«Если», 1999 № 03 - Журнал «Если»

Нас застукали почти сразу после угона, а на восьмой минуте взяли в клещи. Спереди и сзади замаячили силуэты «краун-викторий», красивых и глупых машин, в огромном количестве закупленных гаишниками в незапамятные времена, когда от них отказались почти все полиции мира.

Тут еще этот запах жженой резины. Неоткуда было ему взяться, наверняка обонятельная галлюцинация, реакция на таблетки. Он жутко раздражал, этот запах, он действовал, как дурное предчувствие.

— Дело швах, — подал голос с заднего сиденья Меся, Месроп, мой лысый армянский тренер. — До Покровки еще минуты две, не успеваем. А здесь не затеряешься. Что-то рано они. Нечисто дело. Попробовать, что ли, финт какой-нибудь?

Нас могли подслушать, причем не только Женя Хоменко, поэтому Меся контролировал каждое свое слово. Но я понял.

Мы шли по Маросейке, а на Маросейке у меня были две возможности сделать «финт» — либо въехать в продуктовый магазинчик сразу за Армянским переулком, либо изогнуться за шопом, где торгуют всяким стирально-холодильным аксессуаром. В честь Меси я выбрал Армянский переулок.

— Держись!

Все действия были до автоматизма отработаны на тренировках. Поравнявшись с магазинчиком, я резко крутанул руль направо и очутился в Москве-Два.

Москва-Два — это город, построенный мной, Месропом и, конечно, компьютером, без которого мой допинг почти не работает. Мой тренер неведомо откуда добыл такие желтенькие таблеточки, которые никакая кримлаборатория не отловит. Стоит мне их принять, и на несколько часов эта самая Москва-Два (при наличии компьютера, двумя колющими присосками соединенного с моими ключицами) — моя. Я могу в любой момент перенестись туда и по ней прогуляться — хоть пешком, хоть на машине, хоть на каком ином транспорте.

От обычной Москвы она отличается, во-первых, архитектурно. Чуть не на каждой крупной улице, а иногда и на бросовых переулках мы с Месей соорудили то дополнительные проезды, то арки, то мостики через речку — особенно через Яузу, — а на пустырях и кой-где еще поставили длиннющие жилые дома типа хрущоб последнего поколения, прозванных в народе «китайскими стенами». Ну и всяких, конечно, других заготовок настрополили.

Мой допинг. Он гонит адреналин, возбуждает жуткую изобретательность, но это не самое главное. Главное — он дает возможность по желанию переходить из одной Москвы в другую и тем самым выскакивать из самых подлых капканов.

Само собой, за все надо платить. Допинг вполне может привести к ДТП со смертельным исходом — ты просто врежешься в реальную стену или еще как-нибудь покинешь этот мир. Мастерство угонщика под допингом состоит в том, чтобы до таких рисков не доводить.

И пошли вы сами знаете куда, если говорите, что допинг — это нечестно. Майор Демин, этот супермен голубого экрана, этот благородный борец за чистоту рядов, поверьте слову, жулит вовсю. И никакой ему Совет не помеха. Тут слишком большие деньги замешаны, чтобы проявлять благородство.

Мне, правда, тоже платят немало. По сравнению с призами в конвертиках, «ситроен», за который я как бы сражаюсь и который на две трети уже откупил — тьфу, чушь собачья, гроши!

Я вообще считаю, что допинг — личное дело каждого. Что его запрещать нельзя. Что человек вправе использовать достижения науки на всю катушку, и то, как он их использует, еще один показатель его настоящего мастерства. Допинг, проституция и наука — порицаемые, но принципиально не запрещаемые вещи.

Москву-Два я знаю в тысячу раз лучше, чем таксист предпенсионного возраста — просто Москву. До сантиметра, до трещинки в асфальте. Должен признаться, что я, коренной москвич, безумно влюблен именно в Москву-Два. Потому что знаю ее только я, потому что здесь я бог. Пусть никто из москвичей-Два об этом не знает, но я их создал и в любой момент могу к ним прийти. Но я не вмешиваюсь в ход событий здесь. Не могу, да мне и не надо. Мне нужна Москва-Два, которая уже есть.

Я не знаю, как точно срабатывает финт, уводящий в Москву-Два. Тот «я», который остается в Москве-Один, проявляет чудеса героизма, мастерства небывалого, трюкачества несусветного, рассчитанные компьютером и произведенные вроде бы мной, моим телом, моими руками, чтобы вырваться из капкана — но вот я-то как раз ничего об этом не знаю. Я в это время — в другой Москве. Где, кстати, тоже идет «Перехват» и где те же «краун-виктории» гоняются за мной почем зря с целью поймать.

Тут, правда, тоже запрограммирована разница, совсем небольшая. Вместо майора Демина Сергея Васильевича, охотниками командует тоже Сергей Васильевич Демин, но капитан. Это, признаюсь, из-за моих сложных отношений с майором. Нехорошо, конечно. Мне поначалу захотелось хоть таким макаром его унизить. Потом успокоился, но звание осталось, и я, из особого уважения, стал звать его с заглавной буквы — Капитан. О, Капитан мой, Капитан, скрипит уныло кабестан…

Вылетаю в Подмесроповский переулок. Я в машине уже один — правильно, Месропу в Москве-Два место не предусмотрено, — выскакиваю на грязную, из одних камней, улочку, ухожу налево, к Покровке, потому что там у меня ловушки во множестве расставлены и для той Москвы, и для этой. Но на углу, поперек трамвайной линии, меня ждет эта сволочная «краун-виктория» с одним седоком внутри. Что неприятно. Охотники всегда ездят по двое, по трое. Только Капитан почему-то всегда один. Он настырен, куда настырней, чем майор. И тоже похож на запах жженой резины. Этот запах, кстати, в Москве-Два куда сильней, чем в Москве-Просто.

До Покровки рукой подать. И к тому же я хитрый — в Москве-Два перенес несколько пересечений бульвара чуть-чуть в другие места. Поэтому, ухмыляясь, опять кручу баранку там, где, казалось бы, и не надо, опять концентрируюсь к переходу в Москву-Один и вот уже почти ухожу… и перестаю ухмыляться, так как в зеркальце заднего обзора вижу, что Капитан мой тормозит, выскакивает и начинает с треском палить по мне из громадного автомата.

Это неспортивно. Это, черт возьми, подло. И очень страшно.

Такая мысль приходит ко мне минуты через три, когда я уже вовсю выписываю немыслимые кренделя по дворам Лялина переулка Москвы-Один. Меня в буквальном смысле трясет, и только навечно въевшиеся рефлексы не дают кого-нибудь сбить или куда-нибудь врезаться. И ухожу в Москву-Просто.

Меся в восторге кричит:

— Ну ты меня законтачил! Ты всех законтачил! Ты такое учудил, что все агентства мира будут тебя показывать, а кто не покажет, тот сразу же прогорит! Майор просто отсохнуть должен от твоего финта!

Мне, конечно, интересно, что такое я тут учудил, но я думаю только о Капитане с его голливудским стволом. Я притормаживаю.