Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну конечно же, что ее дяде крайне повезло быть названным в ее честь.
— Это правда, — рассмеялась Арива. — Если она будет в чем-то похожей на меня, то думаю, такая уверенность не удивила бы тебя.
Олио внезапно поцеловал ее в щеку.
— В тебе меня все удивляет, сестрица. — Он на короткий миг взял ее за руку. — Ты спустишься?
— Нет. Предпочитаю смотреть отсюда. Но тебе спуститься следует. Им нужно, чтобы с ними пообщался кто-то из Розетемов.
— Думаю, они предпочли бы тебя.
Арива покачала головой.
— Ты совершенно неправ, братик. Меня они предпочли бы видеть здесь, наверху. Таким образом, все на своих местах, и они знают, что с их миром все в порядке.
Оркид подождал, пока новый примас не закончил принимать от всех поздравления, а затем догнал его, когда тот возвращался к западному крылу снять с себя церемониальное облачение и переодеться.
— Равновесие сил снова меняется, — сказал Оркид.
Поул безо всякого выражения посмотрел на него.
— Это самое интересное приветствие, какое мне доводилось слышать за довольно долгое время.
— Теперь, когда отошел примас Нортем — да позаботится бог о его душе…
— Да позаботится бог о его душе, — повторил за ним Поуп.
— …То, чувствую, Королевский Совет станет с большим сочувствием прислушиваться не к королеве, а к Двадцати Домам и некоторым торговым кругам в городе.
— Только не с моей стороны, канцлер.
— Я всегда считал, что вы на стороне королевы. Именно потому я ранее и говорил с вами для установления особой связи между нами.
— За что я вам благодарен. К сожалению, последние события не позволили нам воспользоваться этим для общего блага.
— Обстоятельства могут измениться. Но вы по-прежнему заинтересованы в поддержании особых отношений с моей канцелярией?
— Безусловно, канцлер. Вы считаете, что это окажется важным в ближайшем будущем?
— Трудно сказать, ваша милость. — Оркид произнес этот титул с чем-то похожим на почтение, что не осталось незамеченным Поулом. — Состояние войны искажает обычную картину. В данное время все мы на одной стороне, но кто знает, что произойдет, когда война закончится?
— Наверняка ведь это зависит от того, победим мы или нет?
— О, победить-то мы победим, — заверил его Оркид. — Может, не завтра, и не на следующей неделе, но Хаксус неизбежно поплатится за свои прегрешения.
Поул остановился и посмотрел на Оркида.
— «Прегрешения», канцлер? Интересный выбор слова. Вы считаете, что греховность или безгрешность чего-либо определяется происхождением совершившего? К примеру, Салокан грешен, потому что он из Хаксуса и вторгается в Гренда-Лир?
— То, что нравственно в одной стране — если это истинно нравственно, — наверняка ведь должно быть нравственным и в другой стране? — возразил канцлер.
— Именно об этом я и говорю. — Поул снова двинулся к своему крылу дворца. — Мне бы не хотелось думать, что мы опустились до такого уровня, что считаем, будто грех — это когда кто-то делает нечто, нам не нравящееся, безотносительно к намерениям или методам.
— Вы оправдываете вторжение Салокана? — спросил Оркид, даже не пытаясь скрыть удивления в голосе.
— Ни в коем случае. Речь всего лишь о терминологии. Но давайте на миг забудем о «грехе». Вы считаете, что мы выиграем войну?
— Да, и более того, считаю, что как только это произойдет, мы увидим, как Королевский Совет расколется на две фракции — ту, которая поддерживает ее величество, и ту, которая поддерживает Двадцать Домов и определенные денежные круги, которые выгадают от ослабления монархии, особенно если Хаксус будет захвачен и появятся готовые для использования новые земли и новые возможности.
— Традиция моего дома — поддерживать монарха во всем, что он — или, в нашем случае, она — делает.
— Традиция, которую вы намерены продолжать.
— Несомненно.
— Рад это слышать, так как, видите ли, есть-таки способ обеспечить восстановление равновесия в Совете.
— И какой же?
— Со смертью Нортема его кресло в Совете наследуете вы.
— О, понимаю, — сообразил Поул. — А это означает, что мое место становится вакантным и будет занято новым исповедником королевы.
— Именно, — подтвердил Оркид. — А исповедника королевы выберете вы.
Поул остановился.
— Да, это верно. — Он странно посмотрел на Оркида. — Весьма удачно для нас.
Олио и Эдейтор вошли в приют через заднюю дверь. Священник поздоровался с ними и провел на кухню, кланяясь и расшаркиваясь всю дорогу.
— Вы в этом деле новичок, не так ли? — спросил Олио.
Священник болезненно улыбнулся.
— Ваше высочество орлиным оком видит мои недостатки.
— Вы меня неправильно поняли, отец. Я всего лишь хотел сказать, что при посещении приюта мы привыкли к несколько неофициальному обращению. Я предпочел бы, чтоб вы не называли меня моим титулом.
— Обращаться к вам, не титулуя, ваше высочество? — неуверенно переспросил священник.
Олио потрепал его по плечу.
— Вижу, это потребует некоторого навыка.
— Мне сегодня сообщили, что у вас есть умирающий ребенок, — с некоторым нетерпением вмешался Эдейтор. Ему не нравилось, что постоянного священника внезапно заменили новым прелатом. Им с Олио действительно надо встретиться с Поулом и кое в чем разобраться.
— Ребенок, прелат? — Священник, казалось, пребывал в замешательстве. — Нет. У меня мужчина лет шестидесяти с лишним. У него больное сердце…
— Мы зря теряем здесь время, ваше высочество, — резко бросил Эдейтор, а затем растолковал священнику: — Его высочество занимается только теми, кто умирает раньше срока, от болезни или несчастного случая.
Священник, казалось, ужаснулся.
— Но пациент очень хороший человек, у него много маленьких детей…
— И тем не менее, — перебил Эдейтор, — это не входило в первоначальное соглашение… — Он оставил эту фразу незаконченной. Эдейтор Фэнхоу и так уже слишком много сказал тому, кто не был причастен к первоначальной договоренности.
— Может, только на этот раз, Эдейтор? — попросил Олио. Ему было крайне неприятно позволить умирать отцу малышей.
— Ваше высочество, вы не можете исцелить все поражающие Кендру болезни, — несколько нетерпеливо указал Эдейтор. — Мы уже обсуждали это. Если вы и правда желаете помочь своему народу, то должны бережливо пускать в ход свои силы и только там, где это будет полезней всего. Нам надо идти, и идти сейчас же.
Священник пребывал в замешательстве и пришел в еще большее замешательство, когда принц и прелат ушли, не повидав его умирающего пациента. Когда они удалились, он поспешил вернуться на кухню и записал все, сказанное ими тремя. Он потратил на это некоторое время, пытаясь вспомнить все до последнего слова и нюанса. В этом отношении инструкции примаса Поула были совершенно недвусмысленны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});