Владимир Мономах - Андрей Сахаров

Несколько дней оставался в Киеве Мономах и увидел, что по-прежнему неспокойно в городе. Люди собирались кучками, о чем-то горячо спорили.

Изяслав бегал по гриднице, кричал на братьев, что они подстрекают против него народ и хотят его изгнания и погибели. Святослав зло отвечал ему, перечисляя все прегрешения и благоглупости, совершенные Изяславом, Всеволод по обычаю молчаливо слушал перепалку братьев. А вечером он сообщил Владимиру, что выпросил у Изяслава Выдубечский холм в том месте, что приглянулось ему прежде, и решил построить там загородный дворец, а пока же заложить храм святого угодника Михаила и монастырь вокруг храма: тихо и спокойно внедрялся переяславский кпязь в жизнь Киева, создавая в трех верстах от Печорского монастыря свою собственную обитель. Через несколько дней произошла закладка храма.

На следующее утро, но растфыв прибывших из Ростова возов, Владимир направился в Смоленск.

1070 год приближался к концу. Но не все беды, отпущенные на его долю, прошли по Русской земле. Уже тта пути в Смоленск Владимир и его дружинники вновь столкнулись с небывалым возбуждением лесных и приречных людей. Как и в Киеве на улицах и площадях, так и здесь, в своих селах и деревнях, на берегу реи, на лесных полянах, они собирались толпами, слушали громкие слова волхвов, грозили проезжавшему князю.

В Смоленск прибыли под вечер. Крепость и княжеский дворец были в запустении, но дома стояли исправные, свежего дерева, и город был многолюден и приволен, и большой деревяпный храм Успения сиял своими недавно позолоченными крестами.

«Буду жив - отстрою каменный храм», - подумал Мономах, и тут же над городом поплыл колокольный звон, возвещающий горожанам о прибытии в Смоленск нового властелина.

А уже на следующий день Владимир столкнулся с первыми заботами. Неспроста шумели смерды по прибрежным селам и лесным деревням, неспроста внимали они лохматым, одетым в звериные шкуры волхвам. Порядок, сломавшийся в Русской земле еще в 1068 году, так и не налаживался. Напротив, по всем весям и градам волновался народ. Отзвуки этого смятения потрясали и Смоленскую землю. С разных погостов1 шли вести об отказах _смердов платить дани и виры, об избиении богатых людей, имевших много жита и другой ествы. Владимир негодовал. Кто дозволил холопам менять столетиями сложившийся и освященный богом и церковью порядок? Кто дал им право захватывать имения, им не принадлежавшие? Так сложилось, что наиболее даровитые, достойные, трудолюбивые оказались у власти, стали владельцами земель и угодий, дворцов и богатых домов. И теперь князьям и боярам - княжеское и боярское, а смердам - смердье, а противникам установленных порядков, ленивцам, посягающим на чужое добро, - всемерное наказание. Но своим еще юным сердцем, пытливым умом Владимир понимал, что порядок, данный богом людям, нуждался в добром и разумном поддержании - где силой, а где и лаской и нельзя доводить людей до неистовства, как это сделали своими вздорными делами Изяслав и его воеводы в 1008 году. Поэтому с первых дней княжения в Смоленской земле он постарался сохранить этот порядок всеми епла-ми, как он понимал это. В одни волости ов направил дружинников со строгим наказом взыскать с непослушных холопов, в других волостях наказывал сулить людей по справедливости, и если насильничали богатые люди над бедными и убогими, то уняли бы их; в третьи послал

хлеб, чтобы спасти людей, обобранных богатеями, от голодной смерти.

А вокруг Смоленска бушевал пожар народного смятения. Возмутились смерды во владениях Святослава, на далеком Белоозере, оттуда смятение перекинулось в Рос-тово-Суздальскую землю, в те леса, которые не раз проезжал Владимир. До Смоленска дошли вести, что появились в Ростовской земле два волхва из Ярославля, и шли они от селения к селению, обличая тех, кто держал обилье, - указывали они на лучших, богатых, жен. Одна жато держала, другая - мед, третья - рыбу, четвертая- скору1. И голод стоял в те дни во всем северном крае. Волхвы же вели за собой людей, и люди тащили к ним богатых женщин, и волхвы взрезали им кожу за плечами и вынимали оттуда и жито, и мед, и рыбу, и ужасались люди и бежали к житницам, амбарам и медушам этих женщин и вскрывали их, и насыщались сами и насыщали своих близких. По всей Волге и Шексне, до самого Бело-озера прошли волхвы и вели за собой триста человек.

Владимир, слушая рассказ о страшных делах, творимых в ростовско-суздааьской земле и на Велоозере, вспоминал мрачных лесных жителей и бесноватых волхвов. Нет, что-то не так без пего сделал там, в ростовских лесах, его наместник, если допустил до такого кровопролития, братоубийств, свар, зависти, клеветы…

Ктце один волхв, прельщающий народ, объявился в Киеве. Он вещал, что на пятое лето Днепр потечет вспять и земли переступят с места на место: Греческая земля встанет на место Русской, а Русская на место Греческой. Многие смеялись, но многие и слушали его и смущались душою. И лишь когда княжеские люди бросились на поиски кудесника, он исчез ночью и сгинул без вести.

Но тревоги не исчезли. Некие разбойники вышли из лесов и напали на Печерскую обитель. Они хотели снести монастырь прочь, разогнать святое стадо, захватить все монастырское имение. Были разбойники из смердов, чьи земли прибрал к рукам монастырь. С большим трудом монахам удалось спасти свое достояние.

Тревожные вести шли из-за рубеяса. Ляхи напали на вдадимдро-волынские земли. Турки теснили со всех сторон войска византийского императора, подбираясь к великому городу Константинополю, откуда уже было рукой подать до русских земель. 19 августа 1071 года Роман IV Диоген проиграл туркам битву при Манцикерте, был захвачен в плен и как раб с кольцами в ушах брошей в прах перед сулгапом; тот хлестанул его плетью поперек спины и пнул носком сафьянового, отделанного жемчугами сапога. Руссы дрались рядом с греками, бежали с поля боя вместе с ними и донесли грозную и тревожную весть до Киева, Чернигова, Переяславля, Смоленска и иных земель. В Переделав.не горько рыдал митрополит Георгий, урожденный грек, живший целыми месяцами не в Киеве,! где косо смотрели на него, с одной стороны, стороппики. латинской веры, окружавшие Мзяслава, с другой - ревнители русского православия, приверженцы Антония и Феодосия, а под крылом любившего греков Всеволода. Лишь он, тесно связанный через бывшую жену с византийским двором, поддерживал тесный союз с Константинополем. Турецкий удар по Византии больно отозвался в сердце Мономаха, привыкшего чтить родину своей милой матери и гордиться своим византийским родством. В:»ти же месяцы норманны апулейского герцога Роберта Гюис-кара - пожирателя чужих земель, как его называли на Западе, захватили византийские владения в Южной Италии.

Пользуясь ослаблением великой империи, возмутились против греков болгары. Восстала Северо-Западная Болгария, затем мятеж перекинулся в Подунавье.

был отец, когда ои перетянул Смоленск под свою руку и посадил там Владимира. Вольно и независимо раскинулся город на берегу Днепра. Отсюда, с высокой деревянной стены, казалось, видно в слышно было все, что совершалось на Руси и в окрестных странах. Вдоль днепровского пути шли торговые караваны с севера в Киев и из Киева в Новгород и далее к варягам, мимо Смолепска скакали гонцы от Святослава к Глебу и Новгород и обратно. И каждый купец, каждый гонец становился желанным гостем в хоромах Мономаха. Его щедро поили и кормили, предоставляли ему домы для отдыха, давали ладыо или коня, если он в них нуждался. И за время, проведенное гостем в Смоленске, князь узнавал многое из того, что совершалось в тогдашнем мире. Там же он получил лести о том, что в Переяславде родился в 1070 году его сводный брат Ростислав, а затем с промежутком в год сестры Евпраксия и Екатерина. Новая

семья Всеволода разрасталась. Княгиня Л пи. а пускала в Русской земле глубокие корни. Постоянными нитями был

связан Смоленск с Новгородом, Полоцком, Ростовом, Киевом, Черниговом, Переяславлем и другими русскими городами.

И когда на исходе 1071 года великий князь снова позвал Владимира в Киев, тот знал, что речь пойдет либо об утишении мятежей на Руси, либо отправят его с ратью на юг, на Волынь, против лнхов, либо ввяжется киевский князь в балканские дела - слишком уж близко от русских земель пришли в смятение греческие владения.

А в Киеве готовилось большое общерусское торжество. Хитроумные монахи Печерского монастыря подсказали Ярославичам мысль о провозглашении Бориса и Глеба, убиенных Святополком Окаянным, первыми русскими святыми. И действительно, у всех народов, исповедовавших православную веру, были свои святые, которым люди истово молились и которые совершали великие чудеса во славу церкви Христовой. Лишь Русь стояла и молилась без своих святых, и это принижало русскую православную веру и киевскую митрополию перед другими церквами. Напрасно противился митрополит-грек этому, как он говорил, святотатству, напрасно он твердил, что ничем МОЩИ Бориса и Глеба ие показали своей чудодейственной силы, и указывал, что it православном мире есть много истинных святых. - и Николай-чудотворец, и Дмитрий Оолуцский, и праведные Кирилл и Мефодий, не говоря уже о первосвятителях, апостолах. Феодосии же стоял на своем: Борис и Глеб - великие страстотерпцы, погибшие во имя правого дела, единства Руси, и они давно уже признаны святыми самим богом и- людям надо просто выполнить волю божью.