Третья сила. Сорвать Блицкриг! - Федор Вихрев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Соджетом мы засиделись до утра — было о чем поговорить. Конечно, главным вопросом было сакраментальное «Что делать?». А потом уже — как, зачем и почему? Первым же действием (даже не обсуждаемым) было связаться с Центром и поставить в известность Старинова о нашей встрече. Думаю, что приказа «бросить и возвращаться» не будет. Потому, что я точно не брошу Соджета, а Соджет — свои танчики. Так что Старинов должен будет понять, что, попытавшись выдернуть нас, он может получить прямое неподчинение приказу — то есть я его грубо пошлю. Пусть думает лучше, как нас использовать в данной ситуации и данном месте. Кстати, у смоленских партизан еще танков не было? Теперь будут!
Саня
(на следующий день на исходной позиции под Смоленском)
— Товарищ подполковник, разрешите? Нам надо с вами наедине поговорить, — лейтенант госбезопасности из особого отдела корпуса, в составе которого мы сейчас оказались, в маскхалате поверх формы неотрывно таращился на меня.
— Подождите. Закончим с орудием, и я уделю вам время.
— Товарищ подполковник, я вынужден настаивать на своем требовании!
— Товарищ лейтенант государственной безопасности. Я выслушал ваше требование и вынужден отказать до окончания процесса чистки орудия Д-25Т тяжелого танка «Иосиф Сталин — первый» образца 1942 года производства Ленинградского ордена Ленина и ордена Октябрьской Революции Кировского завода, — говоря эту тираду, я наслаждался отразившейся на его лице работой мысли. — Короче, если хочешь поговорить быстрее, — хватайся за банник и «фигачь» наравне с остальными. Если нет, жди в сторонке.
Лейтенант ГБ исчез в кустах, а мы продолжили «пробивать» ствол, матеря заряжающего, переборщившего с ветошью на пыже в стволе. В ответ здоровенный рязанский увалень только виновато улыбался. Ну да, что ни делается, все к лучшему. Я получил возможность прокрутить в уме варианты разговора с особистом, да и ствол оказался очищен так, как его, наверное, не чистили даже после сдаточных стрельб. Хотя, должен вам сказать, проталкивать тугой кляп через почти шестиметровый канал ствола, который перед этим обильно смочили керосином, то еще удовольствие… С промывкой воздушного фильтра и проверкой пальцев траков экипаж уже вполне мог справиться и без меня, а заправщиков еще не было.
Стоило только мне отойти и направиться проверять положение дел в других экипажах, как рядом материализовался давешний гэбэшник и вновь начал свою песню. Пришлось выбрать спокойное место и выслушать его. Монолог продолжался около трех минут, и основной его мыслью было, что законность надо соблюдать. На что я продемонстрировал ему маленькую вырезку из «Красной Звезды» за январь, где говорилось о важности борьбы с бандитизмом на территории СССР. И пояснил, что территории, временно оккупированные немцами, не перестают быть советскими. Подпись Сталина под статьей и рекомендуемые меры вплоть до высшей с исполнением на месте произвели неизгладимое впечатление. Лейтенант исчез, а через час сам начальник Особого отдела корпуса позвонил и предложил забыть «недоразумение, возникшее из-за служебного рвения его подчиненного» и предложил прикомандировать того на исправление. На мой отказ он привел убийственный довод: «Так надо! У тебя еще нет Особого отдела? А теперь будет!» Пришлось согласиться.
Вечером к моему ИСу притопал новоявленный начальник Особого отдела и начал интересоваться моим мнением насчет проверки личного состава бригады. Особенно сильно он напирал на то, что вновь призванные или добровольцы могут быть немецкими шпионами. И подчеркивал, что на солдат из запасного полка под Вязьмой и танкистов из недоформированной бригады это распространяется гораздо меньше. Потом попытался прочитать мне лекцию.
— Товарищ лейтенант госбезопасности, — прервал его я, — вы мне только что рассказывали о месте коммунистов в бою и о необходимости их сотрудничества с органами государственной безопасности. А я вас очень хотел спросить о месте названных органов в бою… Короче, на чем бы вы хотели пойти на штурм города?
— Но я…
— Балласта у меня в бригаде нет и не будет. Ваши коллеги во время рейда ОМСБрОН на Выборг дрались наравне со всеми пехотинцами, а лейтенант Титов исполнял обязанности авианаводчика. Итак, ваш выбор? Могу предложить место заряжающего в любом танке на ваш выбор, место второго номера вот у этого пулеметчика, — я показал ему на Юлию из Сафонова, только что получившую от зампотылу комплект формы, — ну и место стрелка в десанте на броне. Командную должность не могу доверить — не уверен в ваших способностях в общевойсковом бою. А вот в промежутках между боями будете исполнять свои обязанности согласно штатному расписанию. Вопросы?
— Нет вопросов, — сник особист. — Разрешите вторым номером у пулеметчика?
— Разрешаю. Оружие у тебя есть?
— ППШ и ТТ.
— Нормально. А теперь иди, занимайся, чем положено. Вот со своего первого номера и начни.
Соджет
Наши с Никой препирательства на тему, что делать и как это сделать с наименьшими потерями, были прерваны криками «Воздух!», раздавшимися снаружи. Я сразу же выбежал и, посмотрев на небо, увидел девятку «лаптежников», идущих точно на наш лагерь.
«Это не случайность, нас явно кто-то сдал!» — мелькнула в голове суматошная мысль, в то время как ноги сами собой понесли меня в сторону стоящей без экипажей техники.
И я таки почти успел — мне оставалось пробежать всего несколько метров, как начали рваться бомбы. Я увидел, как на месте того танка, к которому я бежал, вспух огненный шар… Потом я почувствовал удар в грудь и возникло ощущение полета, удара о землю я почти и не ощутил. Последнее, что я увидел, была бегущая ко мне Аня — и наступила темнота.
Мякишев
Жутко хочется спать. Это усиливает ощущение нереальности происходящего, точнее, вызывает такое чувство, будто все это уже было. Вроде у психиатров специальный термин для этого есть. Однако пес с ними, с мозгокрутами. Своих проблем хватает, тех, что спать не давали.
После налета немецких пикировщиков и нашего срочного возвращения в лес мне пришлось развернуть бурную деятельность по своей должности в группе. А именно — контрразведкой. Не давала покоя мысль, что стоянку немцам «слили». Вот же приставучие словечки у Ники и ее ребят! Тем не менее вся моя беготня не дала никакого «улова», что парадоксальным, казалось бы, образом меня радовало.
Пропавшие два бойца из числа группы товарища Соджета нашлись поодаль в кустах с ранами от холодного оружия. Метрах в двухстах от разбомбленного лагеря на деревьях нашли большой кусок проволоки, видимо — оборванную в спешке радиоантенну. Поползав часов восемь вокруг стоянки в компании с Кузьмичом, он же Дед, и партизанской разведкой, я с достаточной достоверностью установил ход событий.
Немцы, снявшие часовых, вышли к стоянке товарища Медведя по следам его колонны. Или кто заметил колонну и стукнул новым властям, или бдительные фельдполицаи обратили внимание на следы танков там, где их быть не должно, — не знаю, да и не принципиально это. Факт в том, что выслеживали достаточно долго — отправленные мной партизаны прошли по следу мотоцикла километров десять, после чего вернулись. Итак, немцы на мотоцикле и каком-то четырехколесном транспорте остановились в километре от лагеря, звук моторов был заглушен деревьями. Затем прошли к нашим танкистам, обошли их по большому кругу, определив количество и расположение целей. Наткнулись на наших бойцов, сумели снять их без шума и вызвали авиацию.
Вот тут им несколько не повезло — единственная позиция, которая позволяла выйти на связь, наблюдать за танковой колонной и оставаться в укрытии, находилась чуть дальше двухсот метров от ближайшего танка. Потому, выведя головной «юнкере» на цель, корректировщики экстренно удрали, не дожидаясь падения бомб. Наземные силы немцев или долго собирались, или далеко ехали (а может, и задержались где), так что прибыли они на место где-то через полчаса после нашего ухода. Пригнали пять-шесть грузовиков, полугусеничный бронетранспортер и даже средний танк. Прошли по нашим следам до опушки, там развернулись в цепь, потоптались минут пятнадцать, постреляли по зарослям зачем-то и уехали, не сунувшись в лес.
Саня
Видимо, Смоленск за полтора месяца боев стал тем, чем на нашей хронородине был Сталинград. Третий день городских боев сводной бригады. Несмотря на тактику штурмовых групп и старания не подставлять легкие танки под ПТО, от бригады осталось чуть больше половины. Правда, радует, что большинство экипажей остались в живых. Но раненых тоже много и у нас, и в пехоте. Пару раз Юлька-пулеметчица со своим «малиновым» оруженосцем буквально спасали нам жизнь, срезая фрицев со связками гранат. Дважды немцам все же удалось порвать гусеницу на моем ИСе. Оба раза «пачками» и оба раза левую. Первый раз — прострелили, а второй — ствол раздавленной пушки попал между звездочкой и траками, и изношенные пальцы не выдержали. Может быть, это и спасло жизнь моему экипажу — прошедшая вперед Т-34 напоролась на мину. А затем получила на крышу огромную склянку с зажигательной смесью. Крики в рацию были недолгими — ребята просто сгорели в машине. Экипаж «пятидесятки» подошел к баррикаде и запросил помощи «больших». Его маленькой пушкой там много не навоюешь. Не успел я подойти, как вызов отменили, — ударом с тыла наши пехотинцы взяли преграду. Чуть позже выяснилось, что эта группа из тех, кто не отступил из города во время удара немцев, уже неделю они здесь воевали практически в полном окружении. В двух домах нам встречались уже «бутерброды» — на верхних этажах неотступившие наши, в середине — немцы, а нижний этаж опять занимаем мы. При попытке переправы по железнодорожному мосту утонул еще один ИС — немцы взорвали пролет. Еще один ИС налетел на батарею трех «ахт-ахт». Одно орудие поразил из пушки, второе раздавил, но получил в борт из третьего метров с тридцати. Правда, прикрываясь его корпусом, подошел Т-50 и перебил зенитчиков. Пушку захватили, и тут же для нее нашлась цель — к месту боя примчался ШТУГ. Так он и остался дымить в проезде между трехэтажками, видимо, даже не поняв, в чем дело. Запах разлагающихся трупов и горелого человеческого мяса, пороховая гарь, вонь солярки — все слилось в единый запах войны. В ушах непрекращающийся гул из шороха радиопомех, рева мотора, звона гильз внутри и лязга рикошетов снаружи — это звуки войны. А вид войны… Его нет — я вижу только через прицел орудия или в перископы при поиске новой цели. А еще война — это тяжелая работа: заправка баков при помощи ведер и воронки, переноска снарядов и зарядов из ящиков в кузове полуторки к люку танка. И нет разницы, подполковник ты или рядовой, — ты член экипажа, ты танкист.