«Мир Приключений» 1977 (№22) - Николай Коротеев

В предисловии Жан Жюль-Верн признается, какие его одолевали сомнения: «Имеем ли мы право поднимать крышку гроба и ворошить чужую жизнь?», «Трудно писать историю человека, о котором время оставило не так уж много подробностей. Труднее писать человеку, принадлежащему к той же семье».

Предприняв изыскательскую работу «наподобие шерлокхолмсовской», автор испытывал беспокойство и чувство вины, оправдывая себя тем, что со временем все тайное становится явным.

«Архивы очень нескромны, а любопытные изыскатели рано или поздно дадут им свою интерпретацию». Так не лучше ли взяться за это человеку, который ручается за точность всех документов и достоверность излагаемых фактов? Тем более, что он один из последних, кто лично знал писателя, чье творчество давало повод для всевозможных истолкований, иногда столь же блестящих, сколь и ошибочных. Ошибочных из-за недостатка документации…

НАЧАЛО НАЧАЛ

В самом деле, отсутствие документов, хранившихся за семью замками, порождало различные домыслы. Ни один исследователь не мог похвалиться, что видел подлинные рукописи и читал письма писателя, кроме тех немногих, что были опубликованы в книге Аллотт де ля Фюйи и в бюллетенях Жюльверновского общества.

Главное достоинство работы Жана Жюль-Верна — ее документальная оснащенность. Любой из бесчисленных фактов, впервые приводимых автором, подтверждается ссылкой на источник. А ведь это и есть начало начал любого биографического исследования!

Прежде всего мы узнаём — и это очень важно, — где и в чьем владении находятся ныне архивные документы. До сих пор, например, полагали, что Жан Жюль-Верн унаследовал от своего отца Мишеля Верна большую часть семейного архива, включающего рукописи и письма деда. В действительности же оказалось, что у внука хранятся автографы преимущественно ранних драматических произведений и неопубликованные путевые записки «Путешествие в Шотландию».

Что касается эпистолярного наследия, то оно — сотни писем Жюля Верна! — рассредоточено у потомков его сестер и брата, предоставивших свои семейные досье в распоряжение автора монографии, что и позволило ему обнародовать массу неизвестных сведений.

Наиболее содержательна переписка Жюля Верна с родителями и братом Полем, продолжавшаяся несколько десятилетий.

Биограф воспользовался также многочисленными документами, переданными одним из племянников писателя в городскую библиотеку Нанта. Именно в Нанте, на территории бывшего дачного поселка Шантеней, где находился когда-то летний дом адвоката Пьера Верна, ныне создан мемориальный музей писателя.

Основной же источник документации — колоссальный по объему архив издателя Этцеля, поступивший сравнительно недавно от его внучки Боннье де ля Шапель в Национальную библиотеку Франции. Не будь этого архива, книга Жана Жюль-Верна в таком виде, как она есть, вообще не могла бы появиться.

Дело в том, что Жюль Верн сообщал в письмах к издателю все подробности своей повседневной работы, обсуждая с ним каждый свой замысел, любое изменение первоначального плана, связь сюжетов с общественными событиями и т. д. Переписка с Этцелем велась регулярно с конца 1862 до начала 1886 года, а после его смерти — с Жюлем Этцелем — младшим, восприемником издательской фирмы отца.

В архиве обоих Этцелей находится огромное количество писем Жюля Верна, дающих возможность проследить шаг за шагом всю его гигантскую работу над воплощением замысла «Необыкновенных путешествий».

Тщательно изучив эту эпистолярную коллекцию, Жан Жюль-Верн впервые восстановил с ее помощью творческую историю всей серии романов. Но еще раньше к ценнейшему архиву Этцеля прикоснулась Симона Вьерн, литературовед из Гренобля, собиравшая материалы для диссертации. Она прочла более восьмисот неопубликованных писем романиста к издателю и сделала удивительное открытие.

Оказалось, что известный публицист и политический деятель, участник Парижской коммуны Паскаль Груссе (1845–1909), который с 80–х годов завоевал популярность как автор приключенческих романов для юношества, подписанных псевдонимом Андре Лори, написал в сотрудничестве с Жюлем Верном не только «Найденыша с погибшей «Цинтии» (здесь соавторство было официальным), но еще два романа — «Пятьсот миллионов бегумы» и «Южную звезду».

Первоначальные рукописи этих книг не удовлетворили Этцеля и с согласия Андре Лори были отданы на переработку Жюлю Верну. И хотя оба романа вышли под одним его именем, фактически Груссе-Лори был негласным соавтором.

Открытие Симоны Вьерн, внесшее уточнения в творческую биографию автора «Необыкновенных путешествий», позволяет теперь воздать должное и Паскалю Груссе — писателю, о котором в период расцвета его политической деятельности с уважением отзывались К. Маркс и Ф. Энгельс[15].

По этому поводу нужно заметить, что Жан Жюль-Верн, благоговея перед памятью деда, не вполне справедлив к его соавтору. Вопреки бесспорным выводам Симоны Вьерн, он явно недооценивает участия Груссе-Лори в работе над тремя романами, из которых «Пятьсот миллионов бегумы» — книга, направленная против реакционного пруссачества и оказавшаяся во многом пророческой, — украшает жюльверновскую серию.

Негласное сотрудничество в те годы было в порядке вещей. В работе Жюля Верна подобные случаи единичны и вовсе не умаляют его репутации.

Трудно было бы перечислить все новые факты, ставшие известными благодаря внуку писателя. В ходе дальнейшего изложения мы будем еще говорить о его находках, привлекая также любопытные сведения, почерпнутые из других источников и сочинений самого Жюля Верна.

ЮНОША ПРИЕХАЛ В ПАРИЖ…

Благодаря удобному местоположению у выхода в Бискайский залив, на берегу судоходной Луары, в 50 километрах от ее устья, торговый и промышленный Нант издавна славился своим портом, к которому в годы детства Жюля Верна был приписан морской флот в две с половиной тысячи судов.

Из слухового окошка родительского дома на острове Фейдо, образованном одним из рукавов Луары, мальчику открывалось чудесное зрелище: просторная гавань, загроможденная густым лесом мачт с привязанными к реям парусами, среди которых кое-где мелькали длинные трубы «пироскафов», извергавшие в небо черные клочья дыма. Впрочем, в те годы моряки относились с презрением к этим невзрачным «небокоптителям» и не верили, что они смогут состязаться с гордыми парусниками.

Жизнь Нанта была тесно связана со многими портами мира. Всезнающие мальчишки легко разбирались по парусному вооружению в типах кораблей, в колониальных товарах; хорошо знали, что привозится в бочках, ящиках, тюках, складывается под брезентом навалом вдоль длинной портовой набережной; по цвету кожи, одежде и говору матросов, слонявшихся по улицам города, безошибочно определяли в пестрой толпе национальность каждого моряка.