У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   То, что осталось от моей любви, сейчас лежало в цинке, заключенном в свинцовую коробку, залитую бетоном, со всех сторон закрытым гранитными плитами. И увидеть его лицо снова, перед тем как крышку цинка закроют, как раз и стало тем везением, которое нам двоим было отпущено. Остальным-то родным и близким не досталось и этого, в зоне отчуждения работали только лица, имеющие сааланский специалитет, а сотрудники Росатома консультировали их по скайпу, контролируя процесс через камеры наблюдения. И когда мы оттуда вышли и прошли сперва обработку, потом осмотр магов, а потом процедуры, положенные по протоколам Земли, я поняла: все закончилось. Совсем закончилось и снова никогда не начнется. А других причин жить и действовать у меня не было. По крайней мере, за две недели июня я их так и не нашла. О чем и сказала Хайшен. А она задумчиво так проговорила:

   - Это странно. Ты десять лет успешно сопротивлялась всем попыткам ограничить твою активность, и вот теперь, когда все наконец по-твоему...

   Я молчала. Мы сделали еще шагов пять. По брусчатке пустоватого широкого тротуара катался одинокий красный воздушный шар. Навстречу нам шла женщина. Вокруг нее на велосипеде наворачивал круги мальчик лет шести, может, восьми - я так и не научилась разбираться в детях. Шар покатился к стене дома, мальчик погнался за ним на велосипеде, наехал колесом. На мое удивление, шар уцелел и откатился. Детеныш сделал круг вокруг матери и повторил атаку колесом. Шар выскользнул и откатился снова. Мать покосилась на нас, потом на сына, что-то сказала ему, и он уехал вперед. Прохожий с сигаретой, шедший за ними, затянулся и стряхнул пепел. Искры полетели по ветру до обидного точно. Шар дернулся на асфальте, хлопнул и остался лежать бессмысленной красной тряпочкой.

   - Вот так, - криво усмехнулась я. - И сопротивляйся, не сопротивляйся...

   Хайшен болезненно морщилась: резкий свет и звуки ей были все еще неприятны.

   - Он был ничей, потому так и вышло, - сказала она мне, потирая висок.

   - Тебе присесть не надо? - спросила я.

   Знать, что ей сейчас плохо, и не мочь ничего с этим сделать - та еще радость, но она могла и отказаться от помощи. Имела такое право.

   - Ты не хочешь разговаривать об этом? - спросила она. - Мне показалось, что ты начала тему не затем, чтобы ее бросить.

   Голос у нее все еще был тяжелый. Несмотря на всю выдержку, ей стоило заметных усилий продолжать разговор.

   - Почему, хочу, но тебе же плохо.

   - Знаешь, чем я отличаюсь от... - она осторожно кивнула назад, на оставшуюся позади арку.

   Там еще лежал ничей лопнувший воздушный шар. Уже и не шар. Вообще ничего, мусор. Такой же, каким я себя чувствовала.

   - Ну... ты человек? - предположила я.

   Она осторожно, едва заметно кивнула.

   - Да, я человек, а не предмет. Поэтому он был ничей, а я - своя собственная. И даже Академии я принадлежу ровно настолько, насколько это оговорено обетами - и ни на волос больше. Но если ты чувствуешь себя предметом, тогда, конечно, лучше кому-нибудь принадлежать. Чтобы о тебе заботились, если ты не можешь это делать самостоятельно. Чтобы за тебя принимали решения. Чтобы твою жизнь чем-то наполняли. Но делать такой выбор для мага по меньшей мере странно.

   - Ты же сделала, - услышала я свой голос как будто со стороны.

   - Я сделала как раз обратное, - сказала она. - Именно за то я и получила свинец в голову, что не дала превратить себя в предмет. Наши монастыри живут иначе, чем ваши, и монашество у нас другое. Принимать за тебя все решения не будут ни настоятель, ни братья и сестры по обетам. Тебя также не станут ограничивать в еде и выборе рода занятий. Но если тебе нужно убежище и руководство на время, пока ты ищешь себя - мое обещание все еще в силе.

   - Это удачно, - сказала я. - Самое время принять твое предложение.

   - Диплом все же защити, - улыбнулась Хайшен. - Должно же хоть что-то закончиться хорошо в твоей истории.

   - Для кого хорошо? - уточнила я.

   - Например, для Университета, - вздохнула досточтимая. - И князь меньше расстроится.

   - С чего бы ему расстраиваться? - удивилась я. - Оппозиция его чаем поит, край спит и видит его как постоянное первое лицо, и то, что он внелетний маг - только еще один аргумент, чтобы его любить. Зарубежье вот-вот заткнется, а потом и дружить прибежит. Хорошую шерсть, знаешь ли, все любят, да и безглютеновые крупы - штука ценная. А я все равно, во-первых, персона с сомнительным прошлым, во-вторых, у меня сааланский специалитет.

   - Подумай об этом? - предложила досточтимая. - Потом еще раз обсудим.

   - Хорошо, - без особого энтузиазма отозвалась я. - После вручения диплома.

   Защита уже состоялась. Досрочно. Мы с ноября по февраль мотались между Питером и Исанисом, освещая процесс "империя против маркиза да Шайни". В марте вышла одновременно серия статей в прессе и цикл передач на единственном телеканале. Все они в записи уже лежали на сайте администрации империи в крае. Это и было дипломной работой группы из десяти человек, в которую входила и я, как наиболее осведомленная о специфике взаимоотношений имперской знати. Потом были госы, на которых над нами вдоволь поиздевались все кому не лень. А потом ребята оказались свободны, а у меня начался май со всем, что он принес. Вручение дипломов назначили на послезавтра, и вот Хайшен, постепенно приходящая в себя после лечения сперва в Исюрмере, потом в Военно-медицинской академии, решила меня спросить о планах на будущее. А у меня их не было. Вообще не было. Никаких. Я посмотрела на Хайшен, тихо надеясь, что она сменит тему. И угадала.

   - Ты видела, - спросила она, - как танцуют Полина и Исиан Асани?

   - А ты? - ответила я вопросом на вопрос.

   - Я не видела, - она улыбнулась и вздохнула, - но надеялась, что видела ты. Не понимаю, почему из-за этого так зол князь, а он отказался разговаривать не только со мной, даже Айдиша попросил сменить тему.

   - Так ты подожди, - предложила я. - Когда ему подопрет, он выскажется. С шансами, даже публично. Если сильно зол, долго ждать не придется.

   Долго ждать и правда не пришлось.

  30 Свидетели и судьбы

   Димитри и Исиан сцепились в удивительно удачном месте набережной Исаниса, на том ее участке, что лучше всего просматривается и из Старого дворца, и из резиденции магистра Академии. Зрителей оказалось более чем достаточно. Афье да Юаль с Мариной Лейшиной, нервно держа друг друга за руки, молча наблюдали происходящее из окна дворца. Рядом с ними, опершись на подоконник, стоял советник императора Аизо да Кехан и недоуменно вглядывался в пейзаж. Император следил за развитием событий в соседнее окно того же зала. С противоположного конца набережной с точно таким же недоуменным удивлением смотрел в окно магистр Академии Аль Ас Саалан, а рядом с ним стояли досточтимая Хайшен и досточтимый Айдиш.

   Это выглядело странно, как после единогласно сказали все зрители. А участники не сказали ничего - по одной на двоих причине. Обоим потом было стыдно: Димитри за свою вспышку, Исиану за публичную и невозможно пафосную сцену, которых он не терпел и старался избегать. Но драка при свидетелях с аристократом из ближнего круга императора была еще худшей перспективой и гарантированно хоронила планы Исиана не только на свободное общение с Полиной, а и вообще на пребывание по эту сторону звезд.

   Началось все если не мирно, то по крайней мере благопристойно. Димитри шел в Старый дворец от досточтимого Эрве. Он не особенно любил пешие прогулки, но магистр Академии огорошил его новостью, после которой князю хотелось привести мысли и нервы в порядок, а поскольку времени до встреч в Старом дворце еще было достаточно, Димитри решил пройтись и посмотреть с набережной на гавань. А заодно подумать над очередным нелогичным решением Алисы, заявившей после всего случившегося, что хочет принести обеты Академии. При встрече с этой новостью удержать лицо князю помогла только придворная закалка, но чтобы прийти в себя перед встречей с государем, ему нужно было время, и Димитри решил проветрить голову. А навстречу ему с улицы Исаниса старые боги вынесли Исиана Асани. К досаде князя, вместо того, чтобы ограничиться кивком, сайх пошел с Димитри рядом, да еще и завязал разговор. Князь смирился, ответил на пожелание доброго дня и согласился с тем, что гавань прекрасна, затем повернул голову к собеседнику, надеясь распрощаться, и услышал: