Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

И хотя я в таком духе развиваю несокрушимую демагогию, я-то понимаю, в чем именно дело. Познать жизнь нашем русском смысле слова — значит признавать жизнь, жить как все, включиться в общий поток жизненной борьбы за грошовые блага и преимущества. А я хотя и не рыпаюсь и живу тихо-мирно, однако не включаюсь всею душою в этот общий наш поток жизни, не врастаю в него каждой клеточкой тела, иду все-таки где-то в сторонке, отчужденно и даже отчасти независимо. И потому я хуже чем диссидент. Диссиденты хоть и поносят нашу жизнь, но они на нее все же реагируют как на свою собственную, то есть общую жизнь. А я хоть и участвую и вроде бы одобряю (вернее, не протестую), но лишь по видимости. А на самом деле, глубоко в себе самом, я эту жизнь презираю игнорирую. И отец наконец-то находит этому точное определение. Ты, сказал он мне, живешь так, будто ты гость. Верно! Я и есть гость. Причем такой гость, который в любую минуту может распрощаться с хозяевами и покинуть дом без всякого сожаления. И не унесет с собой ни крупицы тепла и воспоминания.

Логик

Есть во мне еще одно «я», которое я называю Логиком. Я его не люблю. Когда оно дает о себе знать, я стараюсь немедленно заткнуть ему глотку, поскольку спорить с ним бесполезно. Ты говоришь, что у нас здоровых людей сажают в сумасшедшие дома, говорит Логик (это — к примеру). Согласен. Но как же быть иначе? Суди сам. Девяносто процентов людей, которых у нас сажают в психушки, суть настоящие психи. Девяносто процентов врачей, которые их сажают, сами суть психи. Теперь подсчитай: девяносто плюс девяносто равно ста восьмидесяти. Откуда взять эти недостающие восемьдесят процентов? Очевидно, надо сажать здоровых. Потому и получается, что большинство наших психов суть здоровые люди. Дошло?

Второе послание родителям

К чему тщеславные мечты! К чему напрасные укоры!Нет, никогда моя нога не вступит в власти коридоры.Не переступит никогда распределителя порога.И бронированным авто не просвистит моя дорога.Не улыбнется ни за что двухсотметровая квартира,Приемная на сто персон и три под кафелем сортира.Мой тощий зад не ощутит от кресла мягкого томленье.Аплодисментами народ мое не встретит появленье.Не приукрасит мой портрет газетный опытный фотограф,И под чужой пустой статьей я не поставлю свой автограф.Успехи пройденных дорог я в микрофон не подытожу.И созидателей рядов для коммунизма не умножу.И орденами грудь мою до ниже пупа не закроют.На Новодевичьем, увы, под гром оркестра не зароют.

Созерцание

Я часами смотрю в окно и созерцаю, как недавно отстроенный жилой дом перестраивают под какое-то министерство. Созерцаю и недоумеваю, зачем это. Надо же было завезти и установить в доме сто шестьдесят ванн, сто шестьдесят унитазов и газовых плит. А сколько кранов, выключателей, розеток... И только затем, чтобы вскоре все это выкинуть. Не вынести аккуратно, а именно выкинуть, как попало. Сломать сто шестьдесят уборных, сто шестьдесят кухонь, сто шестьдесят ванных комнат... Теперь нижний этаж облицовывают красным гранитом, в середине пробивают стену для главного входа и делают над ним гигантский козырек. Только в нашем районе более десяти жилых домов так переделывают под учреждения. Во сколько же обходится этот идиотизм? Это еще что, присоединяется Он к моим размышлениям. А ты знаешь, сколько танков, пушек, самолетов и прочего снаряжения мы ежедневно транспортируем в Африку и другие места планеты? А знаешь, сколько все это стоит? Но это все-таки внешняя политика, говорит Второе «Я». Престиж государства и все такое прочее. А кому нужна эта идиотская внешняя политика, возмущается Десятое «Я». А кому нужен этот вшивый престиж? Только высшим руководителям, этим тщеславным маразматикам! Тем более, говорит Седьмое «Я», все равно это все впустую. Все равно нам же потом оттуда по шее дадут. Тихо, говорю я, не вашего это ума дело. Что там в Африке — нам не видно. А вот новый жилой дом на наших глазах переделывают под контору — это реальный Факт. Чем Они там думают? Жопой, заорали в один голос все мои другие «Я» и Он.

Послание Вирусику

Она сто раз на день родит,Но не младенцев, только сплетни.О, чем судьба вознаградитЕе за подвиг многолетний?!Боюсь, коварства жизнь полна,И не таким хребет ломало.И автор, скажут, не она,И для надбавки, скажут, мало.

СБУ

Что такое СГУ, вы знаете. Теперь я вам поясню, что такое СБУ. СБУ — Самое Бездарное Учреждение Советского Союза. Вы, конечно, догадались уже, что я имею в виду Институт идеологии Академии наук, сокращению ИИАН. И верьте мне, ибо говорю я вам это как специалист, выдающий профессиональную тайну. Ибо, как специалист, я знаю, кто набирается на философские факультеты, кто на них преподает и как преподает, кто и как отбирается для «научной» работы в области философии, как ведется эта работа, что печатается и т.д. А главное, я, как профессионал, знаю, что марксизм есть действительно вершина, но вершина серости, бездарности, пошлости, жульничества, беспринципности, наглости, самомнения, безграмотности.

Но многие не согласны с тем, что СБУ — это наш институт. Они считают, что Академия общественных наук (АОН) при ЦК КПСС по бездарности, безграмотности и сволочизму превосходит наше заведение. Не случайно же все идиоты и мерзавцы, которых невозможно терпеть даже у нас, уходят в АОН. К тому же, считают мои оппоненты, я забыл про ЦПШ при том же самом ЦК, которую одни расшифровывают как Центральную партийную школу, а другие — как церковно-приходскую школу. Что это такое, можете судить по такой приключившейся в ЦПШ истории. Один из слушателей ЦПШ выбрал в качестве темы дипломной работы учение Спинозы о субстанции. В это время началась заваруха на Ближнем Востоке. Кто-то сказал слушателю, что Спиноза — еврей. Слушатель наложил в штаны, но в порядке самозащиты сослался на то, что Маркс тоже еврей. Ему ответили, что Маркс, в отличие от некоторых, этого не скрывал. Потом, Маркс — еврей лишь наполовину, к тому же — отъявленный антисемит, называвший евреев не иначе как «грязными иудеями». Он даже хотел устроить еврейский погром Герцену, жившему неподалеку от него, да Энгельс отсоветовал. А при чем тут Герцен, удивился слушатель. Как это — при чем, удивились в свою очередь его наставники. Он же диссидент, а это значит — переодетый еврей.

И все же я настаиваю на том, что СБУ — наш институт, ибо АОН и ЦПШ находятся за пределами человеческого воображения и ни в какое сравнение ни с чем не идут.

Мои размышления

С твоей бородой, говорит Он, прямая дорога в религию. Хотя ты шутишь, в этом есть смысл, говорю я. Осуществленная возможность есть действительность. Но лишь борьба за осуществление невозможного есть действительность человеческая. Религиозное возрождение у нас, конечно, есть бред. Но только в религии спасение. Борьба за религиозное общество есть единственный путь сохранения души — сохранения общества, в котором заметную роль играют существа, имеющие души, то есть люди. Это тривиально. Нетривиально тут то, что эту тривиальную истину открываю для себя я, то есть молодой человек из интеллигентной семьи, с университетским образованием, никогда не слышавший ни слова в защиту религии, знающий о религии только из марксистских учебников и антирелигиозных проповедей. Вот что поразительно! Ну а раз до этого допер я сам, без всякой посторонней помощи, то допрут и другие. Дай Боже им удачи на этом пути! Что же касается меня, то я застреваю на этом первом, самом банальном этапе. Почему? Отвечу словами моего друга Поэта:

Моя стихия — пьянство, блядство... Говоря короче,Все то, что светлый облик труженика нашего порочит.Я низко пал, ты говоришь? Какой же ты чудак!На этом самом держится наш развитой соци-бардак!

Реформатор

Реформатор был на крупной партийной работе, в период либеральных веяний поверил в их серьезность и затеял в своем ведомстве радикальные преобразования. Его одернули. Он закусил удила и попер со своими проектами в самые верхи. Тогда его сначала скинули, потом — стукнули, наконец — засадили в Белые Столбы, где он оттрубил лет семь. Освободившись, он засел за изучение первоисточников и стал сочинять свои реформаторские проекты в полном соответствии, как он полагал сам, с марксистской наукой. Сначала я пытался убедить его в том, что марксизм не наука. Но он не поверил и ту же написал на меня за это донос в дирекцию и партбюро. Я уличил его в нечестности (а что мне оставалось делать?) и отказался «работать» с ним. Но он привязался ко мне «душой и телом» и не давал мне проходу. Он подстерегал меня в самых неожиданных местах. И чем больше я громил его проекты, тем настойчивее он ловил меня. Однажды он признался что ему нужен именно такой «умный противник», ибо только в борьбе с таким «умным врагом» он оттачивает свое учение, вернее — свое добавление к марксистско-ленинскому учению.