Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

Запахло жареным мясом, почти вкусно запахло, конечно, если бы речь не шла о моей культе, которая осталась на месте руки. Но когда я понял, что все прошло более‑менее по плану, то сделал то, чего очень хотел – отключился.

Глава 3. Долгий путь домой

Следующие за ампутацией недели я бы назвал беспросветными. Рана достаточно быстро заживала, а когда нагрузка на организм, связанная с переломом, снизилась, то пошла на поправку и моя голова – в плане ожогов, само собой. А вот кукушечку мою подрывало – мама не горюй. Доходило вплоть до нездорового желания броситься на меч Орвиста или уйти в бездну и навсегда там и остаться.

На самом деле, я все больше и больше времени проводил в чертогах разума. Все просто: там у меня было две руки. Притворяясь, что сплю, я постоянно тренировался призывать и контролировать свой ментальный конструкт. Сейчас, лишенный посоха и поддержки богов, я осознал, что это не так и просто: сияющая палка нет‑нет, да норовила раствориться прямо в пространстве, пойти рябью во время колдовства или вообще отзывалась как‑то неохотно. Не знаю, с чем сравнить мои тренировки. Наверное, так переучивается человек, который что‑то вдолбил себе до автоматизма, а потом узнал, что он все время выполнял это действие неправильно. Причем неправильно не в смысле, что были какие‑то неточности, а неправильно фундаментально, в самом корне.

Ранее вызов конструкта был напрямую связан с посохом: я просто хотел наполнить оружие ментальной магией и, как чертик из табакерки, конструкт появлялся там, где я хотел. Теперь же физического якоря я был лишен, и все зависело исключительно от моей воли. Причем, как в плане вызова, так и в плане удержания магического инструмента. Это можно сравнить со знаменитым требованием «ни о чем не думайте», после которого в голову начинало лезть всякое.

Но я тренировался, много и упорно. Потому что если не сейчас, то никогда. От рыбаков деревни мы узнали, что в Галесе сейчас крупных судов не было – караваны предпочитали ходить до столицы Ламии по земле, через Королевский Тракт, который напрямую связывал центральный город королевства со столицей Паринии, расположившейся на северном побережье – Беласаргисом. Торговцы Республики тоже предпочитали пешие маршруты, так что судоходной река была, в основном, локально, да редкие корабли Бланда, Гонгорского Королевства или Клерии, нет‑нет, да заплывали в Галес. Такое событие мы точно не пропустим, так что можно было с чистой совестью ждать флотилию, вслед за которой мы и отправимся в речной город, который служил воротами торговли в этой части страны.

В Галесе подавляющее большинство морских кораблей перегружалось, а дальше грузы уже шли на тихоходных ламийских баржах вверх по течению. Торговцы же разворачивались и возвращались назад уже или порожняком, либо закупались в самом Галесе, куда стекалось множество товаров с верховий реки – из самой Ламии.

Подобное было нормальным, так как Париния и Ламия были, по сути, конфедерацией и не имели торговых и прочих заградительных пошлин. Поэтому пересечение товарами границы в один заход никак не влияло на ценообразование, а многочисленный речной флот справлялся с задачами транспортировки намного лучше, нежели крупные и неповоротливые морские суда, которые надо было еще вверх по реке как‑то поднять.

Мы решили ждать клерийскую или, хотя бы, бландскую флотилию – последних с равной вероятностью могли зафрахтовать как наши, так и гонгорцы или шаринцы. В любом случае, моряки Бланда охотно возьмут на борт клерийцев, потому что так или иначе, а зайти в порт Пите или Миллера им придется.

Конечно, мы могли отправиться в Галес прямо сейчас, но было несколько моментов, из‑за которых мы так не поступили.

Как только мы прибудем в достаточно крупный и активный по местным меркам город, Орвисту придется идти в ближайшую торговую гильдию и под свой жетон выписывать наличность – без денег мы там просто не проживем. А как только виконт засветит свои фамильные регалии, о том, что мы живы, очень быстро станет известно в Республике. Поэтому мы планировали, если повезет, просто выписать вексель одному из капитанов, который он сможет обналичить уже в Клерии, чтобы оставаться «мертвыми» настолько долго, насколько это вообще возможно.

Главной нашей проблемой сейчас была Сания. По эмоциональному фону девушки я чувствовал, какие качели она сейчас переживает: от чувства глубочайшей вины за то, что, скорее всего именно ее бросок сапога лишил меня руки, и до жгучей ненависти к проклятым северянам. Из логической цепочки девушки как‑то выпадали исполнители и заказчики покушения, которое почти удалось, к слову. Ведь исполнители были неизвестны, а деятельная и вспыльчивая натура южанки требовала найти виноватого здесь и сейчас. И за неимением других кандидатов этими виноватыми автоматически становились мы с Орвистом.

Но кое‑как побороть принцессу нам удалось, как и удалось убедить ее в том, что нам надо как можно дольше оставаться невидимыми для купцов Бренна. Поэтому сейчас мы сидели на попе ровно, в безымянной деревушке, питались рыбой и отвратительного качества серыми лепешками, да кое‑какими простенькими овощами, которые удавалось добыть местным. Во всем остальном занятий тут было ровно ноль, особенно для меня. Орвист, хотя бы, занимался освоением узких рыбацких лодочек, которые были больше похожи на байдарки с маленьким парусом, чем на полноценные лодки. Сания же шаталась по окрестностям или сидела в лачуге, предаваясь невеселым думам.

Я же старался лишний раз не шевелиться, то есть ел, пил и лежал пластом, пропадая в чертогах разума, что для посторонних выглядело, как глубокий и крепкий сон. Ну а что? Я руку потерял, могу отсыпаться столько, сколько захочу. Конечно же, виконт понимал, чем я занимаюсь – я посвятил его в свои трудности, но вот в глазах Сании я окончательно превратился в бесполезного слабака. Но на мнение арха‑ты мне было откровенно плевать.

Вот, я снова в чертогах. Тут у меня все еще две руки, хотя правая стала какой‑то более размытой. Видимо, разум приводит мое самосознание к реальному виду оболочки, чтобы не было рассинхрона. Неприятно, но если мне придется жить дальше одноруким, то так оно, наверное, даже будет правильнее.

Я пока тренировался. Призывал конструкт, удерживал его, строил барьеры, опускал барьеры, наводил иллюзии и так далее. Уже к концу первой недели такой режим дня стал давать свои результаты: базис Лу в меня вбила, а сейчас я банально вспоминал все то, о чем твердила мне в свое время моя богиня.

Где она сейчас? Я понимал, что Лу не могла прийти сюда – тут не было алтарей – но все же? Знает, какое горе меня постигло? Что я теперь не только ее истинный жрец, но, наверное, еще и часть паствы. Конечно, горе от потери конечности не сравнить с горем от смерти супруга, детей или других родственников, но и было у меня в этом мире не так и много. Только она, Орвист, да и я сам. И вот кусочек себя самого я потерял в неравном бою с собственной беспечностью и купцами Бренна.

Я надеялся, что Лу отзовется, когда я вернусь в Клерию. Там уже не будет никаких преград для того, чтобы явиться мне, и мы смогли бы наконец‑то просто поговорить. Или помолчать. Если честно, я провел столько времени в одиночестве, что даже и не знаю, что я буду говорить богине, с которой когда‑то чувствовал себя единым целым. Расскажу о своих путешествиях и приключениях? Упрекну, что не явилась проститься с верным стариком Илием? Спрошу, любила ли она вообще меня? Я не знаю, просто не знаю.

Кроме работы с конструктом и ментальной энергией я тренировал еще и жреческую магию. Подопытным выступал, в основном, Орвист, так что обычно и так не слишком эмоциональный, сейчас он ходил, будто под мощными антидепрессантами. Конечно, это шло немного вразрез с моими планами по поводу того, что виконт сам должен был справляться со своим горем после потери отца, но эта рана была настолько глубока и тяжела, что тут хоть год лей силу Лу в гиганта. Покоя ему это давало буквально на полчаса‑час, а потом душевная боль от утраты возвращалась. Я даже удивился, насколько сильно виконт, внешне всегда независимый и невозмутимый, был привязан к Бренарду.