Лазутчик в цветнике - Дональд Уэстлейк

— Господин Тен Эйк производит оружие, — тщательно подбирая слова, ответил П. — А эта отрасль промышленности имеет довольно тесные связи с федеральным правительством, которое играет роль основного потребителя ее продукции и потому строго следит за взаимоотношениями оружейников со всеми другими покупателями. Поверьте мне, мистер Тен Эйк не испытывает никакого желания прослыть в глазах властей несговорчивым человеком.

Я улыбнулся, представив себе, как этот старый морж топорщит усы и, сцепив руки за спиной, выдает несколько непечатных выражений, после чего выписывает чеки, жертвуя деньги в фонд республиканской партии. (Всякий раз, когда правительство больно задевает Тен Эйка и приводит его в ярость, что бывает довольно часто, он неизменно посылает очередное пожертвование в фонд республиканской партии. Он делает это, даже когда республиканцы находятся у власти, что бывает довольно редко.)

В этот миг в комнату вплыл Карп, распорядитель конспиративной квартиры.

— В чем дело, Р? Почему не едите? Кончайте завтрак, у вас сегодня куча дел, — сказал он и добавил, обращаясь к П. — Может, лучше оставить его в покое, сэр?

— Хорошо, — сказал П. Он встал, зажал под мышкой кипу газет и сказал мне: — Еще увидимся. Мы пробудем здесь, пока не стемнеет.

Они оставили меня в одиночестве. Я взглянул на свою снедь, зная, что слишком взволнован, чтобы есть, и уплел ее за обе щеки. Если битый час носишься вокруг озера, никакие тревоги, никакие дурные вести и намеки на более чем вероятную гибель не способны лишить тебя аппетита.

11

Под вечер Дафф переделал меня в «клопа». Я заполз в его лавку диковин, где он подал мне стакан воды и какую-то черную капсулу и сказал:

— Примите.

— Зачем? — спросил я.

— Пейте до дна, — велел он. — У нас еще много дел.

Я сунул капсулу в рот, запил ее водой, вернул Даффу стакан и поинтересовался:

— А можно мне узнать, что это было?

— Разумеется, — ответил он. — Микрофон.

— Что?

— Дня через три он из вас вылезет, когда поднатужитесь, — пояснил Дафф. — А в течение этого времени вы сможете записывать и передавать на расстояние все разговоры, происходящие в вашем присутствии.

— Вы хотите сказать, что я «обжучен»? Что у меня внутри микрофон?

— Совершенно верно, — невозмутимо ответил он. Спокойствие Даффа, очевидно, объяснялось тем, что сам-то он не был напичкан никакими микрофонами. — Никаких особых руководств по использованию этого микрофона не существует. Только одно. Постарайтесь не есть «музыкальной» пищи. А теперь примерьте вот эти башмаки.

— Погодите-ка, вы слишком торопите события. «Музыкальная» пища? Что значит «музыкальная» пища?

— Ну, там, пиво, печеные бобы. Сами небось знаете.

— Позвольте спросить, с какой стати?

— Из-за шума, — он вяло взмахнул рукой, будто разгоняя смрад. — Если в брюхе тихо, не возникает никаких сложностей при записи разговоров.

Дафф протянул мне пару черных тупоносых башмаков, в каких обычно ходят военные моряки и какие часто рисуют в плохих мультфильмах.

Я осторожно сел, поскольку еще не совсем свыкся с мыслью о том, что в желудке у меня лежит микрофон. Сняв свои ботинки, я натянул эти матросские колодки. Они пришлись впору. Даже оказались мягкими и удобными, что совсем не свойственно новым ботинкам. Я оглядел их, дивясь такому чуду и задаваясь вопросом, кто и как сумел его совершить.

— Ну, как? — спросил Дафф.

— Прекрасно, — ответил я. — Они новые?

— Нет, не новые. Так, теперь…

— Стоп! — воскликнул я. — Так их уже кто-то носил?

— Совершенно верно, — ответил он.

— А почему я должен ходить в чужих ботинках?

— Прежнему владельцу они больше не нужны.

— Нет, — сказал я. — Слышать об этом не желаю. Все это звучит весьма зловеще, так что лучше не надо. Но я хотел бы знать вот что: почему я должен их носить?

— В них встроены ваши приемник и передатчик, — терпеливо объяснил Дафф.

— Приемник и передатчик, — повторил я.

— Разумеется. Все, что улавливает микрофон, передается через скелет в вашу правую пятку, а оттуда — в правый башмак, в котором находится передатчик. Радиус его действия чуть меньше двух миль, так что за вами постоянно будет следовать по меньшей мере одна группа электронного прослушивания.

— Очень мило, — сказал я. — Ну а приемник? Он, наверное, в левом башмаке?

— Правильно, — подтвердил Дафф. — Идите-ка сюда.

Я подошел к столу, заваленному самыми разнообразными предметами.

— Выбирайте на ваш вкус, — предложил Дафф.

Я взглянул на стол. Очки в роговой оправе, часы с браслетом, броского вида перстень с зеленым нефритом, целая россыпь запонок с изображениями театральных масок комедии и трагедии, браслет для опознания, карманные часы на золотой цепочке, какие носили старые инженеры, золотое обручальное кольцо, скрепка для денег в форме значка на долларе и блестящая зажигалка «зиппо».

— Что это такое? — спросил я.

— Средства связи.

— Ага! — воскликнул я, врубившись. — Стало быть, сведения поступают в мой левый башмак, а потом передаются через кости на одну из этих штуковин.

— Вот именно, — ответил Дафф.

— Возьму, пожалуй, часы, — сказал я. — А то у меня нет.

— Хорошо. Примерьте их.

Я примерил, и браслет выщипал мне всю щетину на запястье, волосок за волоском.

— Больно, — сказал я.

— Это пройдет. Значит, так. Всякий раз, когда ваше начальство захочет связаться с вами, вы будете чувствовать легкий зуд в запястье. Звук будет тихий, но вы его услышите.

— Точно услышу?

— Теперь идите сюда, — сказал он, ведя меня мимо кучи снаряжения Джеймса Бонда к другому столу, заваленному вполне безобидными на вид вещами. Дафф взял новенькую блестящую двадцатипятицентовую монетку и протянул мне со словами:

— Не потеряйте эту монету. Если положить ее в воду, она испускает мощный направленный радиолуч. Воспользуетесь ею в случае серьезных затруднений, если вас надо будет выручать.

Я внимательно оглядел монету и сказал:

— Вероятно, это единственный четвертак, отчеканенный в 1950 году, который блестит. Надеюсь, что не перепутаю его с каким-нибудь другим.

И я сунул монетку в карман.

— Вот и хорошо, — ответил Дафф. — Теперь — кредитная карточка.

Он вручил мне покрытую фольгой карточку Клуба лакомок.

— Пожалуйста, не расплачивайтесь ею в ресторанах, разве что в случае крайней нужды. Это не совсем обычная карточка.

— Я и сам вижу, — ответил я. — На ней стоит мое имя.

— Это взрывное устройство, примерно равное по мощности ручной гранате времен второй мировой войны. Если возникнет необходимость применить его, используйте в качестве запала шнурок одного из башмаков, они пропитаны особым составом. Обмотайте шнурок вокруг карточки, подожгите другой конец, и у вас останется приблизительно двадцать секунд, чтобы укрыться.

— Так эта штука взрывается? — спросил я.

— Разве я не сказал?

— И вы хотите, чтобы я положил эту карточку в свой бумажник, бумажник сунул в задний карман, а потом сел на что-нибудь? Это называется подорваться на собственной петарде, вы знаете? Об этом мало кто подозревает, но петарда представляет собой разновидность бомбы. Не такую, как эта, конечно, — добавил я, осторожно и бережно поднимая карточку. — Несколько другую, но все же это бомба.

— Чтобы эта бомба взорвалась, нужен огонь, — невозмутимо заверил меня Дафф. — Можете, если угодно, дубасить по карточке молотком, и ничего не случится.

— Вы можете дать мне письменное поручительство?

Дафф улыбнулся так, словно я отпустил не очень удачную шутку, и вернулся к своему чародейскому столу.

— Теперь вот это, — сказал он, беря в руки самый обыкновенный с виду черный ремень с серебряной пряжкой. — Тут антенна. Это на случай, если вас занесет в места, где прием и передача сигнала затруднены. Привяжите вот этот конец к ближайшей батарее, трубе или какой-нибудь другой железке, и ваша система связи станет достаточно мощной, чтобы действовать в самых неблагоприятных условиях.

Я надел ремень, предварительно сняв свой, и Дафф протянул мне шариковую ручку, которая служила фотоаппаратом, механический карандаш, способный выпускать красные сигнальные ракеты, галстук, который можно было поджечь и поставить дымовую завесу, и носовой платок, намочив который, я мог наполнить помещение рвотным газом.

Я сказал:

— Прошу занести в протокол. В последний раз повторяю: я — убежденный пацифист. Я не совершаю по отношению к другим людям враждебных, насильственных или оскорбительных действий. Даже в целях самообороны. Мое единственное оружие — бездеятельное сопротивление.

Дафф с легким цинизмом улыбнулся мне, кивнул и ответил: