Вернуть общак - Сергей Зверев

Некоторое время они шли молча.

Как только из-за пригорка вынырнула придорожная автозаправочная станция, Пастор устало махнул подельнику рукой и распорядился:

– Иди и попроси кого-нибудь подвезти. Жрать хочется и спать. Как ты насчет шашлыков, Соха?

Костин вошел в квартиру, дверь которой почему-то была не заперта, заглянул в туалет и ванную, что были на его пути, потом шагнул на кухню, явно только что обставленную. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Антон точно знал, что эта квартира совсем недавно была куплена Востриковым. Оставалась комната, куда не без доли опаски зашел Костин.

Перед ним предстала картина, выдержанная в лучших традициях дешевых телевизионных боевиков, где повествуется о захвате заложников и требовании выкупа. У батареи центрального отопления сидел мужик и тихонько скулил. Так стонет щенок, которого хозяева надолго оставили одного, предварительно привязав к батарее, чтобы он не наделал им лишних хлопот. Те добрые люди, которые оставили тут Вострикова, очевидно, имели ту же мысль, так как прикрепили его правую руку к трубе.

Увидев перед собой коротко стриженного мужика с недобрым взглядом, бедолага заскулил чуть громче и поджал под себя ноги. Костину достаточно было лишь раз глянуть на лицо человека, сидящего у стены, чтобы понять такую реакцию на свое появление. Под обоими его глазами красовались синяки, верхняя губа была рассечена, под носом засохла кровь, которую арестант даже не удосужился стереть. В недавнем прошлом он был сильно бит.

С подходом Костина скулеж постепенно переходил в квалифицированный волчий вой.

– Хватит орать, – устало сказал Антон, присел в двух шагах от мученика и осведомился: – Ты Востриков?

У того забрезжила мысль о спасении.

Она настолько очевидно высветилась на его лице, что Костин сразу поспешил разочаровать данного субъекта, сообщить ему о возможном исходе разговора:

– Если будешь юлить – оставлю здесь одного и дверь закрою.

– Я – Востриков! Я – Востриков!

– Где деньги?

– Я спрятал! Я их спрятал!

Костин понял, что не уточнил, о каких именно деньгах говорил, и ему стало неловко перед самим собой. Естественно, он-то сейчас думал только о восьмистах тысячах долларов, являющихся воровским общаком. А о каких деньгах вел речь Востриков?

– Не нужно все повторять по два раза. Я не идиот. Востриков, ты сейчас говоришь о сумке с восемьюстами тысячами долларов?

– Да, да! Я все отдам, только отпусти меня отсюда.

После короткого рассказа Дохлого все стало на свои места. Судья заставил экс-бомжа в точности описать местонахождение присвоенного капитала. Убедившись в том, что он сам понял это, Костин принялся ковырять стержнем от авторучки в замке наручников.

– Те, кто тебя здесь прессовал, они точно не приняли к сведению твой рассказ о деньгах? Эти типы не пойдут за ними в лесополосу?

– Я им рассказал, как ко мне попали деньги, и сразу получил по голове. Дальше они меня слушать не стали. Кто поверит, что почти лимон баксов упал бродяге на голову, когда тот сидел в канализации?..

Востриков и его квартира сейчас были для Антона самым дорогим сокровищем в жизни. Это козырь, который перебьет все остальные. Джокер на подхвате.

– Ну-ка, подпоясывайся, миллионер без гроша. Пойдешь со мной.

– Зачем? – опешил Дохлый.

– Сдам тебя в камеру хранения. – Костин подошел к батарее, отстегнул второй браслет и сунул наручники в карман.

Востриков понял, что у него появился компаньон и, возможно даже, защитник, семенящими шагами прошел в угол комнаты, отогнул линолеум и вытащил несколько стодолларовых купюр.

– Пригодятся, – сказал он и показал Костину деньги.

Как и в случае с открытой дверью, в другой ситуации Антон не обратил бы никакого внимания на шум двигателя машины, подъехавшей к дому. Но сейчас его слух услышал мерное гудение иномарки и хлопки дверей, последовавшие за этим. Костин сразу почувствовал, что его пульс участился на добрый десяток ударов в минуту.

– А ну-ка, валим отсюда! И побыстрее.

Путь вниз был отрезан. Громыхнули тросы лифтовой кабины. Послышались шаги по лестнице. Профессиональная работа преследователей, заставляющая жертву бежать вверх, откуда, как известно, не свалишь, если нет крыльев или мини-парашюта.

Поднимаясь по лестнице и волоча за собой задыхающегося Дохлого, Антон размышлял, что лучше, увидеть сейчас перед собой Пастора, Тимура или орлов Земцова? Последние события заставляли судью сделать однозначный вывод. Самое лучшее – это не встречаться сейчас ни с кем из перечисленных персонажей.

Все, конец пути. Выше только чердачная лестничная клетка, замкнутая на амбарный навесной замок.

Антон спустился к квартирам, продолжая тянуть за собой Вострикова, задыхающегося от нервного и физического потрясения. Он позвонил в первую попавшуюся дверь. Человеку, поднимавшемуся по лестнице, оставалось преодолеть не более двух пролетов.

Щелкнули замки на внутренней двери. Антон уже слышал, как на этаже Вострикова раздвинулись створки кабины лифта. На самой лестнице уже явственно звучало чье-то свистящее дыхание.

Открылась наружная дверь, на пороге появился некто в халате а-ля Обломов. Антон, не разглядывая лица этого человека, втолкнул в квартиру Вострикова, ввалился сам и прикрыл обе двери. Лишь защелкнув все замки, Костин повернулся и посмотрел на хозяина квартиры.

Перед ним стоял мужик лет сорока пяти с золотой цепью на шее. Своей толщиной она напоминала тот самый собачий ошейник, который называется строгим. Но, несмотря на массивность, цепь просто провисала под тяжестью огромного, словно у батюшки, креста. На нем располагалась фигура Христа, напоминающая гимнаста, распявшего себя на кольцах.

Мужик держал на вилке кусок котлеты, как слон шевелил ушами и явно пытался понять суть движений, происходящих рядом с ним. Первая мысль, родившаяся в его голове, сводилась к тому, что надо бы вытолкать вилкой обоих оборзевших лохов обратно на лестницу. Но когда перед ним нарисовалось удостоверение судьи, он поблагодарил себя за природную медлительность.

Вилка по-прежнему находилась в правой руке с оттопыренным мизинцем.

Судя по всему, мужик ждал если не объяснений, то хотя бы просьб. Через полгода после отсидки тыкать вилкой в судью, который пять лет назад упрятал тебя на общий режим за вымогательство, было бы неразумно.

Зэки никогда не забывают «своих» судей, поэтому мужик, узнав Костина, перевел взгляд на Вострикова.

Он внимательно рассмотрел его руки, исколотые зоновскими мастерами, сунул в рот котлету, прожевал ее, проглотил и миролюбиво произнес:

– Добрый вечер, ваша честь. Чего это вы с пидором по лестницам бегаете?

Глава 14

Майкл Приттман был не из тех, кто сдается без боя. За это ценное журналистское качество он уже не раз испытывал на себе побои кинозвезд и известных спортсменов. На него давили американские власти, которые заставляли не в меру любопытного и надоедливого журналиста наступать на горло собственной песне.

Как работник он был, безусловно, ценен. Но в пределах штата Нью-Джерси, где Майкл занимался выковыриванием грязи из-под чужих ногтей и давал свою трактовку каким угодно событиям, он всем уже порядком поднадоел. Скандалы газете, конечно, необходимы, но они должны приносить славу, а не многотысячные иски в суд штата.

После недолгих раздумий главный редактор ежедневного издания «Нью-Джерси таймс» отправил Приттмана туда, где скандалы происходят каждый день, но никому за это ничего не бывает, – в Россию. Экзотика тамошней криминальной жизни для американцев была нова. По мнению босса, она должна была принести немалые барыши и известность газете, которая за недостатком сенсаций начинала понемногу хиреть.

Слава русских бандюков, действовавших на территории Соединенных Штатов, американцам была известна не понаслышке. Русские по мелочам не работали. Если это кидняк, то такой, что от напряжения при подсчете убытков дымилась память компьютеров. Если похищение заложника, то не пошлый торг с полицейскими в фургоне, торчащем посреди дороги, а выматывание нервов у всего штата ФБР.

Но американцам, которые не понимали возможностей русской мафии там, за океаном, хотелось знать не о последствиях ее деятельности – она была налицо, а об истоках ее возникновения и принципах существования. Именно для этого и был аккредитован в Смоленске собственный корреспондент «Нью-Джерси таймс» Майкл Приттман.

Поэтому, когда Костин отмахнулся от него как от мухи, он проследил весь путь судьи до дома Вострикова и сел в засаду. Рано или поздно, как полагал журналист, Костин должен появиться на улице. Вот тогда можно будет сразить его еще какой-нибудь неожиданностью. Если долго и старательно бить в одну точку, то дыра все равно образуется. Это было кредо Приттмана.