Первая любовь (СИ) - Мари Князева

— Хорошая у тебя невеста, Глеб, — вдруг сказал Лева.

Его старший брат поперхнулся и закашлялся, бросив на меня смущенный взгляд.

— Это потому что я часто бегаю к тебе, они решили… — попытался он оправдать высказанное предположение.

Я улыбнулась:

— Понятно! Лев, мы с твоим братом просто друзя.

— Вы что, не поженитесь? — ахнула Лена расстроенно.

— Нет, — покачала я головой. — Нам и так хорошо.

— Глеб, ты не женишься на Маше? — в последней надежде спросила Лена у брата.

Но он ушел от ответа:

— Так, дайте-ка нам пройти, мы вообще-то завтракать собирались…

В доме у них было просто, но чисто, как и прежде. Пахло едой, деревом и рабочей одеждой. Я разулась, вымыла руки детским мылом — древний сельский умывальник стоял прямо в прихожей — и вошла в кухню. Там суетилась мама Глеба, Татьяна Васильевна. У нее было такое сосредоточенное и немного усталое, но очень доброе лицо.

— Здравствуй, Машенька! — поприветствовала она меня. — Как ты поживаешь, моя хорошая? Глеб сказал, ты в институт поступила?

— Да, на ин. яз.

— Вот умничка какая! А он, оболтус, не хочет учиться. Может, хоть ты его образумишь?

— Постараюсь! — кивнула я и улыбнулась другу.

Татьяна Васильевна выдала нам заварку, кипяток, творога и блинов. И варенья, конечно. Моего любимого, вишневого без косточек. И ушла. Мы остались вдвоем.

— Твоя мама права, — осторожно начала я, закручивая две ложки творога в блин. — Насчет учебы.

— Маш, не начинай, пожалуйста, — вздохнул он. — Я все уже решил. Учиться пойду оттуда.

— На военного.

— Ну да.

Я вздохнула и откусила блинчик, а потом положила в рот одну вишенку из варенья. Прожевала, проглотила, хитро улыбнулась:

— Все равно буду.

— Что будешь?

— Начинать. Я же обещала помогать тебе стать таким, как прежде.

— Это был неэффективный Глеб, нет смысла становиться им.

— А какой Глеб эффективный? Который только о деньгах думает?

— Я не только о деньгах думаю.

— А о чем еще? Вот так же много, как о них.

— Даже больше.

— Так о чем?

— Не могу сказать, — он уткнулся в кружку, а потом попытался увести разговор в сторону: — А ты, Маш? О чем мечтаешь? Ну, вот, когда выучишься..?

— Так, погоди, что за секреты между друзьями? Говори, о чем так много размышляешь?

— А то ты сама не знаешь!

— Нет. Честное слово!

— Ну подумай.

Я нахмурилась.

— А пока думаешь, ответь на мой вопрос. Какие у тебя планы на жизнь?

— Я… работать буду… ну, наверное, замуж выйду, заведу детей… Еще хочу дом и путешествовать… В общем, банальщина всякая. А у тебя?

— А мне почему-то трудно планировать. Как будто я сижу в яме, а меня просят описать горизонт. Мой горизонт — круглый, с черными краями. Из него немножко видно небо, но оно недостижимо. Мне кажется, когда я выберусь из ямы, то горизонт станет совсем другим, а пока все, что я могу планировать — это вылезти.

— Расскажи мне про свой малый горизонт.

Он какое-то время молчал, жуя блин, но потом нехотя ответил:

— Помочь родителям. Одежды купить… приличной. Смартфон, комп, машину… Я понимаю, что все это не тянет на цель жизни, но это болит, и давно. Как старая мозоль. Не могу я больше с ней ходить.

— Но все равно, есть же что-то еще… Вот небо, например — что там? Стать спелеологом?

Глеб фыркнул:

— Да кому они нафиг нужны?

— А причем тут кто-то? Мы же про тебя говорим. Если бы тебе не нужно было зарабатывать деньги, чем бы ты стал заниматься?

— Думаю, что ничем. Катался бы на яхте по Средиземному морю.

— С девчонками? — засмеялась я.

— С одной… девчонкой, — ответил он серьезно.

После завтрака он пошел проводить меня до моего крыльца.

— Глееб, — проблеяла я. — Ну скажиии..!

— Что?

— О чем ты много думаешь?

— А почему ты меня не целуешь? — спросил он совсем невпопад.

— Чего?!

— Ну, вот, Леву же поцеловала, и Ленку…

— А… ты тоже хочешь? — спросила я растерянно.

— А чем я хуже?

— Ладно, — все во мне затрепетало.

Я положила ладони ему на плечи и привстала на носочки, а Глеб положил руки мне на талию и наклонил голову, только почему-то не щекой, а носом ко мне. Я все же извернулась и чмокнула его в скулу. Его объятия сомкнулись чуть крепче, но так, как на улице, он меня не выжимал. А потом его горячие сухие губы коснулись моей щеки, и он замер, тяжело дыша. Мне показалось, что так прошла целая вечность, но я почему-то не могла пошевелиться, будто боялась испортить момент… или не хотела? Наконец Глеб отмер, его губы заскользили по моему лицу, ближе к губам, но тут вдруг хлопнула калитка, и нас окликнул голос Дениса Уварова.

Глава 9. Пикник

ДЕНИС

«С*ка!» — такая была первая моя мысль, когда я вошел в калитку Сорокиных. Гаденыш времени не теряет… А впрочем, чему удивляться? Я бы на его месте еще немного ускорился. Такие у этого маргинала козыри на руках, а он сиськи мнет… Ну ничего, я еще покажу ему мастер-класс по соблазнению невинных овечек…

— Привет! — крикнул я, как ни в чем не бывало, сам удивляясь собственной невозмутимости. Все-таки мой актерский талант налицо, к чему скромничать, игнорируя очевидное?

Во мне клокотала буря, но внешне я сохранял полнейшую невозмутимость. Откуда буря? Почему и зачем? Я сам не до конца осознавал все свои мотивы и вполне допускал, что меня просто бесит, что не мне отдают очевидное предпочтение, а этому отбросу. Глебушка Стрельников… Трудно найти менее подходящего кавалера для приличной городской барышни. А Маша явно весьма приличная барышня. Вся такая утонченная и правильная. Ну, и симпатичная, чего уж там. Я люблю таких: миниатюрных, ясноглазых, с изюминкой — как эта ее огненная шевелюра, например. Люблю не в смысле любви до гроба, конечно, а так, поиграться… но тут мне неожиданно перешел дорогу этот гр*баный друг детства в драных сланцах. Ничего, дайте срок — я с ним разделаюсь. Не мытьем, так катаньем, а Машку отберу. Еще не хватало отступать перед лицом такого никчемного соперника! Тем более, что козыри у меня тоже имелись. Были они, правда, обоюдоострыми и запросто могли заодно и меня вывести из игры, но на крайний случай — использую. Ничья лучше поражения.

Я часто повторял себе это при встрече со Стрельниковым, чтобы настроиться на боевой