ПОНЕДЕЛЬНИК - Дима

образом преследовал тебя всю дорогу до травматологического пункта. Может ли быть, что

этот бродяга шел за тобой, неслышный и незаметный в метель? Потом он зачем-то тебя

обогнал и, первым очутившись в здании, сделал вид, что крепко спит. Но зачем? Если хотел

ограбить, почему не на улице? И почему притворился спящим? Ты гонишь от себя одну

мысль, но она настырно крутится в голове – что, если этого бомжа подослали крепыши с

указанием следить за тобой и сообщать о твоих передвижениях? От них не скрыться.

Бездомный храпит, что есть мочи, и, проходя мимо, ты косишься на него с ненавистью и все

растущим подозрением.

Все равно надо показаться врачу, и в этом нет ничего предосудительного, убеждаешь ты

себя. Подходишь к справочному окошку и несколько раз стучишь, так как за стойкой никого

не видно. Минуту ничего не происходит, и ты то и дело оглядываешься на вонючего бродягу

из страха, что он нападет со спины, – но тот по-прежнему храпит и не двигается. Ты стучишь

еще раз, громче. За окошком, в той части помещения, которая тебе не видна, кто-то начинает

спросонья ругаться. Ты слышишь пружинное тарахтенье раскладушки и приближающиеся

шаги, а через мгновение в отверстии окошка появляется уродливое, сморщенное лицо, прямо

на уровне низкой стойки – это так чудн о. На тебя уставились злые глаза престарелой

карлицы с пестрым шарфом, обвязанным вокруг дыннообразной головы, – от неожиданности

ты даже на пару секунд теряешь дар речи.

- Чего надо? – старушка-то не расстерялась, спрашивает грубо и пискляво-скрипучим

голосом. – Нет спирта, ясно? Я тебе его, что, родить должна? Чего лупишься-то? Видишь

дрыхнет твой, вот и вали!

Голова карлицы, будто совья, медленно поворачивается на девяносто градусов, и ты

понимаешь, что дежурная идет спать – наверное, она приняла тебя за попрошайку, а таких в

Вышнем много.

- Подождите, - зовешь ты. – Мне надо к врачу.

- Пипиську мой чаще, и все дела, - не оборачиваясь, грубит карлица.

- Но мне срочно! – упорствуешь ты и, набравшись вдруг смелости, заявляешь, - Или вы

позовете врача, или я тут всю ночь шуметь буду.

Теперь ты видишь дежурную в полный рост. Грязно-белый, мятый халат и коричневые,

теплые колготы. Стоптанные, продырявленные в районе больших пальцев тапки. Карлица

поворачивается к тебе, странно переминаясь с ноги на ногу, и, бросив полный отвращения

взгляд, недоверчиво спрашивает:

- Чего болит-то?

- Все! – отвечаешь ты с патетической дерзостью.

- Пипиську мой чаще, и все дела, - повторяет старушка, но, тем не менее, возвращается к

окошку, и ты снова видишь только ее голову. Дежурная берет трубку с телефона и, крутанув

диск, впивается в тебя взглядом.

- Спирта нет, ясно? – уточняет она резко.

- Ясно-ясно! Но мне к врачу.

45

- Да погоди ты, спят ведь все, - карлица опускает глаза, и тут же из ее беззубого рта

вылезает кончик языка. Трубку при этом дежурная крепко прижимает к уху. Так

продолжается с полминуты и, наконец, на том конце линии кто-то отвечает.

- Сергей Владимирович! – елейным тоном взывает старушенция. – Пациент тут… Да…

Говорила… Не уходит… Пациент тут… Проснулись?.. Да… Говорила… Сергей

Владимирович, не засыпайте!.. Говорила… Не уходит… Проснулись?.. Пациент тут…

Сказала… Хорошо… Сейчас…

Дежурная опускает трубку на рычаг, зевает, голова ее вновь начинает поворачиваться,

словно на шарнире, но сквозь шарканье дырявых тапочек ты все-таки слышишь заветные

слова: «Примет. Дверь справа. Прямо по коридору. Кабинет номер три», после чего

старушка, наверное, ложиться досматривать свой старушечий сон.

Ты в точности следуешь указаниям дежурной и скоро оказываешься перед белой,

облупившейся дверью нужного кабинета. На стук никто не отзывается, – ты начинаешь

подозревать, что карлица ошиблась, но, тем не менее, дергаешь дверь за ручку и

беспрепятственно ее открываешь. «Можно?» - спрашиваешь громко и, снова не дождавшись

ответа, входишь в просторный и светлый из-за ламп дневного освещения кабинет. Сергей

Владимирович – если это, конечно, он – стоит в углу перед раковиной. Со спины это ни чем

не примечательный мужчина среднего роста, с лысиной и почему-то в ковбойских сапогах.

Ты окликаешь его. Врач не реагирует. Вытянув руки по швам, он как будто в раздумье замер

перед умывальником и даже слегка раскачивается взад-вперед, едва заметно. Лысина от этих

движений иногда поблескивает.

- Сергей Владимирович! – зовешь ты громко и с претензией в голосе. Врач вздрагивает и,

мямля что-то вроде: «Да-да, когда его потрешь, лучше видно», спешит повернуться к тебе.

Похоже, все это время он спал стоя.

- Я вас слушаю, - подавленно шепчет Сергей Владимирович, но, разглядев тебя, ни с того

ни с сего объясняет, - совершенно необязательно каждый раз просить у меня разрешения.

Конечно, можно переночевать здесь. Если не ошибаюсь, ваш друг спит на лавочке в

коридоре. Ни в чем себе не отказывайте…

По неизвестной причине и карлица, и Сергей Владимирович настойчиво путают тебя с

попрошайками-бездомными – возможно, в такой поздний час к ним никто другой и не

заходит, или твои травмы не бросаются в глаза. Ты говоришь:

- Мне больно.

- Спирта нет, еще не завезли, уж извините, - бормочет врач.

Отчаявшись, ты расстегиваешь пальто и осторожным движением задираешь свитер и

майку так, чтобы на обозрение Сергею Владимировичу предстали многочисленные синяки и

кровоподтеки на животе. Это вполне убедительно.

- Ух ты! – врач моментально просыпается и подбегает к тебе в порыве

профессионального азарта. – А еще есть? А как это случилось? Похоже на целенаправленные

удары. Драка, да? Но как жестоко. Раздевайтесь, пожалуйста…

Медленно, стараясь производить минимум движений, ты избавляешься от одежды и

вскоре остаешься только в нижнем белье – все твое тело усыпано следами недавнего

побоища, и ты хочешь убедиться, что это только следы, а не серьезное. Придется, наверное,

и трусы снимать.

- Феноменально! – кудахчет Сергей Владимирович. – Впрочем, все это мне знакомо.

Драка, естественно, – били двое или трое, в полсилы – все знакомо. Как это случилось?

Ты не хочешь признаваться. Чуть подумав, заявляешь:

- Снегоуборочная машина.

- Феноменально! Прямо так и засосало? Поскользнулись, верно, а она как подхватит, да

как протащит, да как сплюнет – очутились в кузове по соседству и ничего вспомнить не

можете, так ведь? – по восторженному тону врача тяжело определить, шутит он или всерьез.

- Так, - шепчешь ты.

46

- Ну, что же? – Сергей Владимирович отправляется за необходимыми лекарствами и

походя говорит. – Подчерк этой, как вы изволили выразиться, снегоуборочной машины мне

знаком. Ездит она тут – знаю, многих покалечила. Ничего серьезного осмотр не показал,

жить, как говорится, будете. Ребята действуют по одной схеме, – там и тут все скоро

заживет, не сомневайтесь. Судя по всему, вы в первый раз общались с этой… как ее там…

снегоуборочной командой, а в первый раз всегда только легонечко бьют – это они так

прогнозируют. Мое дело предупредить – в следующий раз будет намного, - слово «намного»

врач произносит залихватски, как в частушках, – намного больнее. Видели бродягу в

коридоре? Их работа. Выкинули из дома, изувечили. Боюсь, скоро умрет. Вас ведь

изнасиловали, да? Вот этим помажете, эффективное средство. Если будут осложнения –

обратитесь к соответствующему врачу. Тааак, здесь, здесь и здесь мы вам сеточки йодистые

нарисуем, славненько получается, не правда ли? Ну, художник из меня, конечно, не Ван Гог,

но и не Малевич, как говорится – я ведь с большей выдумкой рисую. Так, а на руках у вас

что?

Ты объясняешь и предлагаешь показать ногу.

- Нет, нога мне ваша не нужна, - останавливает тебя Сергей Владимирович. – Это к

дерматологу, но, судя по вашим ручкам, докатились до экземы. Зачем же так запускать?

Сейчас йод высохнет, и оденемся, а я пока ваши конечности перебинтую. Терпите – из-за

гноя все прилипло… Чешется, да? Ну, видите, как славно. Сейчас прочистим, прижжем и

задрапируем…

Окончательно проснувшийся Сергей Владимирович – руки у врача добрые, нежные –

быстро забинтовывает твои ладони и ногу, потом разрешает одеться. Пока он расправляется

с бумажной работой, ты берешь со стула джинсы и только теперь понимаешь, почему все в

травмпункте тебя чураются, – вовремя жалкого побега из квартиры (чего в панике не удалось