Мой отец генерал (сборник) - Наталия Слюсарева

С первых дней 1941 года в округ стали поступать новые самолеты: Миг-1, Лагг-3, Як-1, Ил-1, Ил-2. Лично мне было поручено освоение новых скоростных типов самолетов с упором на ночную подготовку; работа с радиолокационными средствами типа РУС-1 и РУС-2; создание командных пунктов и пунктов наведения авиации в передовых сухопутных и танковых соединениях.

Сталин ежедневно интересовался ходом освоения новой авиационной техники. Переучивание было в самом разгаре, а тут еще начальник Управления ВВС Красной армии П. В. Рычагов приказал выполнять полеты в зимний период только на колесах. Но для этого нужно было чистить или укатывать снег на взлетно-посадочной полосе. А чем? Техники и людей не хватало. Снег разгребали лопатами. Обильные снегопады в считаные минуты сводили на нет всю работу аэродромного обслуживающего персонала. Планы летного переучивания срывались. С молчаливого согласия командующего Птухина командиры авиадивизий начали потихоньку летать на лыжах. Пришлось вызывать их в Киев.

– Ну, как дела с полетами?

– Летаем понемногу, товарищ командующий.

– Понемногу нельзя, есть план.

– Так ведь зима, трудно чистить...

– Что вы мне голову морочите? Думаете, я не знаю, что вы летаете на лыжах? Ну и летайте себе на здоровье! Только не забывайте и о тренировках на колесах.

– А мы так и делаем, товарищ командующий, – хором отвечают командиры дивизий. – Как пришлют снегоочистители, снимем лыжи совсем и перейдем на колеса.

В Киевском округе у нас у первых началось строительство новых аэродромов. Намечалось создание более 150 аэродромов в полосе границы с Польшей: Ковель – Львов – Черновицы, на 1000 км, и вглубь за Днепр: Бахмач – Прилуки – Пирятин – около 1200 км; на этой территории должны были базироваться 39 авиационных полков: истребители, штурмовики, бомбардировщики, разведчики, связь, транспортная авиация. На старых аэродромах укладывали новые бетонные взлетно-посадочные полосы. На эти работы привлекли все местное население.

Переучивание и освоение современной техники шло медленно. На новых Миг-3 часто отказывали двигатели в воздухе. Лопатки надува заедали, что вызывало возгорание мотора. Последние бомбардировщики типа П-2 к нам не поступали. Летчики летали на старых СБ, рассчитанных на одну тонну бомбовой нагрузки. К началу войны весь летный состав истребителей летал на старых машинах И-25, И-153, И-16, на которых, к слову сказать, летчики впоследствии умело воевали.

В последних телеграммах от наркома говорилось, что Германия в ближайшие дни нарушит нашу государственную границу, но мы должны не поддаваться на провокацию и не нарушать Договор о ненападении, заключенный между СССР и Германией. Огонь по вражеским самолетам первыми не открывать. Все, кто был связан с обороной нашей территории: жители пограничных зон, сами пограничники, командиры воинских частей, – знали, что вот-вот Германия нападет на Советский Союз. Уже с начала весны 1941 года, да и раньше, со стороны немецкой авиации, под видом потери летчиками ориентировки в приграничной полосе нашего округа, отмечалось много нарушений. Только за один май было зафиксировано более 50 нарушений воздушной границы, на земле задержано 113 шпионов и диверсантов с радиостанциями, большинство из которых были жителями Западной Украины.

Всю весну Е. С. Птухин находился в Москве, занимаясь вопросами организации ПВО страны. Я в Киеве подчинялся непосредственно командующему Г. К. Жукову. И вскоре получил от него категорический приказ: во что бы то ни стало посадить немецкий самолет на наш аэродром. В те дни на аэродроме Броды я как раз разрабатывал с летчиками варианты имитации ложных атак без открытия огня.

Надо сказать, что система ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь) в то время была исключительно несовершенна. Никаких радиолокационных станций. Проводя учения, я лично вылетал с аэродрома Броды курсом вдоль нашей госграницы от Черновиц на юге до Ковеля на севере. Так вот, оповещение о моем полете поступало спустя только двадцать минут после моего приземления. Информация передавалась по телефону через всю систему войск округа.

В конце апреля поступил сигнал о том, что вражеский самолет, нарушив государственную границу севернее Ровно, с курсом 90 градусов, удалился на нашу территорию. Как установили впоследствии, самолет дошел до аэродрома Борисполь, восточнее Киева, и уже возвращался. С таким опозданием мы получили донесение.

Я немедленно дал команду поднять в воздух все истребительные полковые и дежурные звенья с аэродромов Фастова, Проскурова, Бродов и Львова. В воздух стартовали более пятидесяти истребителей И-6 и И-153. Наши летчики атаковали нарушителя ложными атаками. Немцы шли на Ю-96 – старом бомбардировщике, переделанном под гражданский самолет. Они все время отклонялись от наших ястребков, теряя высоту, и подошли к Ровно на высоте 1000 – 1400 м. Неожиданно у них сдал один мотор, и самолет стал быстро снижаться. В конце концов, им пришлось приземлиться на фюзеляж на поляне, где по случаю косил траву крестьянин, а его лошадь паслась на опушке леса. Экипаж фашистского разведчика состоял из двух человек, переодетых в гражданское. После посадки они сразу включили подрывное устройство восьми длиннофокусных фотоаппаратов, из которых взорвались только шесть. Немцы стали совать крестьянину пачки советских денег, одновременно угрожая пистолетом и требуя, чтобы тот довез их на телеге до границы. Но парень оказался не прост. Зная немного по-немецки, он заверил, что согласен и должен только пойти за лошадью, которая пасется неподалеку. Оставив немцев с телегой и в дураках, сам на лошади ускакал в лес.

Вскоре из Ровно подъехали представители НКВД. Забрали немецких летчиков, отвезли в лучшую гостиницу, накормили и тут же без допроса сопроводили на легковой машине к границе, где и передали экипаж пограничным немецким властям с извинениями. В это время поднятые мною истребители, вернувшись с задания, сообщили, что посажен двухмоторный самолет. Я тотчас вылетел в Ровно и через двадцать минут приземлился на луг, где произвел вынужденную посадку немецкий разведчик. Экипажа на месте уже не оказалось. Осмотрев самолет, я убедился, что два фотоаппарата уцелели. На передней части крыльев обнаружились пробитые отверстия, по диаметру схожие с пулевыми, – видимо, то были следы от камешков при посадке на каменистый грунт. Данный осмотр оказался крайне важным, так как фашистские разведчики уверяли, что их якобы обстреляли. К полудню я уже представил в НКВД шпионские фотоснимки наших железнодорожных узлов по маршруту Киев – Львов, мостов через Днепр, аэродромов – основных и тех, что находились в стадии строительства.

Через несколько дней поступило новое донесение о том, что наши истребители в очередной раз вынудили пять немецких самолетов произвести вынужденную посадку северо-западнее города Львова, у села Куличкув. Мы с командующим тотчас выехали на место происшествия. Там уже находился представитель НКВД, который весьма неохотно разрешил нам осмотреть самолеты. Летчики с помощью переводчика объяснили, что они якобы недавно перебазированы из Греции, возвращались на один из немецких аэродромов, но в воздухе потеряли ориентировку и были вынуждены пойти на посадку. И этих нарушителей органы НКВД без задержки сопроводили на их же самолетах в приграничную зону Германии. Немецкие летчики, отлично зная, что по Договору между Германией и СССР о ненападении им нечего бояться, смело шли на нарушение нашей госграницы. Однажды к «заблудившемуся» немецкому бомбардировщику вплотную пристроился истребитель из 6-й дивизии и показал рукой, чтобы тот шел на посадку на наш аэродром. В ответ немец, самодовольно улыбаясь, жестом пригласил его следовать за ним на запад.

Евгений Саввич неоднократно доносил наркому обо всех подобных случаях и просил разрешения открывать хотя бы предупредительный огонь. На что в ответ получал следующее:

– А вы не горячитесь, товарищ Птухин. До свидания...

Глава XIII

«ЧТО, НАЧАЛОСЬ?»

21 июня 1941 года, в 22 часа, поздно вечером, я вернулся в Киев из поездки в истребительную дивизию генерала Демидова, размещавшуюся во Львове. Заехал в штаб, там никого уже не было. Я отправился к себе домой, в Киев. Наш дом находился рядом с Софийским собором и памятником Богдану Хмельницкому, в нем проживали самые заслуженные люди Киева. Дома только что принял ванну, сел ужинать. Вдруг звонок. Евгений Саввич. Голос у него был очень взволнованный:

– Немедленно приезжай в штаб.

Я сразу сообразил, что началась война, и в ответ спросил его:

– Что, началось?

Он сказал:

– Да. – И повесил трубку.

Я быстро оделся. Захватил свой аварийный чемоданчик. Объяснил жене, что это – война, сказал, что делать, что обязательно позвоню. Напомнил, чтобы она забрала старшего сына Бориса из пионерского лагеря, и ушел.