Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - Альберт Шпеер

282

«Протоколы совещаний у фюрера», 18–20 августа 1944 г., пункт 8. В приговоре Международного военного трибунала от 30 сентября 1946 г. в отношении этих и последующих моих действий говорится: «На заключительном этапе войны он [Шпеер] был одним из немногих, кто осмелился сказать Гитлеру, что война проиграна, и предпринял меры для предотвращения бессмысленного разрушения промышленных предприятий как в Германии, так и на оккупированных территориях. Он намеренно саботировал гитлеровскую политику «выжженной земли» в некоторых западных странах и в Германии, безусловно подвергая себя опасности».

283

Гитлер лично назначил гауляйтера Кёльна (Грое) ответственным за оборону Бельгии; гауляйтера Мозеля (Симона) – ответственным за оборону Люксембурга и железорудного района; гауляйтера Саарпфальца (Бюркеля) – ответственным за оборону района между Мёртом (притоком Мозеля) и Мозелем. Заручившись согласием Гитлера, я 5 сентября 1944 г. написал гауляйтеру Симону: «Вы должны составить план временного выведения из строя промышленных предприятий на случай перехода в руки врага люксембургского железорудного района и других индустриальных районов. Для этого при отступлении достаточно вывезти различное оборудование, особенно электрическое, не разрушая самих заводов. Мы должны рассчитывать на возвращение железорудного района, поскольку без его производственных мощностей не сможем продолжать войну. Наш опыт ведения военных действий в России доказал, что промышленные предприятия могут неоднократно переходить из рук в руки без серьезного ущерба для них; просто каждая сторона использует заводы для собственных нужд. Руководство угледобывающих и сталелитейных предприятий получит соответствующие инструкции».

Эти инструкции были разосланы со следующим дополнительным требованием: «Те же меры следует предпринять в подвергшихся угрозе захвата угледобывающих районах Бельгии, Голландии и Саара. Насосные станции шахт необходимо сохранить в рабочем состоянии».

284

Из передовицы, написанной Хельмутом Зюндерманом, исполняющим обязанности главного редактора. Через несколько недель Зюндерман с горечью объяснил мне, что этот текст, слово в слово, продиктовал ему Гитлер.

285

16 сентября 1944 г. Борман согласился распространить эти инструкции и на оккупированные территории Запада – Голландию, Францию и Бельгию, – и на все восточные, южные и северные дистрикты рейха. В письме председателю комиссии по вооружению и инспекторам по вооружению, датированном 19 сентября 1944 г., я взял на себя ответственность за все случаи, когда враг захватывал заводы неповрежденными: «Отныне я буду считать поспешное разрушение промышленного объекта более серьезным преступлением, чем оставление его в сохранности в случае запаздывания приказа о разрушении». 17 сентября я отдал распоряжение: в случае захвата противником угольных шахт на левом берегу Рейна директора с минимально необходимым персоналом должны остаться, дабы «предотвратить затопление шахт или нанесение любого ущерба оборудованию». 5 октября 1944 г. центральное агентство по электроснабжению, подчинявшееся моему министерству, отдало аналогичные распоряжения начальникам электростанций.

286

Докладная записка, 5 сентября 1944 г. Запасов никеля и марганца нам хватило на пять месяцев дольше, чем запасов хрома. Заменив тысячи миль медного кабеля в высоковольтных линиях электропередачи на алюминиевый, мы накопили семнадцатимесячный резерв меди, хотя прежде медь считалась самым дефицитным стратегическим металлом.

287

Это цитата из моей докладной записки от 6 декабря 1944 г. по поставкам азота, необходимого для производства взрывчатки. До авианалетов в Германии и на оккупированных территориях производилось 99 000 тонн в месяц. В декабре 1944 г. эта цифра упала до 20 500 тонн. В сентябре 1944 г. мы использовали 4100 тонн добавок на 32 300 тонн взрывчатых веществ; в октябре – 8600 тонн добавок на 35 900 тонн взрывчатки, а в ноябре – 9200 тонн добавок на 35 000 тонн взрывчатки.

288

Согласно данным технического бюро от 6 февраля 1945 г., поставки дневных и ночных истребителей до бомбардировок авиазаводов составили в январе 1944 г. 1017 штук. В феврале, в период бомбардировок, выпуск сократился до 990, в марте увеличился до 1240, в апреле составил 1475, в мае – 1755, в июне – 2034, в июле – 2305, в августе – 2273 и в сентябре – 2878. Такого увеличения удалось достичь в основном благодаря сокращению другой продукции, особенно многомоторных моделей. Согласно январскому сборнику 1945 года «Статистических данных немецкой военной промышленности», индекс выпуска всех типов самолетов возрос с 232 в январе 1944 г. лишь до 310 в сентябре, или на 34 процента. В этот период процент производства истребителей (по весу) увеличился от 47,7 до 75,5.

289

25 мая 1944 г. управление централизованного планирования выступило со следующим заявлением: «Количество самолетов, произведенных в мае, столь велико, что Генеральный штаб не сомневается: колоссальные потери заставят вражескую авиацию прекратить налеты на территорию рейха. Если атаковать вражеский бомбардировщик пятью истребителями, он, несомненно, будет сбит. В настоящий момент каждый сбитый бомбардировщик обходится нам в один потерянный истребитель».

290

Цитируется по записям в «Служебном дневнике» от 21 и 24 августа 1944 г. Несмотря на категорический приказ Гитлера сократить производство истребителей в два раза, их выпуск сохранился почти на прежнем уровне: 2305 в июле, 2352 в декабре.

291

Из моего отчета о поездке на фронт 10–14 сентября 1944 г. Несколько дней спустя, 31 августа 1944 г., я сказал своим коллегам: «Я не намереваюсь поддаваться общему психозу и придавать столь огромное значение новому оружию. Я не несу ответственности за пропагандистскую шумиху». 1 декабря 1944 г. после демонстрации нового оружия в Рехлине я заявил сотрудникам: «Вы сами видели, что у нас нет и, вероятно, никогда не будет секретного «чудо-оружия». Мы как специалисты всегда ясно говорили тем, кто хотел нас слышать, что технические чудеса, коих ожидают дилетанты, на самом деле невозможны… Во время поездок на фронт полковые и дивизионные командиры не раз выражали озабоченность тем, что их солдаты все больше и больше надеются на «чудо-оружие». Я считаю такие иллюзии опасными».

Через несколько недель, 13 января 1945 г., группа генералов и командиров корпусов задала мне вопрос: «Можем ли мы рассчитывать на применение нового оружия, о котором так много говорилось в последние месяцы?» Я ответил: «Лично я могу лишь сказать, что категорически возражал против распространения подобных слухов. В конце концов, не я затеял эту пропагандистскую кампанию… Я не раз повторял, что не следует ожидать появления секретного «чудо-оружия», и неоднократно говорил фюреру, что считаю всю эту пропаганду ошибочной, поскольку она вводит народ в заблуждение и подразумевает недооценку боеспособности немецкого солдата… У нас никогда не будет секретного оружия, которое могло бы одним ударом решить исход этой войны. В обозримом будущем ничего подобного не будет ни у кого».