Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Алике следовала за маршрутом цесаревича, словно чай­ка за кораблем. Он весной прибыл в Сайгон, а оттуда в Гон­конг, летом же приехал в Японию в тот момент, когда за­цвели знаменитые японские вишни.

После посещения Нагасаки и Киото он добрался и до Оцу на острове Хоккайдо.

Оцу! Там дал о себе знать странный знак Судьбы в жизни этого молодого человека. Никто не мог заранее предполо­жить, как он поведет себя, после того, как водрузит себе на голову русскую корону.

Однажды утром, Алике из газет, а не из письма Эллы, уз­нала, что на цесаревича на одной из улочек Оцу напал ка­кой-то самурай и ранил его ударом сабли по голове. Она чуть с ума не сошла от такой страшной вести! Она не могла поверить, что такое могло произойти, — покушение на цар­ского наследника. Два дня спустя последовало официаль­ное сообщение японских властей, и в нем говорилось, что цесаревич самым чудесным образом остался в живых толь­ко благодаря своему хладнокровию. Алике с облегчением вздохнула. Она получила несколько телеграмм от сестры из Санкт-Петербурга. Оказывается, лезвие сабли убийцы лишь скользнуло по черепу цесаревича, разрезав ему лоб. Рана оказалась неглубокой. Нападавший хотел повторить удар, но сопровождавший цесаревича рослый греческий князь Георгий, вовремя подоспев, отвел занесенную саб­лю своей палкой. Что же там на самом деле произошло? Часто говорилось о покушении на жизнь цесаревича со сто­роны религиозного фанатика, разъяренного святотат­ственным поведением Николая и его спутников. Во время посещения священного храма он якобы совершил непрос­тительные оскорбительно для верующих промахи, что и привело к попытке фанатика расправиться с наследником дома Романовых.

Но существовала и другая версия. Самурай, как говори­ли, был разгневан особыми знаками внимания, которые оказывал цесаревич его красавице жене, и ревнивый муж решил его убить.

Обезумев от беспокойства, Алике ходила словно разъя­ренный зверь по вольеру, не находя себе места. Нужно по­просить совета у сестры, — решила она. Нужно ли ей выра­зить свое сочувствие в письме наследному принцу? Элла тут же прислала ответ: нет, ни в коем случае! Не стоит пока ни­чего давать знать ему о себе, чтобы он не знал, что ей все известно об этой драме, которая могла бы обернуться насто­ящей трагедией.

Однажды утром Алике с содроганием сердца заметила среди почты, поступившей из Санкт-Петербурга небольшой конвертик с национальным гербом России. Она быстро вскрыла его.

«Дорогая Алике, видите, я жив... Теперь у меня на лбу шрам. Для Японии нет места в моем сердце, и это можно понять, только посмотрев на мое лицо. Будьте здоровы, я ничего не забыл. Николай».

Охваченная нахлынувшими эмоциями, Алике бросилась на свою кровать и разрыдалась. Она перечитывала эту коро­тенькую записочку, единственную весточку, которую полу­чила она после теперь такой давнишней встречи.

Ответит ли она ему?

Элла посоветовала ей пока подождать. Не объясняя при этом, почему. Она умоляла ее не раздражать императорскую чету, не забывать о ней. Ни царь, ни царица и слышать не хотели о немецкой принцессе в их семье. Оппозиция при­обретала ясные очертания, но Элла выжидала...

Алике превратилась в сиделку у изголовья кровати отца и теперь со страхом, ежеминутно думала, что она его вот-вот потеряет. Он тихо отошел в мир иной в своем деревянном домике в Вольфсгартене. Его наследником стал Эрнест. Но этот великовозрастный холостяк мало заботился об обязан­ностях, возлагаемых на него короной, и старался любыми способами избегать такой «скуки».

Все правящие княжеские фамилии Германии прислали Алике свои соболезнования.

Алике в черных, траурных одеждах скорбно шествовала за катафалком. Она не могла плакать, видно уже все слезы были выплаканы. Теперь она была сиротой, ставшей хозяй­кой дома. Брат переложил на нее все обязанности по орга­низации повседневной жизни во дворце, а также все те, ко­торые были связаны с их положением правящих особ, — приглядывала теперь она и за прислугой. Она предприни­мала весьма похвальные усилия, чтобы быть на высоте сво­его нового положения, аккуратно исполнять все, что ей над­лежит, и стараться не думать ни о своих тайных желаниях, да и мечтать поменьше.

Она действовала как автомат, утратив свою прежнюю гибкость стана, — как утверждали официальные лица, оста­вавшиеся в это время при Дармштадтском дворе: Алике от­давала распоряжения, готовила приемы, передавала текст постановлений брата местной прессе, важным сановникам и дипломатам, проживавшим в великом герцогстве.

Постепенно ей приходилось возврашаться к куртуазной придворной жизни этого крошечного государства, щедро расточать всем улыбки. После официальных ужинов начи­нались балы, на которых молодые девушки, дочери высо­ких должностных лиц, военачальников отчаянно вальсиро­вали, полагая, видимо, что тем самым они способствовали славе их крохотной родины. Все более уверенно входя в свою новую роль, которую ее заставляли играть, Алике до- казывала всем, какая она превосходная принцесса, которая с присущей ей элегантностью заменяла своего брата. Ко­ролева Виктория сильно переживала за свою внучку. Она говорила: «Молодость проходит гораздо быстрее, чем твер­дят придворные. Нужно непременно изменить ситуацию, сложившуюся в Дармштадте. Сколько может мое дорогое Солнышко приносить себя в жертву ради поддержания дома брата?»

И так как королева Виктория всегда твердо знала, чего она хочет, то, видимо, судьба, принимая облик галантного мужчины, не могла ей не повиноваться.

С каждым днем Алике наделяла себя все большей ответ­ственностью, исполняя свою роль великой герцогини Гес­сенской — по доверенности. Ее брат, большой ленивец по характеру, взваливал на ее плечи все домашние дела* до са­мых мелочей. Теперь за столом реликого герцога появлялись только такие лица, которые вызывали симпатию у Алике. Эта серьезная девушка всегда принимала свою новую роль близко к сердцу. Порой страдающие души стремятся найти убежище в этой показной эквилибристике слов и жестов, чтобы меньше терзаться, и за внешним проявлением своей властности скрыть свою истинную сущность, сохранить ее самую строгую анонимность.

Великий герцог Эрнест, который так же, как и она, обо­жал свою английскую бабушку, однажды летом согласился провести его у нее, в Бэлморале.

И там он впервые в жизни по-настоящему влюбился. Ко­ролева Виктория на самом деле, видимо, обладала даром со­единять в брачном союзе самые неподходящие пары. Со­блазнительная Виктория Эдинбургская завоевала сердце своего кузена. Теперь он даже не мог и думать о возвраще­нии в Германию, хотя бы без обещания жениться на ней. Королева Виктория настаивала только на этом. Во-первых, старая королева, насколько известно, имела слабость ко вся­кого рода любовным историям, и в последние годы ее жиз­ни ее любимым развлечением было создание различных брачных союзов. А этот предполагаемый брак Эрнеста с Викторией вполне устраивал английский трон. Королева пообещала своему внуку — свадьба будет сыграна, причем в самое ближайшее время. Весь двор одобрял такое ее реше­ние, ну а что касается невесты, Виктории Эдинбургской, то ее мнением никто, в сущности, не интересовался. Она ста­ла официальной невестой, не успев даже осознать, желает ли она сама этого брака или нет.