Демократия для избранных. Настольная книга о политических играх США - Майкл Паренти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не настолько уж прогрессивная эра
В XX столетии интересы богатых по-прежнему были обращены к федеральному правительству в надежде получить от него то, что они сами для себя сделать не могли: подавление демократических сил и поддержку процесса накопления капитала. В период 1900 — 1916 годов, получивший известность как «Прогрессивная эра»[127], по инициативе сильных и наиболее активных компаний в своих отраслях промышленности, вводилось регулирование цен и рынков. Эта политики затронула мясохладобойную отрасль, производство продуктов питания и медикаментов, банковское дело, лесную и горнорудную отрасли. Целью этих действий было увеличение нормы прибыли для крупных производителей, усиление их контроля над рынками и удаление мелких конкурентов[128].
Те, кто занимал во время эры прогресса пост президента страны, были верными партнерами большого бизнеса. Теодора Рузвельта, например, называли «разрушителем трестов» из-за его случавшихся время от времени словесных выпадов против «злодеев — крупных капиталистов», однако его крупные законодательные предложения полностью отвечали пожеланиям корпораций. Он был враждебно настроен по отношению к профсоюзам и реформаторам; причем последним он насмешливо дал прозвище «разгребатели грязи», а магнатов бизнеса он приглашал в свою администрацию. Ни Уильям Хауарт Тафт, ни Вудро Вильсон — два других хозяина Белого дома того периода — не видели никаких особых конфликтных противоречий между своими политическими программами и целями крупного бизнеса[129]. Демократ Вильсон резко высказывался против крупных корпораций, но деньги в фонд его избирательной кампании поступали от нескольких богатых жертвователей, и он так же тесно сотрудничал с партнерами и единомышленниками Морганов и Рокфеллеров, как и любой республиканец. «Прогрессивная эра» была не торжеством мелкого бизнеса над крупными корпорациями, как об этом часто говорилось, а победой крупного бизнеса в модернизации экономики, которую могло обеспечить только федеральное правительство»[130].
Этот период был назван «Прогрессивная эра» благодаря принятию широко разрекламированного, но в значительной части неэффективного законодательства по контролю над монополиями; шестнадцатой поправки о введении прогрессивного подоходного налога; семнадцатой поправки о прямых выборах членов Сената Конгресса США, а также проведению весьма сомнительных реформ избирательного законодательства, в том числе введению избирательного бюллетеня, предполагающего многовариантный выбор избирателя, а также непартийных выборов. К 1915 году многие штаты приняли законы, ограничивающие продолжительность рабочего дня, а также предусматривающие компенсации рабочим за несчастные случаи на производстве. Несколько штатов приняли законы о минимальном уровне заработной платы, а в тридцати одном штате ввели в действие законодательство в отношении детского труда, которое ограничивало возраст найма детей на работу и продолжительность работы. В ряде отраслей промышленности рабочие добились восьмичасового рабочего дня и полуторной оплаты за сверхурочную работу.
Принятие и введение в действие этих нормативных актов было ответом на многолетние, почти вековой давности требования трудящихся. Они были силой вырваны у класса собственников в результате ожесточенной и нередко кровопролитной борьбы. Даже теперь условия труда оставались далеки от удовлетворительных. Стоит напомнить, что большая часть законодательных актов, принятых в ходе подготовки реформ, оказались нереализованными. «Реальные зарплаты трудящихся, то есть их способность купить определенный объем товаров и услуг, в 1914 году оказались ниже, чем в период 1890-х годов»[131]. Для миллионов трудящихся рабочий день длился от двенадцати до четырнадцати часов при шести-, семидневной рабочей неделе. Согласно официальной правительственной статистике, два миллиона детей были вынуждены работать, чтобы дополнить доход своих семей.
Война и «красная угроза»
Первая мировая война еще больше сблизила бизнес с системой власти. Значительное число отраслей экономики было переведено на производство для военных нужд в соответствии с предложениями капитанов бизнеса — многие из них теперь возглавляли правительственные агентства, отвечавшие за мобилизацию в целях организации обороны[132]. По состоянию на 1916 год миллионы людей работали за оплату, на которую невозможно было нормально содержать семью. Каждый год 35 000 человек погибали на производстве в результате слабой охраны труда, еще 700 000 человек по той же причине страдали от увечий, болезней, слепоты и других видов инвалидности, связанных с профессиональной деятельностью[133].
Война помогла приглушить классовые конфликты в стране за счет отвлечения внимания людей на угрозу со стороны «варваров-Гансов» из Германии. Американцев призывали идти на жертвы ради усилий в войне. Забастовки рассматривались теперь как подрывное вмешательство в военное производство. Федеральные войска совершали налеты и проводили обыски в штаб-квартирах организации «Промышленные рабочие мира», бросали в тюрьмы рабочих, подозреваемых в симпатиях к радикалам. В 1918 году, когда война уже близилась к завершению, Конгресс принял Закон о подстрекательстве, которым были санкционированы судебные приговоры на срок до двадцати пяти лет тюрьмы за любое «нелояльное» мнение или пренебрежительное высказывание в отношении американского правительства, флага или Конституции США. Профсоюзным активистам, социалистам и анархистам выносили жесткие приговоры. В конце того же года Генеральный прокурор США Томас Грегори гордо заявил перед членами Конгресса: «Еще никогда за всю нашу историю в стране не поддерживался такой образцовый порядок»[134].
Во время послевоенной, 1919 — 1921 годов, политической кампании под названием «красная опасность» федеральное правительство продолжало запрещать публикации радикального характера, издавало судебные постановления о запрете забастовок, жестоко расправлялось с забастовщиками, учиняло массовые аресты, высылки, изгнания, устраивало политические судебные процессы и расследования в Конгрессе над политическими диссидентами. Общественное мнение обрабатывали мрачными историями о том, как большевики (русские коммунисты) уже готовы вторгнуться в Соединенные Штаты и как они убивали у себя в стране каждого, кто умел читать или писать или даже просто носил белый воротничок[135]. Буржуазные лидеры по всему миру встретили революцию 1917 года в России как страшный сон наяву: рабочие и крестьяне свергли не только монархический режим царя, но и класс капиталистов, владевший заводами, полезными ископаемыми и большей частью земель царской империи. Государственный секретарь США Роберт Лансинг заметил по этому поводу, что революция послужила плохим примером простому народу других стран, включая народ Соединенных Штатов[136]. В 1917 году вместе с Англией, Францией и одиннадцатью другими капиталистическими странами Соединенные Штаты вторглись в Советскую Россию в кровавой, но безуспешной трехлетней попытке свергнуть революционное правительство. Это была глава в истории, о которой большинство американцев никогда не слышали.
«Век джаза» 1920-х годов («ревущие двадцатые») был, как считается, периодом процветания. Множились биржевые спекуляции и другие махинации, позволяющие быстро обогатиться. Но основная масса населения жила в условиях острой нужды, зачастую испытывая недостаток в самом необходимом. В 1928 году конгрессмен Фьорелло Лагуардиа рассказал о своем посещении бедных районов Нью-Йорка: «Я признаю, что не был готов к тому, что мне пришлось увидеть. Кажется почти невероятным, что такая бедность может быть реальной»[137]. И в дополнение ко всему крах фондовой биржи 1929 года дал сигнал крупнейшего разрушения производительных сил, возвестившего о наступлении Великой депрессии.
«Новый курс» — тяжелые времена и жесткие реформы
Великая депрессия 1930-х годов принесла нарастание голода, нужды и безработицы. В первые четыре года депрессии пятнадцать миллионов тружеников потеряли свои рабочие места и миллионы людей потеряли пенсионные сбережения. В то время не существовало национальной системы страхования по безработице, было мало программ пенсионного обеспечения. Были лишь благотворительная деятельность и очереди за супом. Те удачливые, кому повезло сохранить работу, оказались перед фактом растущего ухудшения условий работы:
«Широко практиковались потогонная система производства, сокращение рабочей недели, снижение зарплат, увольнение высокооплачиваемых работников и замена их теми, кто согласен работать за меньшую оплату, приходилось работать на изношенном и опасном машинном оборудовании при значительном снижении уровня безопасности и охраны труда. На предприятиях был настолько плотный контроль за поведением работников, что никто не допускал никаких разговоров, кроме вопросов по работе и производственного инструктажа. Нельзя было спросить в отношении вычетов из зарплаты. Практиковались избиения работников детективами — штрейкбрехерами и охранниками предприятия, а также принуждение к согласию на проведение обысков дома людьми компании в целях поиска украденных на производстве изделий»[138].