Пежо», пытаясь ощутить возможное присутствие какой-либо угрозы. Однако ничего подобного не ощущалось. Бегло осмотрев автомобиль, Гуров вырулил на дорогу. Уже начался очередной час пик, и автомобильный поток, словно вода через прорвавшуюся рухнувшую плотину, заполонил улицы и проспекты города. Хорошо зная Москву, Гуров мысленно прикинул, по какому маршруту, пусть даже и более длинному, он минует обычные для этого времени пробки и доберется до дому гораздо раньше той поры, когда в телеэфир выйдут когда-то им обожаемые Хрюша со Степашкой. Но сейчас он спешил увидеть не их, а финальную встречу «Динамо» и "Спартака"…

Когда он проезжал мимо густо заросшего молодой порослью сквера, зад машины внезапно завилял, и Гуров, поняв, что спустило колесо, поспешил прижаться к обочине. Выйдя из машины, он увидел сплюснутую правую покрышку, из которой торчал замысловато изогнутый гвоздь. Гуров достал домкрат, но вдруг услышал где-то неподалеку шум голосов. Было похоже на то, что идет буйное выяснение отношений, к тому же на кулаках. "Поди, алкаши бутылку никак не разделят", – подумал Гуров, но в этот момент послышался шелест и хруст веток, и из сквера на дорогу выбежала девушка. Гуров ее сразу же узнал. Это была официантка Тая из "Синего фазана".