Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

Когда он вошел в таинственное подземелье, то заметил рисунок, который прежде ускользнул от его внимания, а теперь погрузил в глубокие размышления: на чистом сияющем небе орел вознесся прямо к солнцу, а внизу черный уж заполз в орлиное гнездо и пожирает яйца.

Задумчивый Хабиб вернулся к своему наставнику и рассказал об увиденном.

— Ты описываешь рисунок, а надо проникнуть в его смысл.

— Мне кажется, я понял его, — отвечал царевич. — Того, кто поднимается слишком высоко, может ослепить его благополучие и он потеряет из виду свои подлинные интересы.

— Узнаю моего бывшего ученика, — улыбнулся Иль-Хабуль. — Он никогда не пройдет в сокровищницу Сулеймана так, чтобы не извлечь какой-нибудь пользы. Как жаль, что славные истины познаются только по очереди, одна за другой, что их невозможно обозреть и усвоить все разом!

Два дня посвятили Хабиб и Дорат-иль-Говас своему другу, привратнику пророка, затем птица рух перенесла их сначала к Белому острову, а потом к Желтому. Благодаря старому джинну Иль-Бакарасу там уже стали заметны признаки процветания.

Наконец молодая чета прибыла ко двору Госпожи с Прекрасными Волосами и Дильшада, где всё дышало изобилием. Рядом с ними находились две морские девы, которые с огромным нетерпением ждали возвращения героя. В свое время они беззаветно помогали Хабибу, особенно Иль-Заида, которая до сих пор не знала, что такое скука, а теперь с удивлением сталкивалась с ней повсюду, как бы ни стремилась ее избежать.

Хабиб с женой провели несколько дней у своих родственников и, забрав с собой Иль-Заиду и ее сестру, отправились в Мединаз-иль-Баллор по дороге, которая уже не годилась для их дельфинов.

Царь с царицей прибыли на главный остров владений Дорат-иль-Говас, где всё говорило о благоденствии, и своим возвращением несказанно обрадовали его жителей. Муж и жена, по-прежнему страстно влюбленные друг в друга, к собственному удовольствию занялись поиском новых источников счастья для своих подданных.

Эль-Хабусатрус, любуясь своей семьей, с удовлетворением видел, как исполняется его великий замысел.

Каждый день приносил ему новое известие о брачном союзе одного из его джиннов с детьми Адама и о том, что джинны принимают законы, более выгодные для людей, хотя на первый взгляд это и наносит ущерб их могуществу.

Вскоре средняя из морских дев вышла замуж за родственника Дорат-иль-Говас, и начали поговаривать, что и третьей морской деве пора подыскать подходящую пару.

— Как же вы найдете мне мужа, — удивилась Иль-Заида, — ведь здесь нет рыцарей. Надо отвезти меня в Аравию.

— Милое дитя, — отвечала ей Дорат-иль-Говас, — мы с удовольствием захватили бы тебя с собой, когда поедем навещать наших добрых родителей, но ты родилась в море и привыкла к нему. Как же ты обойдешься без него в стране, полной пустынь и песка?

— Любовь способна на всё, — живо возразила Иль-Заида, — даже стихии отступают перед ее властью. Если бы рыцарь, твой очаровательный муж, не осмелился бросить им вызов, ты не обладала бы им сегодня. Мужества и благородства мне не занимать, и я готова на всё, чтобы завоевать сердце героя, подобного Хабибу{299}.

[СКАЗКИ ШАХРАЗАДЫ

Продолжение]

Индийский султан нахмурился, поняв, к своему неудовольствию, что сказка о Хабибе подошла к концу.

Пока Шахразада рассказывала, Динарзаде целиком обратилась в слух.

— Ах, сестра моя! — воскликнула она. — Мне всегда нравятся стихи, которые ты читаешь, но особую прелесть они приобретают в обрамлении таких замечательных историй… Призна́юсь, мне, хохотушке, не совсем понятно, почему Амирала, мать твоего рыцаря, так не любила тех, кто не прочь посмеяться. Ты дала мне почувствовать, сколь приятно порой всплакнуть, заставив, так сказать, вместе с этой героиней твоей истории уронить слезинку, и столь сладкой была эта слеза, что мне было жаль ее вытирать… И есть еще одно, чего я не поняла. Почему враг Саламиса, великан Зир, у которого была такая милая сестра, снес столь грубое оскорбление, что он, мол, никогда не знал своей матери.

— Если бы я разъяснила эти слова, — отвечала Шахразада, — то мой рассказ слишком затянулся бы, но в следующий раз я постараюсь припомнить все подробности.

— Нет, отдохни от нее, сестра, — молвила Динарзаде, — сейчас не это возбуждает мое любопытство. Я вспомнила другую сказку, которую ты, надеюсь, тоже не забыла.

— О чем ты? — спросила Шахразада.

— Помнишь, сестра, когда мы были маленькими, нас пугали чародеем по имени Мограбин. Всякий день нам говорили, что, если мы не будем слушаться, нас заберет злой волшебник Мограбин. Вот о нем-то я и хотела бы послушать. Раньше я его ужасно боялась, и пусть удовольствие, которое я получу от этой истории, вознаградит меня за детские страхи, к тому же теперь мне жуткие сны не грозят.

Прекрасная султанша, заметив, что желание ее сестры пришлось по нраву Шахрияру, тут же приступила к следующей сказке.

ЧАРОДЕЙ,

или РАССКАЗ О МОГРАБИНЕ[78]

Начало

Мограбин был самым отвратительным созданием на всем белом свете. Затанай[79], во власти которого он находился, открыл ему сокровищницу своих богатств, то есть жестоких проделок и коварных уловок, и сделал весьма могущественным во всем, что касается зла. Не было у Затаная более преданного слуги, чем Мограбин, и, пока этот чародей не сгинул, его имя вселяло ужас, а ныне внушает лишь отвращение[80].

Проклятый колдун рыскал по земле в поисках жертв для своего хозяина и пускал для этого в ход самые злодейские хитрости и самые изощренные козни.

Отыскав дружную и желательно богатую бездетную семью, Мограбин находил способ втереться в доверие, а потом предлагал свою помощь для исцеления от бесплодия.

А уж если речь шла о рождении наследника царского престола, то тут он удваивал свое рвение и изобретательность.

В Сирии правил в то время Хабед-иль-Калиб, чей двор располагался в Тадморе{300}. Рожденный язычником, этот царь был призван к свету мусульманской веры Бен-Хабас-Мортазер-Биллазом — восьмым халифом, который заставил его отречься от прежнего имени Санкир-Баллейн и впредь называться Хабедом-иль-Калибом.

Этот царь мог собрать под свои знамена триста тысяч всадников. Десять тысяч стражников постоянно охраняли его, столица его была украшена зданиями и памятниками всех видов, дворец отличался изысканной роскошью, и все виды деревьев,