Эффект присутствия - Михаил Юрьевич Макаров

морщинки. Тусклые глаза, невнятно покрашенные, жидкие, секущиеся на концах волосы. Обветренные руки, привыкшие к физическому труду, аляпистый, — очевидно, в честь праздника, — маникюр на коротких ногтях.

— Вы его не знаете? — Это было для оперативника первоочередным.

— Нет.

— Раньше никогда не встречали? Может, случайно? На улице?

Заминка. Женщина наморщила переносицу.

— Не знаю. Лицо у него такое…

Она сделала неопределённое вращательное движение пальцами.

— А узнать сможете?

Снова возникла трудная пауза.

— Постараюсь.

Задав еще несколько точечных вопросов, Маштаков восстановил для себя картину происшедшего.

Нина Анатольевна приехала в город из Терентьево на шестичасовом автобусе. Должна была заступить на дежурство в котельную на улице Ворошилова. Шла обычным маршрутом по Абельмана. Еще от автостанции за ней увязался пьяненький парень в красно-белом колпаке Деда Мороза. Пытался познакомиться, придурялся, говорил, что приехал на электричке из Великого Устюга. Она не обращала на него внимания, думала — по дороге отстанет. Когда проходили мимо гастронома, парень цепко, как клещ, схватил ее за руку и потащил под арку, во двор дома. Было начало восьмого, на улице — совсем пусто и темно. Во дворе парень повалил ее на снег. Сжал шею рукой, приказал молчать, сказал: «Убью». Еще сказал: «Отсосешь по быстрому, сразу отпущу». Она перепугалась, парень — сильный, глаза у него бешеные, лицо очень злое. Заставил её встать на колени. Расстегнул ширинку, вытащил член, велел взять в рот. Она отказывалась, говорила, что не умеет. Он настаивал, матерился. Неожиданно для себя женщина предложила пройти к ней домой, якобы она живет по соседству. Еще сказала, что надо бы купить водки. Удивительно, но парень повёлся на такую наивную хитрость. Они вернулись на Абельмана, двинулись к гастроному. Парень всё время держал ее за руку. Со стороны привокзальной площади навстречу шли люди. Она рванулась к ним, закричала во весь голос. Парень растерялся, отпустил ее и рванул вниз, под горку к речке.

— Ну и почему здесь покушение на изнасилование? — спросил Маштаков у дознавательницы.

Та не поняла вопроса, хлопнула длинными, густо накрашенными ресницами.

— Эти действия могут квалифицироваться как покушение на иные насильственные действия сексуального характера. Статья сто тридцать вторая, через тридцатую.

«Чего я пристал к девчонке? — подумал Миха. — Она же заочница, наверное, на втором курсе только учится, до общей части УК[42] не добралась. Ты спроси ее еще, разъяснила ли она заявительнице, что такое дело частно-публичного обвинения и как оно возбуждается?».

Приметы преступника, кроме колпака Деда Мороза, получились усредненными. Около метра восьмидесяти ростом, худощавый, лет двадцати пяти, лицо бритое, без особых примет. Одет по сезону — темная куртка, джинсы; что на ногах — не рассмотрела.

— Он говорит так интересно, — женщина испытывала видимую неловкость от того, что отвлекает занятых людей от важных дел накануне праздника, а сама не может толком ничего объяснить. — С акцентом таким, знаете…

— Он что, нерусский? — Маштаков помог ей вопросом.

— Да нет, вроде русский. Но вот знаете, так говорят русские, которые из Узбекистана приезжают, из Азербажана…

Правильно выговорить название бывшей союзной республики не удавалось даже последним руководителям страны.

— Понял. — Маштаков сделал короткую пометку в блокноте.

Он поискал взглядом телефон внутренней связи, без диска на корпусе. Обнаружил его на задвинутой в угол тумбочке, в компании с электрочайником, чашками, стеклянной банкой с сахарным песком.

Дежурная часть отозвалась почти сразу.

— Владимир Николаевич? Маштаков на проводах. Ты эксперта не загнал еще никуда?

— В район собирается на кражу из дома-дачи. А чего?

— Надо сначала по Деду Морозу осмотр провести. Во дворе на Абельмана.

— А чего там реально состав усматривается? Я думал, ты разрулишь. — Дежурный Медведев работал давно, службу знал.

— Нравится мне твоя принципиальность, Владимир Николаевич. Вы штампуете всё подряд, а розыск разруливать должен. Сейчас спустимся, готовь транспорт и эксперта.

Лет пять назад подобное заявление ни за что сразу не зарегистрировали бы в книгу учета сообщений о происшествиях. Женщину отдали бы оперу, который, заведя с ней обстоятельный разговор, объяснил бы, сколько личного времени она убьет на хождения по милициям и прокуратурам безо всякой гарантии, что злодея найдут. Оперативник констатировал бы с сочувствием, что, слава Богу, ничего страшного не произошло, главное, что она жива и здорова, а ссадина на шее заживёт быстро. Суть ее объяснений откорректировали бы, изъяв упоминание о сексуальном насилии. Остались бы словесная, заведомо недоказуемая угроза убийством и побои. Материал не стали бы даже направлять в прокуратуру, отказник слепил бы опер с «Северной» зоны.

Но теперь все заявки регистрировались немедленно, за проволочку наказывали строго, грозили даже, что будут увольнять за подобное.

Если бы еще начальство перестало требовать высокий процент раскрываемости! И если бы у розыска хватало сил, чтобы работать по всем преступлениям!

— Мне Марина Сергеевна велела сначала опросить женщину, — дознавательница была не в восторге оттого, что оперативник распоряжался в её кабинете.

Миха, не вступая в дискуссию по поводу того, кто блатнее, набрал по городскому телефону начальника отделения дознания и в два счета доказал ей первоочередность проведения осмотра места происшествия, пока граждане не затоптали следы.

— Как хорошо, Николаич, что ты дежуришь! — От говорливой разведенной начальницы дознания было непросто отделаться. — Ты уж помоги как следует Олесечке, объясни ей все. Она у нас еще маленькая.

— Слышали? — Маштаков поднес трубку, в динамике которой ворковал голос Марины Сергеевны, к уху Семёркиной.

— Я сбегаю оденусь, а вы спускайтесь. Держите эксперта обеими руками. Угонят его в район, до вечера не увидим.

К металлической двери дежурной части Маштаков подбежал раньше дознавательницы и пострадавшей. Дамы на дорожку забежали попудрить носики. Увидев через стекло оперативника, помдеж нажал под столом кнопку дистанционного управления замком, прерывая питание электромагнита, закрепленного на косяке. Раздалось мерное гудение, Миха потянул на себя тяжелую дверь, она с усилием подалась.

Миновав проходное помещение, он вошел в комнату дежурного. Дожидаясь, пока Медведев закончит разговор по телефону, Маштаков осмотрелся. В углу недавно пережившей косметический ремонт дежурки стояла живая елка, опутанная серебристым дождем и мишурой, обвешанная игрушками и шарами, со звездой на макушке. Весело подмигивали разноцветные лампочки гирлянды.

А на пульте перед начальником дежурной смены надоедливо мигали клавиши вызовов. Городская линия была занята, а гражданам не терпелось дозвониться до родной милиции.

— …установлено, что изъятые следы пальцев рук принадлежат одному из убитых… — Медведев сверился со своими записями: — Зябликову. Активно продолжается отработка членов территориальных ОПГ. Вас понял, товарищ подполковник. Есть доложить в двенадцать ноль-ноль.

Он вернул трубку в гнездо, сделал на листке отметку «12» и положил его на видное место.

— Область по огнестрелу трясет? — спросил Миха.

— Ага… —