Под чужим небом - Василий Стенькин

Ермак Дионисович поклонился, показывая, что он понял предупреждение генерала Янагиты.

— Кого же мне считать своим благодетелем, вас, господин поручик, или генерала? — Обратился Таров к Юкаве, когда они вернулись в его кабинет.

— Генерала Тосихидэ.

— Тосихидэ?

— Именно его. Ознакомившись с вашим делом, он написал всего два слова: «Так и было». Они-то и решили вашу судьбу.

— Скажите, Юкава-сан, где сейчас служит генерал Тосихидэ?

— В Токио, в ведомстве национальной безопасности.

Они сели, закурили. Поручика точно подменили, он шутил, смеялся, подчеркнуто часто называл Тарова коллегой.

Новое отношение Юкавы к Тарову объяснялось просто. У японцев процветал культ преклонения перед старшими: раз к Тарову хорошо относятся Тосихидэ и Янагита, поручик Юкава не посмел относиться иначе...

— Наверно, очень страшно нелегально переходить границу? — спросил Юкава. — Это не для дела, спрашиваю из простого любопытства, — пояснил он.

— Туда я перешел легко, — сказал Таров, глубоко затягиваясь. — Поручик Касуга все организовал идеально. Ночью пересекли Аргунь, я и не заметил, как очутился на сопредельной территории. Конечно, сильно волновался, пока не удалился на значительное расстояние от границы. Могли задержать, подстрелить. В этом смысле опасность всегда есть. Легализоваться в Советском Союзе мне не стоило большого труда: отличные документы прикрытия, знание языка и условий... Вот обратный путь был тяжелее. Война. Для въезда в приграничную зону ввели пропуска. Потом я же знал: меня наверняка разыскивают. Шел ночами, а днем скрывался у бурят-чабанов, выдавал себя за бродячего ламу. По бурятским улусам немало бродит таких лам-шарлатанов. Когда оказался в Маньчжоу-Го, гора с плеч свалилась. Рассуждал так: если меня задержат, то доставят в Харбин, там на помощь придут Тосихидэ и Семенов... А получилось вон как. Уж во всяком случае я и мысли не допускал, что меня будут допрашивать с таким пристрастием.

— Говорят, во все времена пытка была и остается самым верным средством получения признания. Я разделяю эту точку зрения. Впрочем, я действовал по инструкции. Вы не должны обижаться, коллега.

— Чего уж обижаться, — Таров посмотрел на поручика и продолжал: — В моем деле разобрались. Я рад и признателен вам, Юкава-сан: вы оказались добрым и проницательным человеком. Спасибо от всего сердца...

Открытая лесть достигла цели: поручик Юкава остался доволен.

Тарову отвели комнату в Ямото — служебной гостинице, выдали несколько бумажек по десяти даянов и пропуск в столовую военной миссии. О характере предстоящей работы никакого разговора не вели. Долго Таров находился как бы на домашнем аресте: выходить в город в «арестантской» одежде не мог; ни формы, ни документа, удостоверяющего его службу в ЯВМ, он не имел.

Лишь на исходе третьей недели ему выдали полный комплект обмундирования и унтер-офицерские знаки различия. В последних числах марта Ермак Дионисович вышел в город. Снег уже сошел, тепло, по-весеннему пригревало солнце, огромные кусты акации лениво покачивали набухшими почками. Таров ходил по центральным улицам Харбина, стараясь обнаружить перемены. Приглядывался к русским эмигрантам, которые встречались на улицах, пытался уловить их настроение. На лицах эмигрантов не было прежней спеси и озлобленности, чаще встречались выражения тревоги и озабоченности. Бросались в глаза портреты императора Маньчжоу-Го, молодого китайца с постным, вытянутым лицом. Портреты Пу И были повсюду: в витринах магазинов, в окнах учреждений и трамваев.

На Вокзальном проспекте Ермак Дионисович зашел в книжную лавку и купил номер журнала «Новоселье». Его внимание привлек рассказ Бунина «Три рубля». Таров открыл нужную страницу, начал читать и не мог оторваться до конца. Но не содержание рассказа поразило Тарова, а родной язык, до слез родной русский язык.

Таров стал внимательно рассматривать журнал. Оказалось, что он был издан недавно в Нью-Йорке. А ведь Япония и Америка воюют между собой. Странно...

Чем бы ни занимался Таров, — читал книгу, гулял по городу, встречался со старыми сослуживцами, — ему не давала покоя одна мысль: как преодолеть барьер недоверия и отчуждения, стать своим человеком в ЯВМ? В японских книгах нередко встречалось упоминание о бусидо — моральном кодексе самураев. «А что если знание бусидо, — подумал он, — поможет выработать определенную линию поведения...»

Таров познакомился с заведующим библиотекой военной миссии, молодым круглолицым ефрейтором. Ефрейтор, выслушав просьбу Тарова, пообещал подобрать нужную литературу. И когда на второй день Ермак Дионисович заглянул в библиотеку, ефрейтор выложил перед ним не меньше десятка популярных брошюр, повестей и рассказов.

В книгах подчеркивалось, что истинный самурай, не задумываясь, совершит харакири, когда опозорена его честь. Беспрекословное подчинение старшим по званию и должности объявлялось священным долгом самурая.

Наряду с изучением бусидо, Таров, используя жизненный опыт, разрабатывал свою систему взаимоотношений с новыми шефами. Он перебирал в памяти удачливых сослуживцев по белой армии и отыскивал черты характера, способствовавшие успешному продвижению по службе. С большой пользой для себя вспоминал Таров советы Ивана Ксенофонтовича, своего первого наставника, а также чекистов, готовивших его к закордонной работе: начальника управления, Алексея Поликарповича Новикова, Михаила Ивановича Казаринова, предстоящей встречи с которым он ждал с нетерпением, и других товарищей.

В течение месяца японцы один раз воспользовались услугами Тарова. Как-то в конце рабочего дня в его комнате неожиданно появился Юкава. Ермак Дионисович, увлеченный чтением, не слышал стука в дверь.

— Чем это вы так увлеклись? — спросил Юкава. Он подошел к столу и начал небрежно перекладывать книги. — О, уж не собираетесь ли вступать в клан самураев?

— А что, примут?

— Внешность вроде бы подходящая, — пошутил поручик и стал с нарочитой придирчивостью осматривать Тарова, будто видел его впервые. Он дружелюбно посмеивался. — Я к вам по делу, —вдруг серьезно заговорил Юкава, и улыбка мгновенно исчезла с его скуластого лица. — Привезли русского солдата. Захвачен в пограничном инциденте. Утром будем допрашивать... А вообще с вас полагается, — сказал поручик, меняя выражение лица и направление разговора. —Бутылка сакэ за вами.

— Всегда готов, Юкава-сан. Хотите, сейчас сбегаю?

— Спасибо. — Юкава положил руку на плечо Тарова. — Сегодня не надо: у меня есть работа. Как-нибудь в другой раз. Вы хороший человек, Таров! — Юкава козырнул и вышел.

Мысли Тарова переключились на солдата, и его бросило в жар, на лбу выступила испарина. «Кто он, этот солдат? Как разговаривать с ним? Чем помочь?» Профессиональная настороженность подсказала другие вопросы: «А если это провокация? Как перехитрить?»

Утром в назначенный час Ермак Дионисович вошел в кабинет поручика. Юкава был любезен и излишне суетлив.

Ввели солдата. На нем было новое красноармейское обмундирование: хлопчатобумажная гимнастерка и брюки цвета хаки, ботинки с обмотками. Темные волосы острижены наголо. Он стоял у порога, опустив глаза.

— Ваша фамилия? — строго спросил Юкава, не предлагая сесть солдату. Таров перевел. Солдат молчал.

— Ваша фамилия? — повторил вопрос поручик.

— Я буду отвечать только в присутствии советского представителя, — проговорил солдат глухим простуженным голосом.

— В какой части вы служили?

— Вызовите сотрудника консульства СССР, — упрямо твердил солдат.

На последующие вопросы он вообще не стал отвечать. Юкава написал что-то на листке бумаги и придвинул к Тарову. «Я выйду. Может быть, вам наедине удастся расположить его. Попробуйте», — прочитал Ермак Дионисович. Он незаметно кивнул. Юкава закурил и вышел. Минуту-две помолчали.

— Зря, ты братец, так ведешь себя, — сказал Таров доброжелательным тоном. — Это может плохо кончиться...

Солдат бросил колючий взгляд и еще ниже опустил голову. Ермак Дионисович заинтересовался обмундированием солдата: оно было новым, не обношенным.

— Слушай, солдат, тебя же не заставляют выдавать государственную тайну. Фамилию-то можешь назвать.

— Слетишь со спины лошади — на шее не удержишься. Все начинается с одного слова. Вон вы по разговору, видать, наш, а до чего докатились — самурайскую шкуру на себя напялили.

— Ты где служил-то, в армии или на заставе? — спокойно спросил Таров, будто не заметил злого упрека. Многоречивый ответ и поспешный выпад солдата еще больше насторожили его.

— На заставе.

— А что там случилось? Сюда ты как попал?

— Произошла стычка с самураями, ну, вот...

— Они что ли напали?

— Да нет, наши.

— Зачем же?