Владимир Мономах - Андрей Сахаров

На юге Англии высадились франки во главе со своим предводителем, герцогом Нормандским Вильгельмом Рыжебородым. Гарольд с братьями выступил им павстро-. чу, и в четверг 12 октября 1066 года англы и франки сошлись в бою при Гастингсе.

В то дни Исаак был в Лондоне при королевской семье, которой он преподнес несколько нар прекрасных горностаев. Королева Эльгита любила русские меха. Она восторженно смотрела на переливающиеся is руках шкурки, па зыбкое мерцание всей этой красоты, а рядом с ней; молча и хмуро стояла десятилетняя девочка - старшая дочь короля Гарольда Гита и смотрела на восторженную игру пальцев своей мачехи. Король Гарольд недавно отослал в монастырь свою первую жену Эдит - мать Гиты и еще четверых детей - трех сыновей-погодков: Годвипа, Эдмунда, Магнуса, бывших уже юношами, и маленькую последнюю Гунхильду. Эдит сильно и бескорыстно любила Гарольда, но в борьбе с наседавшими врагами король нуждался в помощи других английских властелижером и Эдвином, взял за себя их сестру - вдову влиятельного графа Гриффида, присоединил его земли к своему королевскому домену, Эдит безропотно уступила мужу и лишь испросила разрешения изредка видеться с детьми, особенно с младшими - дочерьми Гитой и Гуп-хильдой.

Встречаясь с матерью, Гита после хмурого молчания в присутствии холодной, безразличной мачехи вновь обретала детскую свободу. Сначала она раздвигала в несмелой улыбке тонкие, плотно сомкнутые губы, ее коричневые глаза оживали, в них появлялись какие-то искорки, она потряхивала своими темными волосами, ее острое личико розовело, разглаживались морщинки па чистом лбу.

– О, это очень умная и очень стоящая маленькая принцесса, - покачивал головой раббе Исаак.

Владимир с интересом слушал рассказ купца о делах в далекой Англии, о жизни королевской CCMJ.II, О треногах какой-то незнакомой девочки, и ему, конечно, было невдомек, что пройдет псего шесть лет, и Гита станет его нареченной: супругой, проживет с ним счастливо три-дцат1. три года н родит ему семерых сыновей.

Диое суток тревожное ожидание висело над королевским дворцом в Лондоне, а в ночь с субботы на воскресенье гонец, прискакавший из-под Гастингса принес страшную весть: англы разгромлены, король Гарольд убит вместе со своими братьями, Вильгельм Рыжебородый, не встречая сопротивления, идет на Лондон. А на другой день к городским степам подкатилась первая волна разбитого войска. Люди досказали остальное.

Гарольд и все англы сражались как настоящие рыцари, и был момент, когда казалось, что пурпурное королевское знамя с золотым драконом вот-вот разрежет на части рать нормандского герцога, но дальняя стрела поразила Гарольда, он упал с лошади, и франки с криком бросились вперед. Оли смяли королевских телохранителей, которые стояли до последнего около своего раненого короля, и добили его мечами, и тут же, подрубленное, упало пурпурное знамя.

Братья королевы Эльгиты так и не пришли к Гастингсу. Через несколько дней Вильгельму сдалась крепость Уинчестер, и в тот же день королевская семья выехала из Лондона. Бросив ненужных ей, чужих детей, Эльгита бежала к братьям в Нортумбрию. Старая королева Гита с тремя внуками и двумя внучками двинулась на запад в свои собственные владения. А на другой день Лондон открыл ворота победителю. 25 декабря Вильгельм Рыжебородый торжественно короновался как король Англии. Все эти дпи Исаак провел в Лондоне. При нем выехала из города королевская семья, при нем вступили в столицу Англии франки.

– Да, трудные, трудные были дни… Кругом шла война, торговля совсем была плохой, но потом установился покой, и мы снова вынесли свои меха на продажу. Франки также любили русских горностаев и соболей, как и англы.

– Ну вы, конечно, понимаете, новый король тоже ждал подарков. Ах, разорение это для нас, великое разорение, все требуют приношений, и за что? За то, что мы честно везем товар из одной страны в другую.

Всю зиму 1066/67 года купцы из Руси провели в Англии. А потом, едва сошел лед, уплыли в Данию.

Последпие вести из Англии они услыхали уже в датской столице от королевы Елизаветы Ярославны зимой 1068 года. Вильгельм по успокоился со взятием Лондона и гнал королевскую семью все дальше па запад. Сыновья Гарольда пытались еще собрать рассыпавшиеся дружины англов, но все было тщетно: слишком велик был перевес сил у противника. И, как нередко бывает в таких случаях, вчерашние вассалы отца, вчерашние его друзья униженно клялись в новой верности победителям и сохраняли свои земли, замки, зависимых крестьян. Человеческая честь, честность, человеческие отношения приносились в жертву корысти, тщеславию, властолюбию.

«Разнообразна, прихотлива и противоречива природа человеческая, - качал головой многоопытный купец. - Ведь человек делает просто выбор. Для одного хорошо - это, а для другого - то».

Владимир негодовал, он ненавидел этих жалких трусов и предателей, никогда бы сам он не поступил та!; же. Слезы навертывались ему на глаза при мыслях о страшных делах, творившихся в Англии. А потом он обращался к своим русским делам, вспоминая пожарище горевшего Минска, жаркую кровь Немиги, скрученного мрач-ноглазого Всеслава. Бросить все, уйти от этой мерзости, позора и страха в Печеры, как когда-то сделал это юный Вильгельм въезжал на коне через Восточные ворота города, а через западные Береговые семья Гарольда уходила к кораблям. Гита смотрела с борта судна, как на мостки, по которым она только что прошла с бабушкой, сестрой, братьями, вступили, держа в руках боевые топоры, мощные, уверенные франки.

Потом были скитания по Соммерсету, тайное убежище на одном из островов Бристольского канала. А далее семья распалась. Королева Гита с внучками направилась сначала во Фландрию, а оттуда ко двору датского короля Свена, который находился в войне с Вильгельмом; сыновья Гарольда отплыли в Ирландию, чтобы собрать там новые дружины и попытаться отвоевать отцовский престол.

А потом приходили в Киев новые купеческие караваны, посольства из разных стран, и каждый купец, каждый досол за столом у князей рассказывал о виденном в чужих краях - о жизни, верованиях, войнах, о далеких властелинах, и весь этот огромный, причудливо переплетающийся, ссорящийся, мирящийся, торгующий мир со всех сторон обступал Киев и русские земли, вторгался в жизнь руссов, и сами руссы, не ведая того, давали пищу для размышлений заезжим гостям и посольствам, и те несли во все концьт земли вести о Киеве, Чернигове, Пе-реяславле, их властелинах и их детях, о том, с кем были связаны русские князья, к кому благоволили они и к кому нет, и как жили они со своими соседями - ляхами, половцами, утрами, греками, болгарами, варягами и прочими народами.

Проведя зиму 1067/68 года в Киеве, братья Святослав и Всеволод готовились, как только подсохнут дороги, двинуться в свои пределы. На север в свой Ростов предполагал отправиться и Владимир Мономах. Но все спутал половецкий набег.

Как только степь стала твердой, половецкая конница устремилась на Русь. Это был большой поход: пришли в движение сразу несколько половецких колен, и ханов вовсе не пугало, что в Киеве до сих пор находились княжеские дружины. Они знали, что полки давпо распущены по домам, а дружины немногочисленны и вряд ли устоят против огромных конных до ловецких масс. К тому же половцы знали, что князья вывезли из полоцкой земли немалые богатства, и теперь стремились взять их.

Кажется, ттичто не предвещало этого выхода. Осенью 1067 года в половецкую степь ушло из Киева посольство переяславского князя Всеволода. Посылал князь своих людей к хану донецких половцев, чтобы сосватать за себя одну из его дочерей. В зиму 1068 года полочанка. уже была в Киеве. Ее крестил сам киевский митрополит, и скоро во Всеволодовом дворце появилась новая хо-. зяйка.

Владимир встретил мачеху равнодушно. Он понимал, что не может мужчина жить один, но по может князь и путаться без конца с наложницами и рабынями, снисходить до их елея, просьб, распрей. Половецкая же степь опасна, и нужно было постоянно чувствовать биение ее сердца. И половецкая княжна в Переяславле обещала долгий мир с донецким коленом половцев. Через нее можно было получать вести из степи, а в случае опасности и просить у ее отца помощи. Все это учитывал Всеволод, засылая сватов в степь.

Она вошла во Всеволодов дом, не зная ли слова по-русски, с черными как смоль волосами, зоркими темными глазами, быстрыми движениями, и служанки ее были такими же черноволосыми и быстротелыми. При крещении половчанку нарекли Анной.

Владимир, скорбя о матери, старался понять и то, чего хотел отец. Он был ласков с мачехой, внимателен к ней, несколько раз верхами показывал ей Киев. Явка же с младшей сестрой Марией заперлись в своей половине, не выходили к общему столу.

Особенно неистовствовала Янка. Она бросалась к отцу, к брату, плакала, требовала избавить ее от этого «половецкого чудища», вспоминала, сколько зла сделали половцы переяславской земле. С тех пор раскололась семья Всеволода. И хотя унял князь дочерей, но мира в доме больше не было. Янка объявила, что она никогда не смирится с позором, и уйдет в монастырь.