Людозвери (СИ) - Вульф Лора

— Есть, — Виолка потупилась, — Я на выходные хотела вас познакомить,

— Как ты могла? — Федор сел на пуфик в прихожей, машинально обхватив руками георгины,

— Что могла? — не поняла Виола,

— Со мной так поступить! Ребенок, что…, неполноценный? — произнес он тихо,

— Богдаша родился с врожденными патологиями, но он умненький, смышленый мальчик, — она метнулась в комнату, несколько минут там шуршала бумажками, потом принесла фотографию. Со снимка, где-то годовалой давности, радостно улыбаясь, глядел светловолосый мальчуган с неестественно большой, какой-то выпуклой головой и голубыми глазами- озерами, совершенно, как у матери.

— Что у него с головой? — спросил машинист паровоза, отводя глаза,

— Гидроцефалия, — Виола положила фото на столик в прихожей,

— Отчего?

— Я не пила, не курила, — женщину как прорвало, — Муж спортом занимался, без фанатизма, для здоровья, я всю беременность соки пила, гуляла, — она села на корточки рядом с Федором. — Родила, а врачи говорят не выживет, я уже все слезы выплакала, мысленно похоронила, а ребенок выжил, — Виола нервно глотнула открытым ртом воздух, Федор смотрел в пол перед собой,

— Выписали домой, и начался кромешный ад, больного ребенка муж выдержал только два месяца, ушел. Я, говорит, не хочу быть заложником инвалида. Мы жили с мальчиком на пособие, муж присылал какие-то копейки. Потом договорилась в интернате, чтобы взяли Богдашу, и я пошла на работу.

— Я здоровая, — Виола бросилась перед Федором на колени и обхватила его руками, уткнувшись в приторно горькие георгины. — У нас будут здоровые дети!

— Ты не понимаешь, — Федор встал, машинально всучив ей букет в руки, — Мои родители не поймут даже один, только факт, наличия такого ребенка у тебя.

— У меня же есть квартира, мы оба работаем…, - она оттолкнула букет от лица, от резкого запаха у нее закружилась голова, — Богдаша, пока, поживет в интернате…, Мы же любим друг друга! — прокричала она.

— Не знаю, — он подошел к двери, — Мне нужно подумать, я позвоню…, - Федор, как-то боком, обходя сидящую на полу с источающими вокруг себя уже какой-то тошнотворно- терпкий запах георгинами в руках Вилку, выскользнул за дверь.

Новый жилец

Олег Четвертинский, стажер следователя районного следственного отдела, трясся в рейсовой маршрутке по пути в Белокаменный. Его непосредственный шеф, Семен Наумович Кац, имея в производстве еще несколько сложных дел, поручил ему буквально пожить в интернате какое-то время, изучить, так сказать, непростую ситуацию в детском учреждении изнутри.

— Пообщайтесь с детьми, персоналом, как я вас учил, в неформальной обстановке, — напутствовал Кац своего подчиненного, — Приглядывайтесь повнимательней ко всему, даже к несущественному, на первый взгляд, — он выставил вперед костлявый палец с пучком рыжей растительности, — Запомните, мой юный друг, в следствии мелочей не бывает, и еще, — Семен Наумович прищурил свои плутоватые глазки, — Вотритесь в доверие к этой худощавой девице, Ядвиге, кажется?

— Я понял, — Олег густо покраснел и спохватившись переспросил, — Что вы мне предлагаете?

— Ничего аморального, — Кац простодушно улыбнулся, — Нужно попытаться разговорить девушку, которая, как я понял, вам совершенно не противна!

Олег, покачиваясь на сидении микроавтобуса, рядом с какой-то мощной теткой, прикрыл глаза, вспоминая воспитательницу из коррекционного интерната с меняющимися в зависимости от настроения цветом глаз.

— Мальчонку то Виолке и похоронить не дают, — делилась своими мыслями его соседка со своей товаркой, невзрачного вида женщиной средних лет.

— Вот девке не везет по жизни, — вступила в беседу «невзрачная», — Души она в ребенке не чаяла, как переживет горе такое?

— Ой ли? — засомневалась «мощная», — Если так любила, то че в интернат сдала, к дурачкам то этим?

— Что обсуждать? — послышался мужской голос, совсем не дурачки там, — У меня соседские пацаны туда ходят, мамка ихняя не просыхает, одно спасение для них интернат этот, — выдал свое умозаключение пожилой мужчина с объемной хозяйственной сумкой.

— Прям спасение, — обиженно поджала губы «мощная» — Одного уже прикончили там, спасли видать!

На конечной остановке попутчики вышли и направились по своим маршрутам. Дядька с хозяйственной сумкой прикурил сигарету, несколько раз кашлянул в кулак и понес свою поклажу «до дому». Олег постоял пару минут, поглубже запахнулся в куртку, с утра резко похолодало, и побрел по грунтовке в сторону интерната, мрачной глыбой возвышающемся на фоне хмурого, темного Старого парка.

— Проходите, проходите, — зачастила охранница Антонина Ивановна переобувшаяся ввиду смены сезона из алых резиновых шлепок в не менее алые комнатные тапочки с меховой опушкой.

— Мы в курсе, все предупреждены, — она почти на вытяжку стояла около своего поста, крайне смешно смотрясь в неформальной обуви вкупе с форменной рубашкой и юбкой.

— Сообщать всем нужды большой не было, такая реклама ни к чему, — ответил помощник следователя, оглядываясь по сторонам.

— Да тут хоть с рекламой, хоть без…, - вздохнула женщина, — От наших деток ничего не скроешь.

— Вот, — она сняла ключ с гвоздика, — Комнату вам приготовили, все там есть для комфортного проживания, — добавила она фразу, будто заселяла гостя в провинциальную гостиницу. Олег покрутил ключ в руках, — Да вы не беспокойтесь, вас проводят, — Антонина Ивановна отошла на пару метров от своего поста, выискивая кого послать в провожатые. Около окна, будто невзначай, стояла Ритка-птичка,

— Рита, ну ка иди сюда, — Охранница позвала девочку и вновь подошла с своему месту, — Отведи, — она посмотрела на стажера,

— Олега Константиновича, — подсказал тот,

— Да, Олега Константиновича наверх, в зеленый коридор,

Ритка глянула на него с низу вверх, кивнула головой, будто клюнула, и повела Олега к дальней лестнице, ведущей наверх к зеленым дверям.

— Вторая дверь направо — крикнула им вдогонку охранница.

— А вы к нам надолго, — спросила девочка,

— Как получится, — Олег поправил сумку на плече и продолжил взбираться вслед за провожатой по довольно крутой лестнице,

— А Богдашу кто убил? — внезапно спросила та,

— Разбираемся еще, — рассеянно ответил молодой человек, а потом, будто вспомнив наставления своего шефа, активизировал диалог.

— А какой он был, Милашенко этот?

— Головастик? — Птичка уже встала перед дверью, указанной охранницей и смотрела на Олега,

— Ну, да, — он помолчал, — Все его так дразнили?

— Он не обижался, — Ритка протянула руку, — Давайте ключ, я отомкну,

Девочка распахнула дверь и они вошли в свежеубранную комнату, на кровати лежало чистое постельное белье поверх жаккардового интернатовского покрывала.

— В этой комнате лет сто уже никто не жил, — Ритка по хозяйски принялась застилать постель, — Вчера тут пол интерната убирались, Александр Иванович не пожалел, новое белье выдал для вас, видите вот еще бирочки висят, — она сунула Олегу под нос пододеяльник с этикеткой. Олег поставил сумку на стол и глянул в окно, Старый парк, завораживая своей какой-то пугающей, недоброй красотой и величием, простирался почти до самого темнеющего горизонта.

— Так что Головастик, ты так и не сказала? — сказал он, отойдя от окна, ловя себя на мысли о какой-то невидимой угрозе, источаемой пространством за вековыми стенами.

— Пацан как пацан, мелюзга, мы на него особенно внимания не обращали, — отозвалась девочка, расправляя простынь.

— Что тут раньше было, ну в этих комнатах? — Олег рассматривал обстановку своего нового жилища,

— Богомольцы здесь жили, которые в монастырь приезжали, — Птичка управилась с постелью и теперь, усевшись сверху на нее, беззаботно болтала ногами.

— А монахов постреляли, — она задумчиво подергала свой нос-клювик, с интересом поглядывая на молодого человека, — Здесь бойня была страшная, — она вскочила на ноги и подбежала к окну, — Видите, вон, вдалеке торчит огромная сосна, там был склеп главного Монаха,