Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

Когда они кончили, и Настя вышла, немного передохнуть, пересчитать выручку, – с ней все же расплатились деньгами и обещанием обязательно придти еще, потому что понравилась, – на входе столкнулась с взволнованным Микешиным, появившимся перед ней будто из ниоткуда.

– У вас все? – выдохнул он, и не дожидаясь ответа, продолжил: – Можешь не пересчитывать, до меня тоже кому-то дело нашлось.

Она подняла голову. Рядом с Кондратом стоял невысокий молодой человек, типично кавказской внешности, который, словно чувствуя необходимость в подтверждении слов отца дьяка, произнес:

– Мне срочно нужен священник, – как ни странно, совсем без акцента. Она кивнула, а вот следующая фраза ее не удивила вовсе. – Впрочем, и ты, если не занята, можешь пойти.

101.

У здания Администрации народ стал собираться с полудня. Милиция отнеслась серьезно к акции, подготовилась, немногочисленные протестанты к вящему своему изумлению увидели строй ОМОНа и два десятка грузовиков, перекрывших соседние улицы.  К часу площадь оказалась оцеплена полностью, протиснуться на нее можно было лишь через плотные порядки милиции, пара сотен собравшихся оказалась в плотном кольце из не менее чем тысячи бойцов. Многим показалось, что и лица ОМОНа знакомые, равно как и их методы. По крайней мере, шепоток по площади такой прошел. А после толпа начала скандировать: «Дзюба, что ты натворил!», протяжно так, нараспев.

Сам Лаврентий, услышав первые крики, немедленно подошел к окну.

– Разорались, – буркнул он в пустоту кабинета. – Дня не прошло, уже понеслось. Как дети малые. То одно им не так, другое не эдак. Что мне прикажете перед вами с Марковым меряться, кто из нас больший царь? Еще неизвестно, кого бы вы приняли, а кого выставили, – после недолгой паузы произнес он, хмурясь. Селектор пискнул, начальник гарнизона поинтересовался, может уже начать разгон. Дзюба, выругав того, повесил трубку. – Видимо, как бы страна не называлась, она всегда будет такой. Вот разгоню я вас к чертям собачьим, небось мне первому будете потом жопу лизать, ни о каком Маркове не вспомните.

Лаврентий отошел от окна и некоторое время бесцельно бродил по кабинету, не зная, чем заняться. Крики за окном раздражали, стеклопакет от них не спасал, шум кондиционера не заглушал – день выдался изумительно теплый и ясный, такой тихий, погожий, спрашивается, чего ради эта пара сотен лоботрясов рвет свое хайло перед зданием Администрации, будто и впрямь может не только докричаться, но и, докричавшись, изменить прошлое в свою пользу. Заставить самолет Маркова приземлиться, а Дзюбу встретить его в на дорожке и начать переговоры.

– Они российский флаг подняли, – доложил командующий, снова влезая в мысли Дзюбы.

– Да хоть армянский, мне что. Пусть горланят. Неужто вам так неймется кулаки почесать? – после этого командующий не отзывался более. Лаврентий сел за стол и взяв себя в руки, начал готовить распоряжение о введении чрезвычайного положения на территории столицы республики, а так же во всех крупных городах «в связи с угрозой безопасности и здоровью граждан». Это ему напомнило что-то очень знакомое, пальцы быстро набили набившую оскомину цитату, Дзюба просмотрел написанное, и тут же стер, а затем написал снова, изменив на «в связи с реальной опасностью появления в указанных городах больших групп живых мертвецов». Все равно отдавало душком прошедших времен. Вызвал секретаря – Надя наконец-то ушла со столь несолидной для первой леди работы, став главой по-прежнему несуществующей Администрации президента, этакий укол Устюжному, который, впрочем, все равно его не заметит..

Пристально взглянув на двадцатилетнего парня, Лаврентий приказал отрихтовать текст и вернуть на подпись. И снова подошел к окну.

Толпа уже накричалась и намахалась, и теперь, убирая мегафоны, сворачивая флаги, постепенно разбредалась, явно недовольная реакцией власти. Вернее, отсутствием таковой. Дзюба дождался ухода последнего, вызвал к себе командующего и сперва извинился за грубость, допущенную в телефонном разговоре, а затем снова разнес в пух и прах за «аракчеевщину». После чего остался наедине с собой, немного приходя в себя. Хотел позвонить Надежде, но та опередила его, неожиданно появившись сама в кабинете, настолько неожиданно, что Дзюба лишь обернувшись и завидев ее, вздрогнул всем телом. Она улыбнулась, подошла к нему, обняла. И отстранившись, немедля заявила:

– Я не понимаю, Ларя, что здесь происходит. Ты провел такую работу, столько всего сделал, ты собрал половину России, и вдруг. Что на тебя нашло, вообще, объясни мне пожалуйста? Нет, объясни серьезно, я ведь прекрасно все вижу.

– Да не сомневаюсь, – устало вздохнул Дзюба, посматривая на свою супругу. Всего несколько дней прошло, как они расписались в загсе, а она уже совершенно другой человек. Даже именует его иначе. С каким-то плохо скрываемым пренебрежением, что ли. Или нет, скорее, с фамильярностью человека, добившегося своего, и даже большего, и могущего уже спокойно похлопывать по плечу недавнего своего покровителя, зная и то, что большего от него не получит, и что обратно тот ничего не вернет. Дзюбе еще некстати вспомнился Устюжный, он скрипнул зубами с досады и отвернулся, глядя на Муравьева-Амурского. Предательство учителя преследовало его повсюду, вот и сейчас казалось, на него смотрит не основатель города, а верный слуга Кремля, создавший новый форпост в далекой дали от столицы, надежно прикрывший новые земли от неизбежных набегов, установивший порядки и приложивший массу усилий, чтоб здешний народ, вроде бы искавший в этих местах волю, позабыл о ней, оказался забран в войска, дабы защищать фронтир от «косоглазых», с которыми так стремился разобраться решительный и бескомпромиссный генерал-губернатор всея Сибири.

Устюжный по своей бескомпромиссности так походил на него, вернее, так пародировал его, что Лаврентий подпал под его влияние почти немедля. И столь убедительно учитель играл свою роль, что ученик не мог отличить слов правды от слов лжи в его устах. Пока тот позорно не сбежал в Кремль, предоставив отдуваться перед оставшимися Лаврентию одному. А одному получалось плохо. Весь пыл, все обаяние и влияние внезапно испарились. Недаром же за Устюжным последовали другие, он увел, как казалось Дзюбе, лучших, обескровив молодую республику. И теперь преданный учителем ученик тщился изыскать способ хоть как-то отомстить бежавшему наставнику. Надеялся уколоть его побольнее, прекрасно зная, что Глеб Львович ничего не узнает.

– Так и не будешь говорить, – констатировала как неизбежный факт супруга, подходя к нему. – Ларя, ну ты ж президент, веди себя прилично. А то как дитя малое, чесслово. – Это последнее словечко, и прежде царапавшее Лаврентия, ныне и вовсе заставило его отшатнуться. – Ну что тебе опять не по нраву?

– Надь, прекрати, в самом деле. Мне все не по нраву. Вот сегодня утром, я имел мазохистское удовольствие говорить с якутским князьком. Он дескать, после случившегося, решил передумать, и не хочет вступать со мной в союз, а хочет извернуться, и бить челом Маркову, чтоб у него опять получить ярлык на княжение. Моего слова ему показалось мало.

– Какого слова?

– Что ни один Марков здесь никогда больше не появится. Он заявил, что не хочет получать ковровую бомбардировку его резиденции, или спецназ, как в Элисте, а хочет нормально дожить до пенсии, вырастить внуков и…. старый дурак.

– А чего ж ты от него хотел? Он и так проработал, почитай, всю жизнь, на власть, только-только развернулся в Якутии и вдруг как снег на голову, вся эта катавасия. А затем еще ты на вороном коне и со своим царством-государством. У любого пенсионера и так от тебя мурашки по коже.

– Ты его начала поддерживать? – презрительно, насколько мог, поинтересовался Лаврентий. – Или снова «входишь в положение»? Так вот, Надя, не надо «входить в положение», он прекрасно обойдется без нас. Заявил, что документы его парламент, заметь, его парламент, ратифицировать не будет, когда же я намекнул на северный завоз….

– Боже, ты еще и мелкий шантажист.

– Когда я намекнул на северный завоз, – упрямо гнул свое Дзюба, – он заявил, что за всеми вопросами обращаться к его и.о., а он самолетом в Москву. Боюсь сегодня меня будут дергать еще и сообщениями из Комсомольска-на-Амуре и Николаевска-на-Амуре. Половина Хабаровского края просто как отрезана.

Наконец, Надя поняла, чего от нее действительно надо Лаврентию, приласкала и приголубила его. Снова зазвонил телефон. Дзюба положивший голову супруге на колени, дернулся, будто коснувшись оголенных проводов. Звонил мэр Хабаровска, отчитывался о несанкционированном митинге в котором, только по данным МВД, участвовало до пяти тысяч человек. Митинг удалось быстро разогнать, и почти без применения насилия, за что Лаврентий выразил мэру свою искреннюю благодарность.