Слабак - Джонатан Уэллс

Где миниатюрный флаг Швеции, а ещё книги и пластинки, подобные тем, что Гунилла хранила в своей комнате? Я осмотрел пустые столики и полки. Во двор выходило окно, почти не пропускавшее свет, как будто мы находились под землёй. И как она только могла жить в подобном месте?

«А может, эта квартира вовсе не её?» – подумал я. Но тогда чья же?

Когда Ингрид вернулась и шок от цвета её волос немного прошёл, я смог посмотреть на неё осторожнее, чтобы не было заметно, как я пялюсь. На ней были жёлтый топ и брюки, обнажавшие загорелый живот. На тёмные волосы она повязала жёлтый платок. Вообще она выглядела как подруга Аннет Фуничелло или Мэри Энн, добропорядочной студентки, потерпевшей кораблекрушение на острове Гиллигана.

На миг захотелось задать Ингрид миллион вопросов, но я остановил себя. Мной вдруг овладело душевное спокойствие.

– Какой твой любимый вид спорта? – спросила дама.

– Лыжи, – вяло пробубнил я после паузы (сломав голову, пытаясь придумать какой-нибудь другой вид спорта). Не мог объяснить, почему мне нравится кататься на лыжах, а только вспомнил, что мы всегда на них катаемся. Больше просто ничего не пришло на ум. В голове была пустота.

Я не был готов к разговору. Потому что не ожидал, что она сядет ко мне так близко. И что повяжет жёлтый платок. Не представлял, как будет пахнуть её кожа.

Ингрид взяла мою ладонь и начала водить своим тёмно-красным ногтем вверх и вниз по моим пальцам. Затем придвинулась ближе и поцеловала в щёку. Я вздрогнул, не зная, испугался я или обрадовался. Или и то и другое.

– Такой красивый мальчик, – похвалила Ингрид. – И сколько же тебе лет?

– Четырнадцать, – ответил я. Кажется, она удивилась.

– Ты такой взрослый для своего возраста, – шепнула она на ухо. И помогла мне выпутаться из пиджака, расстегнула рубашку и уставилась на мою грудь. Затем подняла ткань, чтобы увидеть торчавшие рёбра и впадину живота. Я сильно засмущался, когда её пальцы прошлись по моему животу, эпицентру худобы.

Она снова подняла глаза и улыбнулась, как будто я каким-то неизвестным образом доставил ей удовольствие. Неспешно положила свою ладонь мне на грудь, провела по плечу, а затем взяла меня за руку.

Она резко встала и провела меня в соседнюю комнату – к матрасу, покоившемуся на полу. Стоя на коленях, расшнуровала мне ботинки и аккуратно поставила их у стены. Аккуратно вложила носки внутрь, расстегнула мне ремень и спустила брюки. Я откинул голову на подушку и попытался сосредоточиться на дырчатом узоре на потолке. Краем глаза увидел, что она буднично – как будто мы знали друг друга всю жизнь! – снимает с себя всё, кроме жёлтого платка. Её одежда лежала на полу, сложенная небольшой кучкой. И тут я почувствовал тепло, исходящее от Ингрид, и очаровался тем, насколько эта женщина реальна – её запах и движения, блеск тёмных волос. Она не плод моего воображения.

Она легла на бок рядом со мной, взяла член в руку и поводила ею вперёд-назад. Когда наступила эрекция, опустила голову на мой живот и взяла в рот. Ощущения были острыми и одновременно чужими. Пришлось уставиться на жёлтый платок, пока её голова рисовала восьмерку: вверх и вниз, по кругу. Я мог видеть кончики пальцев своих ног над её волосами. Тут она внезапно остановилась и снова улыбнулась, будто сделала для меня что-то такое удивительное, за что нужно быть благодарным. Я улыбнулся в ответ, не находя слов – ожидая, что же будет дальше.

И старался не смотреть в её глаза.

Ингрид крепко обхватила меня и ввела внутрь себя. Я быстро входил и выходил, пока её ладони на моих бёдрах пытались чуть замедлить темп. Находясь между коленей, сжимавших меня, я вдруг показался себе широким и тяжёлым. Через минуту произошла эякуляция, и мне пришлось остановить движения.

Она сохраняла молчание, а я инертно лежал сверху. И чувствовал, что должен что-то ей сказать, но слова застревали в горле, как будто мой мозг и язык перестали сообщаться. Варианты возможных фраз у меня возникали: мне понравилось чувствовать себя внутри неё, чувствовать её кожу на моей. Но мне показалось слишком глупым упоминать это, ведь всё и так очевидно.

Хотелось сказать, что она красотка, но, конечно, она и сама знала об этом, иначе выбрала бы другую профессию. Направляемый её заботливыми руками, я скатился с неё и лёг рядом.

Стало интересно, о чём таком думала Ингрид, но не говорила. Какие у неё были секреты? Есть ли у неё ребёнок? Или муж в Швеции? А может, в какой-нибудь другой стране? И сколько других мальчиков, таких, как я, она знала раньше. Хотелось всё это спросить, но я почувствовал, что подобные вопросы под запретом, как бы сильно ни хотелось получить ответ.

Наши руки соприкоснулись, но тепло было слабым. Она взглянула на меня и улыбнулась. Похоже, она не считала, что нужны какие-то слова в такой момент. Хотелось запустить пальцы в её волосы, чтобы узнать, какие на ощупь чёрные волосы, но я не знал, есть ли у меня теперь право прикасаться к ней, раз уж мы формально закончили.

Я отыскал свою одежду и медленно надел её, чувствуя, что глаза Ингрид смотрели на мою спину с кровати. Тут она спросила, навещу ли я её ещё раз.

– Конечно! – ответил я невольно.

А когда я закончил одеваться, Ингрид встала с кровати – голая – обняла за талию и притянула к себе. Когда она поцеловала меня в щёку, я почувствовал смесь запахов детской присыпки и духов на её коже. И едва вспомнил об оставленном в шкафу плаще.

– Пожалуйста, приходи ко мне снова, – прошептала она мне на ухо чуть более настойчиво. Я услышал, как за мной закрылась дверь, и побрёл вниз по лестнице, опираясь плечом о стену, а рукой – о тёмные перила.

Потом посмотрел на часы: сеанс занял меньше часа. Я вышел из её дома и пошёл обратно в центр города. Мне хотелось почувствовать тротуар под ногами. Стало так одиноко на фоне угасающего солнца, как будто произошло что-то грандиозное, но в то же время – плоское и пустое. По идее, я предполагал, что буду внутренне торжествовать, но вместо этого почему-то казалось, что моё тело обобрали.

По дороге домой папа был особенно молчаливым. Он перебрал свои документы, затем закрыл глаза и начал слушать классическую музыку, звучавшую на “WQXR”, радиостанции “The New York Times” (о чём замогильный голос объявлял каждые полчаса).

Я догадывался, что внешняя