Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

Адриан только пожал плечами. Хотя что верно, то верно: уж что-то, а изображать кого-то другого он научился. И ему даже не приходилось для этого слишком сильно притворяться…

Он едва отдышался, когда его позвал Вульф, а потом Длинный Рой потребовал ещё табаку. Узнав, что больше и вправду нет, рассердился и велел смотаться на берег и купить, и даже сам дал денег, чем несказанно удивил Адриана. Сбегая по трапу, он слышал, как напевает Орто, подтягивающий концы на мачте. У всех сегодня было славное, благодушное настроение, даже ор капитана слышался реже обычного: основная работа была окончена, через два дня ждали лорда Бьярда с осмотром, а там недалеко и до выхода к большой воде…

Единственное, о чём жалел Адриан, — это о том, что сейчас им было хорошо. И что ему, как он ни старался гнать от себя это чувство, тоже было хорошо с ними.

«А может, — мелькнуло у него, когда он бежал назад на корабль с плотным тряпичным узелком табака, болтавшимся на поясе с медной пряжкой, — может, не надо ничего делать?.. Пойти с ними в море, в Андразию. Или, может, ещё дальше. А там…»

А там чёрная оспа, и обещания, которые он давал, и, самое главное — люди, которых он любил и предал ради этого обещания. И поэтому не мог о них думать. Их больше не было для него. Только так он мог спасти их — их и всех остальных.

«По крайней мере я знаю, что всё делаю правильно», — подумал Адриан Эвентри, Тот, Кто в Ответе за всё, и сказал:

— Вот ваш табак, господин боцман.

— Молодец, пацан. Далеко пойдёшь, — ответил Длинный Рой и взъерошил ему волосы четырёхпалой рукой.

Лечь, лечь лицом к стене, свернуться калачиком и крепко зажмуриться, и вот так лежать, пока не придёт кто-нибудь, всё равно кто…

Когда солнце стало садиться и до конца рабочего дня осталась одна склянка, Адриан спросил Длинного Роя, нужен ли он ещё сегодня или уже может идти. Спрашивая, он старался покраснеть, и ему это, видимо, удалось, потому что боцман расхохотался и сказал, что ждущая его кобылка, видать, совсем горяча, раз ему неймётся потерпеть лишние полчасика.

— Я со вчера терпел, — пробормотал Адриан, усиленно пялясь в пол.

— Ох, да, со вчера! Целая вечность, кто б спорил. Эх, годы молодые, чтоб вас… Ладно, беги. Только к полуночи вернёшься, Курту пожрать снесёшь.

— Конечно, — с видимым облегчением выдохнул Адриан, и на сей раз ему не пришлось притворяться.

Он сбежал по трапу, громко топая каблуками — чтобы они видели, как он уходит с корабля. Глупо, низко, но это было нужно ему. Он не боялся мести или наказания. Просто не хотел, чтобы они знали, что это именно он их предал. Если бы они не успели ему понравиться, было бы всё равно, а так — нет, он не хотел.

Он действительно пошёл в весёлый квартал — к шлюхам из Удачливого, где ночевал с той самой ночи, когда его привёл к ним Доффи. Они охали и ахали по утонувшему мальчику так, будто он был всем им родным сыном, и охотно пустили Адриана в его чуланчик. Теперь, став частью команды «Светлоликой», он мог спать со своими товарищами в общей ночлежке, но решил остаться здесь. Каждую ночь ему чудилось, будто холодные мокрые пальцы берут его за руку, и каждую ночь он просыпался в поту. Он мог бы уйти оттуда, но не уходил. Так он наказывал себя, и от отбывания этой добровольной кары ему делалось чуточку легче.

Косолапая Мисси накормила его, и Адриан лёг спать, хотя было ещё совсем рано. Он действительно уснул — Адриан и Анастас Эвентри, находясь меньше чем в полумиле друг от друга, оба уснули перед самой кошмарной ночью в своей жизни, не подозревая о том, что человек, которого каждый из них так любил и перед которым был так виноват, сейчас совсем близко — только руку протянуть. В тот час, когда Анастас Эвентри досматривал последний в своей жизни сон, Адриан Эвентри уже вышел из борделя, ставшего ему приютом, и побежал к коку за порцией супа и пива для сторожа, оставшегося на корабле. Кок, как обычно, страшно бранился, хотя и не очень понятно, почему, а на прощанье в припадке раздражительности дал Адриану подзатыльник, так что тот едва не расплескал суп. Он часто колотил Адриана, потому что Адриан терпел. Этим он тоже себя наказывал.

На посту в ту ночь стоял Курт — так же, как в первый вечер, когда Адриан оказался на эфринской пристани. На сей раз сторож приветствовал его куда как радушнее, поблагодарил за ужин и сказал, чтобы Адриан скорей бежал домой спать, потому как бледен он что-то и, по всему видать, на ногах еле держится. Он тоже был хорошим, этот Курт. Все люди, кроме Эда Эфрина, были хорошими.

«Но это всё для вас», — думал он снова, прячась за грудой ящиков в стороне от мола и пристально глядя на тёмную фигуру, прохаживающуюся вдоль борта. Фигура сперва двигалась мерно и ровно — Курт никогда не сидел на посту, всегда стоял или ходил, отгоняя сон, — потом стала покачиваться. Наконец он сел. Адриан выждал для верности ещё минут пять, потом, озираясь, побежал к трапу и кошкой прокрался на корабль. Аптекарь, у которого он два дня назад купил снотворное зелье для своего хозяина, страдающего бессонницей, сказал, что для крепкого сна на всю ночь довольно десяти капель. Адриан вылил в суп Курта весь пузырёк. До отплытия «Светлоликой» в Андразию оставалось меньше недели. Он не мог рисковать.

Он не стал проверять, дышит ли Курт. Не мог: если бы не дышал, Адриан, наверное, закричал бы, а кричать он не имел права. Он только молился про себя, чтобы доза зелья не оказалась смертельной, а пока поступил так, как если бы знал наверняка, что Курт живой: осторожно, стараясь не слишком тарахтеть трапом, стащил тяжёлое тело на пристань. Вокруг никого не было, по крайней мере, Адриан никого не видел, и никто не окликнул его и не спросил, какого дьявола он волочет с корабля бесчувственное тело часового. Оттащив Курта от трапа, Адриан снова огляделся.

Потом поднялся на корабль, который теперь принадлежал ему одному.

Нанимая его, капитан Дордак заплатил вперёд и велел одеться получше, чтобы члена команды «Светлоликой Гилас» не принимали на улицах за нищего. Адриан потратил несколько часов, выискивая у старьёвщиков самую дешёвую одежду, какую только мог купить за эти деньги, не спуская их до гроша — капитан Дордак оказался довольно скуп. А ведь надо было ещё оставить денег на табак и ром для матросов и, самое главное, на масло. С маслом получилось проще всего: на местной маслобойне Адриан купил целый бочонок прогорклого жира за несколько медяков. Жир был из отходов, совсем никчёмный, его или выбрасывали, или продавали мыловарам из соседнего городка. Но мыловаров надо было ждать до следующего базарного дня, а Адриан готов был заплатить и забрать товар немедленно. Хозяин маслобойни охотно уступил ему и даже не взял платы за сам бочонок. Этот бочонок Адриан следующим же днём вкатил по трапу на «Светлоликую». Никто не спросил его, что это такое да по чьему приказу, — у каждого было работы невпроворот, а раз «корабельная обезьяна» что-то куда-то тащит, значит, так ей велели. Бочонок встал под палубой рядом с другими бочками и ящиками. Теперь, чёрной безлунной ночью, слыша вокруг лишь скрип мачт и шорох сложенного паруса на ветру, Адриан вытащил его наверх и откупорил.