Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степан вдруг замер.
Джон, смотря на него снизу, мягко сказал. «Она уже повенчалась. Там, из своих, норвежцев, с кем-то. Ну, пойдем, а то холодно», — он поежился.
Дети сидели в кабинете на ковре и рассматривали глобус.
— Вот сюда, — сказал Ник, показывая на Западное полушарие. «Папа там дом построит, но вообще мы на корабле будем плавать, на новом, его сейчас в Плимуте заканчивают».
— А когда вы едете? — хмуро спросил Федор. «Скоро?».
— В феврале, — ответил Майкл. «Жалко, конечно, мне тут нравится».
— Я тут с одними девчонками останусь, — презрительно сказал Федор. «Тео хоть на лошади ездит, а эти, — он махнул рукой, — маленькие же еще совсем».
Лиза протянула к нему ручки и попросила: «Федя, можно?».
— Ну иди сюда, что с тобой делать? — вздохнул мальчик. «Давай порисуем».
Дверь чуть приоткрылась.
— Тео, — позвал Петя. Девочка вышла в коридор, и покраснев, уперев глаза в пол, сказала:
«Да, батюшка?».
— Дядя твой в Лондон едет, по делам, а мне поработать надо — последишь за мальчиками, если что? — попросил отец.
— Конечно, — так и не поднимая взгляда, ответила она, и, вдохнув запах сандала, услышала мягкий голос: «Спасибо, Тео».
После обеда близнецы и Федор отправились на конюшню.
— По двору только, — строго сказала им Тео. «Ворота даже не смейте открывать, я узнаю, и так вам задам, что мало не покажется».
— Подумаешь! — пробормотал ей вслед брат. «Нашла дураков!».
Тео поднялась наверх и постучалась в опочивальню к матери.
Та лежала на кровати, с пером и чернильницей, делая пометки в каких-то бумагах. Девочки вдруг зашевелились в колыбели.
— Дай мне их, пожалуйста, — не поднимая головы, попросила Марфа. «Ох уж эти Нижние Земли, один доносит одно, другое — другое, только на месте и разберешься».
— Матушка, — осторожно начала Феодосия, поднося ей детей.
Маша почмокала нежными губами и чуть захныкала. Марфа приложила девочку к левой груди и, улыбнувшись, погладила белокурую голову. Полли, уже спокойно лежавшая справа, вдруг заворочалась — как будто почувствовала рядом сестру.
— Тихо, — нежно сказала женщина и поцеловала темные волосы. «Ешь, а не буянь».
— Что, Тео? — подняла она глаза.
Дочь помялась. «А дядя Стивен теперь вдовец?»
— Ну ты же сама знаешь, — вздохнула Марфа. «Зачем спрашиваешь?»
— Значит, я могу за него выйти замуж? — Тео закрыла глаза и сжала руки в кулаки, чувствуя, как горит у нее лицо.
— Не можешь, — сухо сказала мать. «Ты, слава Богу, не в Турции тут, и не в Индии какой, а в христианской стране. Не говоря уже о том, что за дядю замуж не выходят».
— Он мне не настоящий дядя, — упрямо сказала девочка. «И не сейчас, а когда мне будет четырнадцать. Ну или тринадцать», — добавила она.
— Не пори чушь, — Марфа откинулась на подушки и устало подумала, что вот так и летит время — высокая, смуглая Тео совсем не казалась ребенком.
— Дядя Стивен сейчас уезжает в Новый Свет, вместе с близнецами, а мы остаемся здесь. Ты, конечно, выйдешь замуж — но попозже, а не в тринадцать лет».
— Я тебя ненавижу! — Тео вдруг разрыдалась, и, вылетев из комнаты, натолкнулась на отчима.
Тот попытался ее поймать, но девочка вырвалась и бросилась по лестнице наверх, в детские.
— Что случилось? — спросил Петр, садясь на постель, и целуя жену.
— За Степана замуж собралась, — усмехнулась Марфа. «Говорит, что она готова, ждать — года три, али четыре, но не боле».
Петя ласково погладил сонных младенцев по головам. «Еще этим потом женихов находить.
Вот так — не было, не было у меня детей, а теперь сразу пятеро, и дай Бог, еще появятся».
— Петька, — вдруг сказала Марфа, очень тихо: «Думаешь, обойдется все?»
Синие глаза мужа посмотрели на нее с любовью: «Посмотрим, Марфа. Но, кажется мне, то, что у нас с тобой случилось — дак такое один раз в жизни бывает. Давай, они вон, смотри, спят уже, ты тоже отдохни. Дай я бумаги сложу, а то у тебя не постель, — он усмехнулся, — а кабинет».
Воронцов положил девочек в колыбель, и увидел, как они прижимаются друг к другу. Он обернулся и увидел, что жена уже дремлет. Ее бронзовые косы разметались по белым кружевам постели, домашнее платье так и осталось расстегнутым.
Петя лег рядом с ней, пристроив ее голову к себе на плечо и вдруг понял, как сам вымотался за последние несколько месяцев, — каждый день, рискуя жизнью, каждый день проходя ровно по острию клинка, — где один неверный шаг, и ждет тебя даже не плаха, а просто — пуля из мушкета в предутренней темноте и безымянная могила где-то у обочины грязной деревенской дороги.
Он обнял Марфу, вдыхая ее запах — молоко и цветы, и, слыша ровное сопение дочерей, и сам заснул.
В своей комнате Тео бросилась на кровать и опять расплакалась — она уже почти решила постучаться в дверь его кабинета, и все сказать. Но его не было дома, он был в Лондоне, а ждать она не могла. Девочка решительно вытерла лицо и потянула к себе перо.
— Опять мы с тобой тут ночуем, как в тот раз, — Степан устало разлил по бокалам вино. «Знал ли я тогда…»
— Ты мне, когда написал про Машу, я ведь уже в Париже был, по дороге сюда, — Петя выпил.
«Ну что я тебе могу сказать, брат — помнишь, ты мне еще во время оно сказал, у этого же камина: «Коли любишь женщину, дак и дети ее — твои дети».
— Что он за человек был? — вдруг спросил Степан.
— Он был мой друг, — тихо ответил Петя. «Очень хороший, и очень одинокий. Умный. Смелый.
Честный. Ну что ты себе сердце- то рвешь, Степа? Ни его нет более, ни ее — а Полли нам поднимать, иначе, что ж мы за люди-то?».
— Да это понятно, — брат выпил еще и, встав, закрыл ставню. «Ветер, какой на дворе», — сказал он тихо, прислушиваясь. «Восточный. Не завидую я тем, кто в море сейчас». Степан повернулся, и Петя увидел, как изменилось его лицо.
— Понимаешь, — сказал Ворон, — я все время думаю — а если бы это был мой ребенок, что бы она выбрала?
— То же самое, — жестко сказал Петя, — и душу не мучай свою, Степа. Женщины — они другие.
Думаешь, Марфа бы согласилась выжить ценой того, что ее дитя умрет? Да никогда в жизни.
Хоть от меня дитя бы это было, хоть от кого другого. И не думай об этом даже.
Братья помолчали.
— Так ты весной на континент? — спросил Степан.
— Да, в апреле где-то. Сначала в Мадрид, — проследить, чтобы там не передумали насчет дона Хуана, потом — в Рим, а потом уже в Нижние Земли, — Петя сладко потянулся. «Ты мне долю за усадьбу не смей отдавать, кстати, не возьму».
— Петька, — запротестовал брат.
— Я, Степа, — легко улыбнулся Воронцов-младший, — с семьи денег не беру. Более того, я Марфе сказал, чтобы она вклад, который у Кардозо, ко мне в контору перевела. Дед ее разрешил — доверяет он мне. Хорошо, когда все под одной рукой, да и на управление деньги не расходуются.
— Хотел бы я Никиту Григорьевича повидать, — вдруг сказал Степан. «Не чаял я, что жив он останется».
— Да этих новгородцев ничто не сломит, на Марфу вон посмотри, — улыбнулся Петя. «А вы с Джоном, о чем договорились?».
— Процент мой тебе отдавать будут, по доверенности. Да, кстати, — Степан поднялся и отпер железный шкап, — я же Никите Григорьевичу денег должен был, вот, сейчас, и верну, раз все вклады, теперь, у тебя. Только сколько это получается? — он нахмурился.
— Он тебе в ефимках деньги давал? — спросил Петя. «И без процента же, наверное?
Сколько?».
— Две сотни, — ответил Степан.
— Двадцать пять лет назад, — Петя пошевелил губами. «Три сотни шиллингов, деньги сейчас не те, что были, опять же, ефимки из серебра более высокой пробы чеканились, не из монетного, на это еще поправку надо делать».
— И как тебе это удается, даже пера с бумагой не взял! — восхитился старший брат.
— Так герр Мартин покойный, благослови Господь душу его, — ответил Петя, — знаешь, как лихо в уме вычислял, куда там мне! Он в конце жизни уже и не видел почти ничего, а считал все еще отменно. Кстати, я с мальчиками занимался — с математикой хорошо у них, у обоих.
— Ну, в нашем деле математика тоже полезна, — Степан закрыл дверь шкапа. «Курс-то надо прокладывать».
— Степа, — брат поднял на него синие глаза, — а ежели кто из них не захочет капитаном быть?
— Это как это не захочет? — удивился брат. «А что же еще им делать?».
— Ну, разным можно заниматься, торговать можно… — осторожно начал Петя.
— Да будут у тебя сыновья, — успокоил его Степан, — вы с Марфой молодые еще, ей и тридцати не исполнилось. Не хочу я мальчишек разлучать, ты же знаешь, как они друг к другу привязаны, да и матери у них нет более.
Степан вдруг прервался и усмехнулся: «Черт, совсем старый стал, мне еще на южный берег заглянуть надо, там с долгами расплатиться перед тем, как в Плимут ехать».