Восток. Запад. Цивилизация - Екатерина Лесина

– И… – Эдди почувствовал, что невидимая рука, сжимавшая горло, ослабла. – Часто ты… хозяина выпаивал?

Говорить получалось с трудом. И слова выходили какими-то непонятными.

– Было. Он… приказать. Если нет, то наказывать.

– Придурок. – Эдди прикрыл глаза. Что бы там мальчишка ни принес, стало полегче. Еще, кажется, ноги покалывает. Значит, возвращается чувствительность. – Спасибо.

– Если дрянной шаман сдохнуть, то леди быть грустной. – Сиу отставил опустевшую кружку. А потом его ладони, детские, но крепкие, сдавили голову Эдди так, что и не повернуть.

Еще немного, и череп треснет.

– Дрянь, – сказал сиу, склоняясь над Эдди. И коснулся его лица острым носом. От мальчишки пахло лавандовым мылом и, кажется, туалетной водой. А еще – травами, горами, песками мертвой пустыни и всем тем, чему в этом цивилизованном мире не место. – Где вляпаться?

– Сам хотел бы понять. Что со мной?

От ладоней исходил холод, и что-то внутри Эдди потянулось навстречу этому холоду. Медленно. Мучительно. Выламывая извилины. И…

Ладонь зажала рот.

– Не ори. Всех разбудить. Суета будет.

Как ни странно, но это помогло.

– Что за… дрянь…

– Смерть. Много. Жила. Там. Я не шаман. И мало знать. – Он сидел, скрестив ноги, и уже не держал голову Эдди, но сложенные щепотью пальцы упирались в переносицу. – Иногда видеть сон. Разный.

– О чем?

Пожатие плечами.

И тряпка, в которой Эдди узнал собственную рубашку, кажется даже из новых. А этот гаденыш прижал ее к лицу. Жаль. Кровь хреново отстирывается. Эдди ли не знать.

– Всякое.

Эдди сумел пошевелить руками.

И ногами.

И даже тряпку у лица удержал. Все лучше, чем ничего. И наконец сел – с помощью мальчишки.

– Что ты вообще тут делаешь?

Матушка ему комнату отвела, Эдди точно знает. Сиу склонил голову набок.

– Слышать. Ты уходить. Я подумать, что опять мертвецы. Идти. Ждать. Помочь. – Последнее он произнес с явным недоумением. – Я не друг.

– И не надо. – Эдди шмыгнул носом и поднялся. С трудом. Его шатало. Проклятье, этак он точно не доберется до Орвудов. А ехать надо.

Самому.

Он ведь не один там был. Он ведь…

– Ты беспокойный. – Мальчишка не пошевелился. С растрепанными волосами, в белой рубашке, украшенной россыпью алых пятен, он не походил на тех детей смерти, с которыми Эдди сталкивался.

Обычный мальчишка.

Уши вот только острые.

И взгляд недетский.

– Надо ехать… проверить. Там… меня позвали. Эванора.

– Эва. – Мальчишка поднялся одним быстрым движением. – Я ехать.

– Ты-то куда?

– Туда. За ты приглядеть. А то ведь глупый шаман.

– Да ладно… не такой уж я и глупый, – проворчал Эдди.

– Умный шаман не полезть туда, где смерть.

Возразить было нечего.

Я опять видела небо. Синее яркое небо, такое высокое, бескрайнее. Оно манило. Звало полетать. И я откликнулась. Кто в здравом уме откажется полетать?

Крылья, правда, болели. И воздух такой, что не опереться. А внизу море. Тоже синее, но куда более плотное, чем небо. Еще и злое. Оно кипело, выбрасывая длинные языки волн в тщетных попытках дотянуться.

Я летела.

Надо держаться. Во что бы то ни стало. Там, в кипящей воде, остались братья.

Сестры.

Другие.

Снова чужая память? На сей раз далекая, не образами, скорее эхом разума, что застрял меж мирами, слишком упрямый, чтобы уйти.

И я просто летела. К берегу, что виднелся темной полосой, такой обманчиво близкой. Взмах. И еще один. И снова. Крылья выворачиваются ветром. И я рыдаю. От боли.

Слабости.

От того, что кипящее море ближе, чем берег. И ветер… раньше он держал меня. И был другом. А теперь норовит сбросить, ударить в бок, сломать, смести с небес.

Я ведь…

Взмах. И желание полета сменяется страхом.

Спокойно, Милисента. Это ведь не твой страх. Это тот… того… кого?

Не знаю.

Но я тянусь к нему. Я готова помочь. У меня ведь тоже есть крылья. Во сне. Или в забытьи? Я… главное, что тянусь. И у нас получается. Море вдруг падает вниз, а ветер снова становится покорен. Он наполняет собой кожистые паруса крыльев, и кости гудят от боли. Но мы держимся.

Берег.

Он близок.

Он еще ближе, чем кажется. И там, на нем, я вижу… кого-то? Неважно. Я все-таки падаю. Силы покидают меня стремительно. И море со смехом убирает волны, оставляя покрытый каменными зубьями песок. Они остры. Они хрустят, ломаясь под моей тяжестью, но в то же время пробивают толстую драконью шкуру. И я кричу от боли. А потом захлебываюсь криком, соленой водой, которая накрывает сверху. Море знает толк в ловушках.

И… и вода смешивается с кровью.

Больно.

Но я жива.

Жив.

Пусть крыло и тянется бессильно, вывернутое, сломанное, с изодранной о рифы перепонкой. Но я-то… мы. Мы бредем по песку, пробиваясь к той части берега, куда море не достает. И когда переступаем его, то… еще шаг.

И на песок падает человек.

Правда, кровь, вытекающая из ран его, чернее дегтя. Но разве это важно?

Главное, что мы все еще живы.

Последнее, что я увидела, – тени, что устремились к лежащему. И это вовсе не люди.

– Милли? – Этот голос окончательно вырвал меня из сна. – Милисента!

Я открыла глаза и увидела мужа, а еще десяток ярко-белых шаров, что парили под потолком, подсвечивая яркую паутину защиты.

– П-просто… сон. – Я выдохнула.

Шары покачивались. А я чувствовала ниточки, которые тянулись к ним. Шары на ниточках… твою ж…

– Защита с-сработала?

– Сработала. – Чарльз лежал рядом и пялился в потолок. – Я сказал маме, что ты… переживаешь.

– Ага. А она?

– Сказала, что пришлет горячего молока.

– И булочку. Две. Нет, лучше три.

– Ты все еще…

– Угу. – Я вытянула руку и дернула за веревочку, и ближайший шар плавно опустился в мою ладонь, чтобы уйти в кожу. Та на мгновенье стала прозрачной, точнее будто стеклянной, и сквозь это стекло виднелись полупрозрачные, словно изо льда сотворенные, нити мышц, тонкие трубки сосудов и даже кровь, бегущая по ним.

А потом все погасло.

И я потянула второй шар, заставляя его растворяться в моей Силе.

Меня хватило на четыре штуки.

– Пусть повисят, – решила я, пытаясь подавить зевок. – А я в самом деле видела сон. Как раньше.

– Опять тех?

– Нет. Другого. Но, знаешь… берег знакомый. Такое чувство, что там умер дракон. – Я подумала и добавила: – Или нет. До конца я не досмотрела.

Молоко с медом принесли.

И булочки тоже.

И холодную оленину, а к ней – два вида сыра. Наверное, оно тут не принято, устраивать застолье посреди ночи, но, поев, я справилась еще с