Дом с химерами - Инна Бачинская

…Шаги затихли под дверью. Мы окаменели – сидели словно в столбняке. Петя вдруг дунул на свечи, и они погасли. Тьма наступила кромешная. Из-под двери вырвался слабый луч света. Галка судорожно втянула в себя воздух. В дверь ударили – похоже, ногой, и она с грохотом распахнулась. Нас поочередно обежал луч фонарика, остановился на полупустой бутылке и стаканах, и мужской голос рявкнул:

– Вы что тут, с ума все посходили? Киряете в темноте! Втихаря!

– Виталя! – выдохнул Петя. – Как хорошо, что ты пришел!

Глеб защелкал зажигалкой. Снова вспыхнули свечи.

– Знакомься, Виталя. Это Галина, это Катя, мои друзья. А это Виталий Вербицкий, режиссер Молодежного.

– Девочки, привет! Интересно, с какого перепугу вы сидели в темноте?

– Мы же не знали, кто там ходит… – туманно объяснил Петя.

– Вроде как спрятались? – уточнил режиссер. – Красивая задумка. Кого же вы боялись?

Давно я не чувствовала себя так по-идиотски.

– Мы были на чердаке, потом разговаривали… – неуверенно произнес Петя.

– На чердаке? Вы все поперлись на чердак? Зачем? Тебе, Глебыч, мало прошлого раза? Если бы не я, сидел бы ты там об сю пору. И ты, Петруччо, туда же! Про висельника уже доложился?

Режиссер назидал и вразумлял нас как малых детей. У него был глубокий звучный голос, и сейчас в нем слышались издевательские нотки. Мне показалось, что он любуется собой.

Вербицкий был культовой фигурой. Его знал весь город. Он был эксцентричной личностью, о которой ходили легенды, равно как и анекдоты. Он мог позволить себе все, от расхаживания по городу в тоге римского сенатора и лавровом венке на длинных белых локонах до репетиций в полночь на Черном озере, где и днем-то страшновато. Но мы, молчком сидящие в темноте за бутылкой, оказались выше его понимания. Я представила нас со стороны – четыре пары уставившихся на него перепуганных глаз – и фыркнула. Галка пихнула меня коленкой, пробормотав что-то вроде «веди себя прилично».

Глеб вдруг сказал:

– Подожди, Виталя, здесь действительно что-то происходит.

– В смысле? – снисходительно спросил режиссер.

– Я слышал голос.

– Тебе был голос? – преувеличенно удивился Виталий. – И что он сказал?

Я протянула ему листок, и он пробежал глазами набросанные вкривь и вкось строчки. Поднял на нас глаза. Пауза затягивалась.

– Добавь сюда висельника, – произнес Петя Жабик в никуда.

– Забудь! – окоротил его режиссер. – Не было висельника. А это… – Он вертел в руках листок. – Белая горячка? – предположил. – Глебыч, ты как с этим делом?

Глеб пожал плечами и промолчал.

– Вы прямо как дети. Вот, читайте! – Он вытащил из папки газету, бросил на тумбочку, которая служила нам столом. – Третья страница. Раздел «Краеведение». Свежая пресса.

Это был последний номер местной «Нашей газеты».

Петя развернул газету, наклонился ближе к свечам и с выражением прочитал: «Уголок краеведения. Памятники архитектуры. Дом с химерами».

Оказывается, бывшее общежитие культпросвета было не чем иным, как архитектурным объектом, известным в городских анналах как Дом с химерами. Изначально по обе стороны крыльца стояли два мраморных сфинкса – химеры. Они исчезли примерно в девятнадцатом году прошлого столетия, во время Гражданской войны. Были не то украдены, не то разбиты и выброшены на свалку. Построил дом в середине девятнадцатого века архитектор Иван Шобер, из немцев. Его предок Карл Шобер, как гласит семейная легенда, в 1630 году или около того прибыл в Польшу в свите французского инженера де Боплана, приглашенного королем Владиславом IV для возведения фортификационных сооружений по южным границам Украины – она входила тогда в состав королевства Польского. Домой он не вернулся – переезжал из Польши в Литву, оттуда в Россию, снова на Украину, пока, пятидесяти лет от роду, не осел в нашем городе, где женился и обзавелся детьми.

Его правнуку Степану Яковлевичу Шоберу был пожалован дворянский титул за заслуги в градостроительстве. Его потомок Иван Петрович Шобер служил по инженерному ведомству и даже строил у нас в городе железную дорогу.

Последняя представительница рода Шоберов, Каролина Августовна Хоменко – умерла полгода назад в возрасте девяноста восьми лет. Всю жизнь она трудилась на ниве просвещения – учительницей немецкого языка во второй городской школе. Детей у нее не было. Автор статьи имел честь быть с ней знакомым, от нее он узнал о семье Шоберов – скромных тружеников, инженеров, архитекторов, учителей…

Дом Шоберов, или Дом с химерами, сегодня находится в плачевном состоянии, что есть несмываемый позор для городских властей! Пару лет назад его пытались снести, но Обществу охраны памятников удалось отстоять ветерана, и теперь он медленно разрушается. Бездушные мздоимцы-чиновники пытаются доказать, что никакой исторической ценности здание не представляет, что Иван Шобер был никому не известным местечковым архитектором, а значит, кто даст больше, того и право. И вот снова поползли упорные слухи, что уже есть решение снести Дом с химерами – принятое тайно, в кулуарах, за закрытыми дверями. Кому-то не терпится захватить лакомый земельный участок около реки…

«Господа, будем реалистами! – восклицал автор статьи. – Возможно, Иван Шобер и не являлся выдающимся архитектором, но дом, которому чуть ли не двести лет, заслуживает уважения, как свидетель исторических событий, имевших место в нашем родном городе. Как ветеран, переживший несколько войн и революций.

Дом с химерами – наше прошлое, наше историческое наследие. Мы не позволим его разрушить или продать в жадные лапы нуворишей и олигархов!» – заканчивалась статья.

Петя Жабик читал громко, с выражением, словно был на сцене. Он закончил читать, отложил газету. Мы молчали, переваривая информацию.

– Все слышали? Вот так! – сказал режиссер, как припечатал. – Никаких кровавых драм, никаких душераздирающих убийств, никаких привидений. Заурядный дом, заурядная семья. Бюргеры. Понятно? И эта последняя представительница не упоминает ни о чем подобном…

– Кто автор? – спросила я.

– Какой-то тип из музея. Историк-краевед… – ответил Петя. – Сейчас посмотрю! Евгений Гусев, дыр исторических наук. Кстати, в горле чего-то опять пересохло… кто будет? – Он потянулся за бутылкой.

– Всем все понятно? – подводя итоги, спросил режиссер. – И не надо тут изображать из себя этих… блокбастеров! Наливай, Жабик!

Мы снова выпили. Я – без всякого удовольствия. Голоса, привидения, стоны… Я почувствовала, что с меня хватит – да что это за вечер такой потусторонний выдался!

Наступила тишина. Все, кроме Виталия Вербицкого, выглядели какими-то пришибленными – как хулиганы, которых строгий учитель застал на месте преступления и устроил выволочку.

– Мне пора, уже поздно… – Я поднялась. Галка, к моему удивлению, не запротестовала. Ребята тоже…

…Они гурьбой вышли проводить нас. Мы постояли на крыльце, дожидаясь такси. Было уже совсем темно; из полумертвого сада наползала зябкая сырость. Я старалась туда не смотреть. Над нами слабо светилось окно – в комнате Глеба горели свечи. Мне показалось, я увидела мелькнувшую там тень, и поспешно отвернулась. Хватит!

– Спокойной ночи! – Глеб вдруг привлек меня к себе, прикоснулся губами к виску. – Я позвоню! – шепнул.

Глава 19

О Ларе Андрейченко

– Что случилось? – спросила Галка в машине.

– Ничего, просто настроение какое-то потустороннее… после всех этих аномалий. Поехали ко мне. Позвони своим… Пожалуйста! – взмолилась я.

Детишек ее все-таки вышибли из лагеря за дурное поведение, и теперь они хулиганили дома. Галка молча достала из сумочки мобильный телефон.

– Вень, это я, привет! Как вы? – С минуту она слушала, потом закричала: – Где? Ты потащил их к своим родителям? Мы так не договаривались! Я не гуляла, я была с Катюхой, я же говорила! Иди ты знаешь, куда! – Она швырнула телефон обратно в сумочку. – Нет, ну ты подумай! – Разгоряченная, она повернулась ко мне: – Зла не хватает! Раз в жизни попросила посидеть с детьми, так он потащил их к мамочке! Полюбуйтесь, мол, какая она мамаша! Детей бросает на произвол судьбы, а сама шляется неизвестно где. Они меня и так терпеть не могут. Бегемот проклятый!

Галка старше Веника на семь лет, чего ей никогда не могла простить свекровь. В перечень грехов добавлялся также нагулянный в ранней юности ребенок – мальчик Павлик. Плюс невоспитанность общих троих – близнецов Славика и Лисочки и младшенькой Ритки. И бедный Веник, у которого слабое здоровье, должен кормить всю эту ораву. Бегемотом Галка назвала его с досады, Веник скорее похож на мелкого грызуна. Он не очень заморачивается прокормом оравы и вечно сидит без работы. Блуждает в Интернете и пишет стихи о прогулках в астрале; время от времени сбегает к мамочке. Содержат семью Галка и старшенький Павлик, кругом положительный молодой человек, который трудится у бизнесмена Ситникова. Я вздыхаю, вспомнив о Ситникове, – прямо условный рефлекс какой-то! Как Ситников – так вздох больной коровы.