Восток. Запад. Цивилизация - Екатерина Лесина

– Но Эва эту женщину знала? – уточнил некромант.

– Точно. И дозвалась. Она… сильный шаман.

– Не скажу, что это меня успокаивает. – Бертрам вздохнул.

– Отчего?

– Наш Дар и без того вызывает опасения. У Орвудов девочки редко появлялись. Очень редко. А мужчинам прощается многое. Но с замужеством Эвы будут проблемы. Слухи пошли. И… Тори тоже. Да неважно, как-нибудь разберемся. – Он махнул рукой.

Эдди же подумал, что если так, то… может, оно и неплохо.

То есть плохо.

Он сам, помнится, волновался, что сестра замуж не выйдет. Однако же получилось. А тут… Нет, планов у него не было. Какие планы? Граф он там или случайно получилось, но рожу титулом не изменишь. И… не о том думать надо.

Совершенно не о том.

Особенно когда в тебя вперился взглядом менталист, пусть и слегка замученный.

Эдди нахмурился, и менталист поспешно взгляд отвел, устремив в потолок, расписаный этакими веночками из роз и полевых цветов. В общем, смотри и радуйся.

– Тут все погано, – вынужден был сказать Эдди, немалым усилием воли отвлекаясь от розочек, веночков и каких-то трусоватых мыслей, что титул может чего-то там изменить. И вообще, ему предсказано… – Начнем с того, что есть списки. Не тех, кто в клубе, но тех, кто детей продавал. Кэти говорила, что и из приютов, из работных домов. Присматривали кого-нибудь и продавали.

– Интересно. – Почему-то голос менталиста сделался низким, рычащим.

– А то. Она вроде как бумаги вела, та, которая еще до Кэти. Мамашка. Вот. Но, думаю, опасалась, что ее рано или поздно зачистят.

Так бы и вышло, не помри она от проклятья.

– А потому и бумаги эти хранила не только в доме. – Эдди чуть качнулся, и стул под ним легонечко хрустнул. – В одном банке ячейка, в другом – ключ от нее. Эва знает, где.

– Это небезопасно, – заметил Берт.

– А можно подумать, остальное дерьмо, в которое меня втащили, охрененно безопасно, – пробурчал Эдди. – Если вы сунетесь, как знать… я ж дикарь тупой. И в здешних делах ничегошеньки не смыслю. Да и не думаю, что кто-то вообще про эти бумаги чего знает. Кабы знали, то и банков не оставили бы. А так…

Он вздохнул.

Делиться приходится не только прекрасным.

– Значит, так. – Эдвин потер голову. – За банками мои люди присмотрят. Издали. Спешить не будем. Если бумаги там, то пусть лежат. Надо убедиться, что… А там через пару недель и изымем. Мне к императору надо будет… точнее, отцу. Все это грозит вылиться в такой скандал, что…

– Замять попробуют? – Эдди нахмурился.

– Такое не замнешь. И… император будет рад поводу. Он полагает, что не все мятежники… Проклятье, я опять говорю слишком много. Но тебе надо учиться.

– Сам знаю.

– Нет. Я не про то. Университет. – Палец уткнулся в Эдди. – Тебе надо в университет. И им всем надо… чтоб вас. Берт! Дай мне снотворного какого. И дверь закройте, а то… Когда же это закончится… чтоб я еще раз… а ведь…

Эдди хмыкнул.

И отступил.

На сей раз Тори дошла до лестницы быстро, а потом остановилась на самом краю. И когда Эва приблизилась, просто вцепилась в руку.

– Надо, – сказала Тори, и глаза ее, залитые чернотой, казались провалами в бездну.

– Я тебя держу. – Эва осторожно ступила первой.

Дом спал.

Где-то далеко часы пробили дважды, и этот звук, глухой и тяжелый, утонул в глубинах дома. Тени разве что ожили. Но тени всегда здесь пробуждались после полуночи.

Их Эва не боялась.

Никогда.

Даже еще ребенком. Тогда у них с Тори была одна детская на двоих. И они сами выманивали тени из-под кроватей. Играли с ними. Почему Эва забыла об этом?

Забыла.

А теперь вот… Тени сползались, спеша коснуться босых ног. Не страшно. Они мягкие и… да, немного теплые. Беспокойные.

Вот.

Ниже.

И еще ниже. И Тори смотрит перед собой. Улыбается так, жутковато. Может, маму позвать? Нет, с нее довольно волнений. У нее от переживаний к вечеру мигрень разыгралась, а еще прислали записку, что с платьями для бала какая-то беда приключилась: то ли лент не хватило, то ли вовсе они уже из моды выйти успели, что широкие, что узкие.

Глупости.

Какие это глупости.

Внизу лестницы серая дорожка. Тени тоже слышат? А Эва нет. Она прислушивается, пытаясь уловить хоть что-то. Но… нет, ничего. Тишину дома нарушают обыкновенные звуки ночи. Поскрипывание старого паркета, что избавляется от дневной тяжести. Вздохи в трубах. И ветер за окнами.

А Тори решительно ведет дальше.

И быстро.

Она почти бежит, тянет Эву за собой. Дальше по коридору. Мимо столовой… и еще дальше. Кабинет отца? Эва, кажется, понимает, куда им надо.

– Там закрыто, – говорит она, но Тори, встав перед дверью, просто кладет руки на нее. И дверь вспыхивает темным огнем. А потом отворяется.

Беззвучно.

И от этого страшно. Но тени, любопытные тени первыми устремляются вниз по лестнице. Они готовы вести Тори за собой. И Эву тоже.

Куда?

Света бы. Но… нет, ничего нет. И приходится опираться на руку Тори. Теперь ведет она. Жутко как… сердце колотится, что безумное. И хочется сбежать. Наверх.

Но слишком темно, и если Эва отпустит руку сестры, то заблудится.

Она не найдет дороги.

Именно так.

– Смотри не глазами. – Тори останавливается. И вот странность, хоть света нет, но Эва видит белое пятно ее лица. И черные-черные глаза. – Закрой.

И вторая ее рука ложится на лицо Эвы.

Снова странность, но если глаза закрыть, то и вправду все видно. Нет, не так, а… очертания. Тени спешат расползтись, и Эва их видит, а за ними и стены.

Двери.

Она была за одной из этих дверей. За которой? Забыла. Все-таки она глупая и невнимательная. А Тори идет. Она точно знает, куда ей нужно. Она всегда точно знает… и идет.

Шаг за шагом.

Дверь.

Не заперта. За нею комната. Небольшая. Тени отступают, и Эва слепнет, отчего открывает глаза, но тут же жмурится. Как ярко… то есть не очень. Комнату освещает одна керосиновая лампа, и крохотный огонек трепещет под стеклом.

Тори морщится.

Еще в комнате есть кровать. И человек на этой кровати. Он лежит, тихо так, и Эва не уверена, жив ли он. Но Тори знает. Тори отпускает руку Эвы и подходит близко. Она застывает над кроватью, над человеком, слегка покачиваясь, словно раздумывая над тем, что видит. А потом спокойно кладет руку