К грядущему триумфу - Дэвид Вебер

и это отчаяние наполняло некоторых из них яростью. Но это было неизбежно. Кем бы они ни были, его люди не были дураками. Никто не сказал им ни о шпионских донесениях, ни о причинах, по которым харчонгцы графа Силкен-Хиллз были переброшены для прикрытия фронта к северу от Эйликсберга, но они знали, что их вот-вот полностью захлестнут огонь и смерть на том, что всегда было второстепенным театром действий еретиков.

Нет, не для «еретиков» — для чарисийцев. Ты знал это по крайней мере два года… И теперь люди тоже это поняли. Речь идет не о ереси, не о внезапном решении Чариса бросить вызов воле Божьей, и никогда им не было. Есть причина, по которой мальчики начинают называть это «войной Клинтана», причина, по которой сейчас даже инквизиция не может остановить гниение. И что это оставляет тебе, Фастир?

И если чарисийцы могли сделать это, устроить такую бойню на второстепенном театре военных действий, какие возможные шансы будут у харчонгцев, когда Чарис и республика начнут свою главную атаку? Люди могли бы сами ответить на этот вопрос, — мрачно подумал он, — и даже люди, полностью готовые умереть на службе Богу, могут разумно отвернуться от смерти, которая в конце концов ничего не даст.

Мы не все Клифтины, — тоскливо подумал он. Не все Ящеры-резаки, обладающие таким великолепным внутренним компасом. Мужчины смертны, у них есть жены, дети, люди, которых они любят. Люди, ради которых стоит жить. Как я могу продолжать подавать их в печь таким образом? Но если я этого не сделаю, то подведу не только королевство, но и Мать…

— Сэр Фастир?

Рихтир опустил руку и открыл глаза.

Эйкейрвира исчез. Он не слышал ни звука, и полковник не спросил его разрешения, прежде чем уйти. Но юного Гозейла тоже не было видно, и его лицо слегка напряглось, когда он понял, что полковник Мортинсин жестом велел им обоим выйти из комнаты, не сказав ни слова. У него могла быть только одна причина сделать это.

— Да, Аскар? — Рихтир сохранял спокойный, непринужденный тон, не подавая никаких признаков того, что он знает, что сейчас услышит.

— Простите меня за вопрос, сэр, но… что насчет остальной части письма графа Хэнта?

Голос Мортинсина был очень тихим. Мецлир снова быстро поднял глаза на вопрос, бросив предупреждающий взгляд на человека, возглавлявшего штаб Рихтира, но глаза полковника были спокойны, когда он снова посмотрел на интенданта.

— Мы должны ответить так или иначе, сэр, — продолжил полковник, обращаясь к Рихтиру, но не отрывая взгляда от Мецлира. — И если мы согласимся, даже временно, это даст нам время для реорганизации. Видит бог, нам это нужно!

— Это правда, — признал Рихтир. — Конечно, есть еще несколько вещей, которые нужно обдумать, прежде чем мы дадим ему ответ, не так ли?

— Да, сэр. Конечно.

Рихтир отодвинул стул, встал и начал расхаживать взад и вперед по узкой столовой, заложив руки за спину.

Это была самая опасная часть всего письма Хэнта, — подумал он. — Предложение о «временном прекращении огня». Чарисиец оправдывал это как возможность для обеих сторон забрать своих раненых и похоронить своих мертвых — возможно, даже для обмена ранеными пленными, хотя он должен был знать, на сколько меньше чарисийских пленных было у Рихтира. Но как бы он ни оправдывал это, его намерения были достаточно ясны.

— Знаю, что мы могли бы воспользоваться передышкой, Аскар, — сказал он наконец, останавливаясь рядом с Мецлиром, чтобы посмотреть на мерцающий восточный горизонт. — Бог свидетель, людям будет трудно выстоять, если Хэнт продолжит идти этим путем, и я бы хотел иметь время закончить линию вокруг Артинсиэна! Но ты не хуже меня знаешь, что у него на самом деле на уме.

Мортинсин только посмотрел на него, а Рихтир фыркнул.

— О, поверь мне, Аскар. Если бы я мог купить этим парням хотя бы двадцать шесть часов, чтобы никто из них не погиб, я бы продал за это свою бессмертную душу. Уверен, что отец Пейрейк не одобрил бы эту сделку, — он коротко улыбнулся интенданту, хотя улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, — но я бы отдал наличные в мгновение ока, и вы это знаете. Но что он действительно считает, так это то, что если мы когда-нибудь согласимся остановиться — сделать паузу — хотя бы один раз, две трети боя уйдет из наших людей. Это, — он указал жестом на сообщение, лежащее на его столе, — на самом деле не предложение пары дней, чтобы забрать наших раненых. Это первый выстрел, который, как он надеется, приведет к полной капитуляции.

Лицо Мортинсина скривилось, но он не стал возражать, и Рихтир снова отвернулся к окну.

Конечно, это было то, чего хотел Хэнт. Это было то, чего хотел бы любой стоящий, здравомыслящий генерал — особенно хотел бы генерал, который служил здравомыслящим хозяевам, таким как Кэйлеб и Шарлиэн Армак. Потому что, если бы Рихтир согласился на прекращение огня, каким бы кратким, каким бы ограниченным оно ни было, это заставило бы всю армию Сиридан отступить на пятки. Передышка еще больше затруднила бы мужчинам возвращение в печь, и кто мог бы их винить? Тот факт, что «еретики» предложили прекращение огня, предложили шанс сохранить их жизни вместо того, чтобы просто продолжать убивать их, когда все знали, что они могут, вполне может подтвердить мышление армии о «войне Клинтана». В конце концов, кто был истинным слугой коррупции? Человек, который пощадил, когда мог убить… или человек, который обрек на смерть миллионы других людей?

Это именно то, о чем он думает, Аскар, и