Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения - Феодор Студит

Будьте ласковы и любите друг друга

Поживем еще немного, и вы наречетесь блаженными, побежим, побежим еще несколько, и мы скоро достигнем небесного града – да ведь какого только? Он блистает золотыми стенами и блеском бессмертия паче всякого жемчуга и драгоценных камней. Столпы его утверждены на твердыне веры, блестящие и сияющие паче солнца обители в нем испускают лучи вечной жизни. Какое слово в состоянии изобразить нерукотворенный и богозданный чертог девствовавших душ? Какова будет та вечнотекущая и живая вода упокоения, богосветлые недра Авраама, богонасажденный в нетлении и охраняемый Серафимами божественный рай и, наконец, самое Царство Небесное, которое называется и признается непостижимым?

Христианская надежда

Итак, представляя постоянно в своем уме силою своей мысли этот город, – хотя мы, находясь здесь, на земле, еще и далеки от него, – созерцая его и возбуждаясь его истинными красотами, бодро совершим труд путешествия, не прекратим течения и будем проходить путь так, как будто мы этого не чувствуем. Это вполне возможно, и всякий разумный человек поймет, как радость от дивных созерцаний отвлекает ум и горячее ожидание исполнения надежды уменьшает труд.

Роскошная трапеза для духовного наслаждения

Старайтесь, чтобы эти ничтожные и скудные мои наставления по возможности приносили вам пользу. Особенно же внимайте и усваивайте богоизглаголанные речения евангельские, апостольские, пророческие, а также боговдохновенных отцов. Пред вами – роскошная трапеза для духовного наслаждения. Насытимся же ею обильно, ибо это истинная услада и благая жизнь вовеки.

Необходимость единодушия

К какому кто, чада, делу приставлен, возмогайте в нем и с терпением работайте, ходите, ешьте, пейте; делаете ли какое-либо другое дело, делайте все братолюбиво, сочувствуя и помогая друг другу, дабы, благодаря вашему единодушию, во всем славилось имя Божие. Я знаю, что вы люди разумные, настроенные благо, искренни, тихи, верите мне, грешному, – давайте же все вместе, ввиду единой общей цели, совершим путь заповедей, дабы, достигнув вечной жизни, освободившись от всего здешнего и выходя как бы из темницы на свободу, мы воцарились с нетленным и единым премудрым Богом нашим (Иуд. 1:25). Ему слава во веки веков. Аминь.

Оглашение 20

О том, чтобы прежде чем наступит конец нашей жизни, творить заповеди Божии

Братия и отцы. Постоянно стремясь к пользе, я снова принимаюсь за обычные оглашения, несмотря на то что я и негоден, и мерзок пред Богом и людьми. Но что же мне сказать вам? Как мне вас учить? Как усовершить вас в Едином Духе и одном сердце, вас, кои являетесь истинными членами главы Христа, истинного Бога нашего? Ввиду этого я постоянно молю и прошу, да вселится благодать Его в вас, чтобы вам стать избранными сосудами, уготованными на всякое дело благое. Но увы мне, чадца (Ин. 13:33) мои, увы мне, что я, недостойный, осмелился взойти на эту высокую степень настоятельства над вами и не имею достаточно силы для той великой власти. Сердцеведец Бог видит, я не притворяюсь, а говорю правду: я вижу ваше братство, вижу всю вашу жизнь, постигаю входы и исходы помышлений и действий ваших, замечаю душевные болезни, всевозможные и разнообразные недостатки в духовной и телесной жизни каждого из вас в отдельности, вижу постоянное приращение стада, понимаю, как нужно было бы мне заботиться о нетвердых, как следовало бы протягивать руку падающим, и вообще, как должно было бы печься о каждом из вас, и вследствие этого теряюсь от своей беспомощности. У меня нет лекарства и никакого врачебного средства, я не приобрел повязок, не выучился составлять лекарственных питий, а больные нуждаются в этом, нужда требует этого, и я не могу и выразить даже, как я страдаю. Вследствие этого, когда я услышу или увижу, как какой-нибудь брат нерадит, ленится, ослушничает, празднословит, много спит, позволяет себе дикие дерзости, нахальство, бесчинный смех, безмерно бездельничает или делает что-либо другое дурное, я болею сердцем, горю телом, мою ничтожную душу охватывает скорбь, я весь терзаюсь и не могу этого перенести: я испускаю тогда стенания из глубины сердца, тяжкое рыдание, горькие слезы, проклинаю себя, ввергаюсь в пучину печали, восклицаю: «Горе мне!» Кроме всего этого, на меня нападают еще такие страшные бури страстей. И как мне передать то, что я переживаю? Как же после всего этого я, нечистый и недостойный дышать даже и воздухом, не оказываюсь действительно неразумным, когда пустословлю и говорю вам о своих делах и не сообщаю вам ничего хорошего, а только рассказываю вам о своих скорбях, которые выпадают мне на долю за мои грехи? Но я это делаю потому, что желаю, чтобы вы стали участниками моих страданий для сочувствия мне, для помощи и содействия. Ибо как мне, скверному извергу (1 Кор. 15:8) и глупцу, совершить такое дело? Но вы, особенно же те из вас, кто начальствует и распоряжается, кто ведает дела раньше меня, кто ищет каждому пользы, кто обегает мыслью и телом, чтобы кто-либо не сделал чего-либо нежелательного, или не сказал бы чего-либо, или не затаил в своем сердце скверного желания, – все вы воздвигните руки к Богу и протяните их мне для совместного руководительства. Ибо даже и в таком случае я едва смогу водить по пастбищам Божественных заповедей овец стада Христова, которые отличаются разнообразнейшими характерами и руководство коими очень трудно.

Увещание к терпению и спасению

Ввиду этого, братия мои, приидите все, пока еще ждет время нашей жизни, пока еще не разрушилось земное позорище, пока еще есть возможность делания, пока течения слез омывают грехи, пока падающий еще может встать и заблуждающийся обратиться, – приидите, припадем и восплачемся (Пс. 94:6) пред Владыкой нашим Богом. Ибо еще немного, торжество уже прекратится, явится Судия, будут принесены венцы, уготованы мучения, и, как сказал Сам Господь, одни из людей, сотворшии благая, отойдут в вечную жизнь, другие, сотворшии злая (Ин. 5:29), в бесконечную муку. Отрясите, чада мои честнейшие, от ног ваших прах уныния, препояшьте чресла свои мудростью и идите по пути Господню, не будьте мешкотными в работах, ни нерадивыми к богослужению. Прозвучала труба – ты с радостью ступай на беседу с Богом на дневном или ночном славословии. Позвал тебя старший брат – охотно иди, куда бы он ни захотел, неси бремя, чтобы тебя впоследствии понесли Ангелы. Жаждай, чтобы потом пить воду жизни вовеки, голодай, чтобы вкусить райской сладости. Если тебя будут порицать, перенеси, чтобы прославиться со Христом; если над тобой будут смеяться, стерпи, чтобы затем ликовать с Ангелами; если будут гнать, ликуй, чтобы вознести и сделать свое дело небесным. Да, да, прошу и молю вас, дорогие мои, пред Богом и людьми: какое бы бесчестие, какая бы насмешка или какое-либо наказание ни случилось с вами, терпите, иначе если вы отпадете от преданных вам заповедей, то явите себя преступниками данного Богом закона и Его святых повелений. Силою преблагого Бога нашего вы имеете все нужные для усовершения средства: вы прекрасно настроились, прекрасно объединились между собою в едином Духе и облагородились, сделавшись чадами Бога и меня, смиренного, постепенными шагами, путем долголетнего опыта, отлагая плотское мудрование и восходя к более совершенному состоянию, – если угодно, у вас все имеется и нет никакой задержки к восхождению. Так восходите же, чада мои, восходите на гору высокого и ангельского жития, к твердости добродетелей, на холмы и вершины небесных помыслов, помня, что восходить сладко и приятно и что прилеплятися Богови благо есть, полагати на Господа упование наше (Пс. 72:2В)…[1159]

Оглашение 21

Похвала почившему брату Зосиме[1160]

Живя во плоти, он, конечно, имел и некоторые недостатки, ибо никто, как говорит славный Иов, не чист от скверны, даже если он проживет всего только один день (Иов. 14:4–5). Ибо оставаться нетленным и безгрешным может только один Бог. Но все-таки мы знаем, насколько он был чист, и похвальное слово ему может служить украшением как для меня, так и для вас.

Итак, кто, во-первых, не восхвалит его совершенного отречения и отрешенности не только от родителей, родины, братьев, друзей, ближних и вообще всего мира, но даже и от его собственных стремлений и желаний? Наш муж был мертв ко всему этому. В своих делах он жил для Бога, был верен мне, ничтожному, и верен чрезвычайно. Его душа была моей душой, сердце – моим сердцем, разум – моим разумом и желание – моим желанием. Он, подобно некоторым из вас, доблестно перенес за заповеди Божии и изгнание, житье на чужбине, телесные невзгоды, скитания и всякие другие скорби. После этого он тотчас же возвратился сюда и сделался первым в нашем братстве, но последним по самомнению; он был весь прозрачен в своей откровенности, чист по своей бесстрастности, проникнут любовью, тих, кроток, скромен, но по временам, когда нужно было, он умел хорошо и говорить; он многих примирял, поддерживал мир, вводил порядок, объединял и делал хорошие наставления своим подчиненным. Он был первым в деле и последним в отдыхе. Он среди подчиненного мне неба являлся звездой, которая светит лучами дел своих. Кто был ревностнее его в подчинении моей власти? Кто больше его уважал сан игумена или кто больше его почитал предстоятеля? Кто не любил работать вместе с ним и постоянно вести с ним работу? Да и во всех прочих обстоятельствах он являлся ревностным, бодрым, с трезвым умом, с неусыпным оком – вообще можно сказать, что он, хотя и пребывал в теле, но по своему совершенному бесстрастию являлся как бы отрешенным от плоти и крови. Я поведаю о нем кое-что такое, что многим остается чуждым и неизвестным. Может ли кто-либо сказать, что он когда-либо замечен был в проявлении по отношению к своему подвизавшемуся вместе с ним брату по плоти какой-либо особой нежности? Нет, этого не может быть. Знайте, что он до самого конца своей жизни не допускал не только разговора с братом, но и никакой другой беседы с другом ли, или с отцом, или с кем-либо другим из своих родственников или ближних. Это главное отличие доблестного Зосимы, его высшее качество, которое одно объемлет все его добродетели. Что уже мне говорить о его поведении! У него никогда не было затаенного помысла. Он был муж, сильный делом и словом (Лк. 24:19), трудился больше многих и вместе с тем обнаруживал ничтожные потребности: он удовлетворялся не только обычной ежедневной порцией, но даже считал многим для себя и вкушение одного лишь хлеба.